Куница. Том 1 - Вадим Александрович Оришин

вдох. Наношу финальный удар, кулаком в нос. Чтобы мог ходить красивый, хвастаться боевыми травмами.

Оглядываю поле битвы. Не могу сказать, что противники прям повержены и уничтожены, но желания подняться никто не выказывает. Хорошо, оставайтесь на местах. Трогаю губу, разбита, кровь течёт, но не сильно, вита работает. Иду в туалет, смывать то, что уже натекло.

Глава 11

Москва. Московский Государственный Лицей Имени Его Императорского Величества Николая

Сентябрь 1982 года

— Проходи, Дмитрий, присаживайся, — обманчиво дружелюбным тоном обратилась ко мне директор.

Персонал не имел права «не заметить» разбитой губы, поэтому о том, что я где-то получил по морде, госпожа Сидерис узнала раньше, чем я дошёл до класса. И, естественно, сразу был вызван на ковёр.

Откровенно говоря, я не сомневался, что здесь окажусь. Пусть драки и случались изредка, но администрация старалась адекватно на них реагировать. Если удавалось замять — скрывала, если не удавалось — упорно искала участников, и, чаще всего, находила. А затем наказывала. Для выяснения отношений силовым путём существовали дуэли. Хотите бить друг другу лица в кровь — пожалуйста. Хотите померяться, чья магия длиннее и толще — нет проблем. Но на арене! Под присмотром судьи и медика.

Дана смотрела на меня и явно прикидывала, как именно достать из меня имена участников.

Вот только я ничего скрывать и не собирался. Порочная практика умолчания, появившаяся, как я узнал позже, ещё в начале семидесятых, была насквозь гнилой и лицемерной. Не говори, кто тебя побил, поэтому это фу, быть крысой, сдавать ровных пацанов. В учебном центре, когда я уже прошёл первые ритуалы и тянул на нормального бойца, но не имел нужной подготовки, один умный офицер узнал, что я умолчал о драке, которую видел. Он пригласил меня на разговор и много интересного рассказал.

Покрывательство, блатные понятия, как называл это капитан Смирнов, пробивали себе путь долго, но неотвратимо. Нечестные люди были всегда, но обычно им давали укорот. Однако рыба гниёт с головы, и гниение Романовых, их попустительство, умалчивание связанных с императорской фамилией некрасивых фактов... Когда очередному взяточнику, коррупционеру, или откровенному вору в лицо предъявляли за его действия, он без зазрения совести указывал в Великую Семью, как бы говоря: «они тоже это делают, так что вы от меня ждёте?».

Покрывательство, когда рука моет руку, постепенно поражало общество. Проникло оно и в среду молодых дворян. Но это порочная практика. Что толку избитому и униженному молчать? Если бы общество было здоровым, а он публично назвал своих обидчиков, то получил бы защиту, а обидчики — заслуженное наказание. Однако общество гнило. Если униженный расскажет — его будут бить ещё больше. Но если смолчит — его точно так же будут продолжать унижать. Выхода нет. Блатные законы служат уродам, пользующимся своей силой. Помогают им оставаться безнаказанными, и делают всех, кто молчит, участниками преступления. В здоровом коллективе не покрывают вора, а с пинком вышвыривают его за дверь.

А ведь есть ещё Слепой Суд. Название пафосное, но на деле это всего лишь сборище лицеистов, самых уважаемых и котируемых. Я о нём знаю только из разговоров, сам, естественно, там никогда не бывал. Уверен, они попытаются меня осудить. Пусть пытаются. Если сделаю всё правильно — они сыграют мне на руку.

— Чем могу быть полезен? — спросил я, вольготно устроившись в кресле.

На лице женщины на секунду отразилось удивление, смешанное со скепсисом. Наглею — да, отчасти. На самом деле просто не изображаю обоссавщегося от одного только упоминания вызова к директору мальчишку. Неуважения не проявил, в кресло директор меня сама пригласила, и устроился я хоть и вольготно, но в рамках приличия же, ногу на ногу не закидываю.

— Что у тебя с губой? — всё тем же обманчиво дружелюбным тоном продолжила Дана.

— Удар кулака. Должен пройти к утру.

Сидерис удивляется. Сотрудничество нетипично для лицеистов в последние годы. И я не вхожу в круг учеников, имеющих железную защиту от администрации или родителей, чтобы спокойно нарушить «неписаные правила». Пытается понять, что происходит. Впрочем, пауза едва заметна.

— И ты даже назовёшь по имени того, кто тебе этот удар нанёс?

Развожу руками.

— Простите, но нет, — и, прежде чем она спросила почему, я продолжил. — Я не знаю имён ни одного из участников драки. Могу лишь сказать, что они со старших курсов.

Дана смерила меня взглядом.

— Сколько их было?

— Пятеро, — спокойно отвечаю.

Снова осмотрела меня с ног до головы.

— У тебя есть ещё травмы?

Отрицательно качаю головой.

— Я вышел победителем из драки.

Дана чуть нахмурилась.

— Драки запрещены правилами лицея.

Развожу руками.

— Я защищался.

— Это не имеет значения, Дмитрий. Драки запрещены.

Киваю.

— Я знаю. Соблюдая правила, я обязан был дать себя избить, а потом пожаловаться на это в администрацию. Если бы смог до неё доползти. Но инстинкт самосохранения и дворянская гордость подсказали, что лучше дать отпор и быть наказанным за нарушение правил, чем получить телесные повреждения.

Дана нахмурилась сильнее.

— В списке возможных наказаний есть и исключение, — напомнила директор.

— Есть, — согласился, — мне это известно.

Но мы оба знаем, что исключать меня не будут. А Сидерис, убедившись, что её модель поведения на меня не действует, решила сменить тактику.

— Хорошо, ты защищался. Если ты говоришь правду, и подрался ты сразу с пятью старшекурсниками...

Она на секунду сбилась, поняв, насколько это фантастично звучит.

— Всё было именно так, — уверенно подтверждаю.

— То наказание можно и смягчить. Если ты раскроешь других участников драки.

Развожу руками:

— Как я и сказал, я не знаю имён.

Красивое лицо женщина выразило скепсис и недовольство.

— Ты подрался с ними и даже не знаешь, кто они? Я не первый день живу, Дмитрий. Драки всегда происходят по какой-то причине.

Киваю.

— Всё верно. Причина была. Один из них хотел защитить честь старосты моего класса.

Дана задумалась, вспоминая, а затем с подозрением на меня посмотрела.

— Давыдов? Ты не смог бы справиться с его компанией.

Пожимаю плечами.

— Детина хорошо получил в лоб, кто-то из них хорошо так — в челюсть. Сам... Давыдов, если это действительно он, в нос.

— Сиди здесь, — приказала директор и вышла.

Вернулась через минуту и вновь села в кресло. Ага, вызвала парней на разговор.

— Значит, не поделили девушку, понятно. Почему