Злые сумерки невозможного мира - Александр Колосов

— Привал, — сказал Большой, аккуратно снимая рюкзак. — Андрюха, разуваться будешь потом. Сначала ставим кофе на огонек, а уже после того занимаемся остальными делами. Вот так-то, орлы. Все делается попутно — в том месте, куда мы с вами намыливаемся, время нужно экономить. Минутка к минутке, секунда к секундочке — глядишь, на часок пораньше смоемся. А лучше — на парочку.

— А лучше бы вообще не ходить, — буркнул Андрей, приклеивая пластырь к мозолям.

— Кому как, — парировал Большой. — Для некоторых адская тропа — способ существования. Ты торгуешь трубами, я исследую Ад. У каждого своя стезя.

— Не надо упрощать, — обиделся Андрей. — Я не торгую, я с людьми работаю.

— А я с чудовищами, — ухмыльнулся Большой. — Которые — то есть, а то, глядишь, и нету. Очень занимательное занятие… только зевать нельзя.

Вода в кружках покрылась пленкой из мелких, сплывающих со дна пузырьков.

— Снимайте живее, — распорядился «адопроходец». — Ничто на свете не бодрит верней воды из-под «белого ключа»!

Артём всыпал в кружку двойную дозу кофе, перемешанного с сахаром. Взболтнул ложкой, зачерпнул…

— Хорош! — сообщил с видом знатока. — Только уж больно сладкий. Тут ты не доработал, атаман.

Большой прислонился спиной к высокому, относительно свежему пню, осторожно убрал с кружечного ободка поджарую, полосатую, как тигр, осу.

— Привыкайте к сладкому, орлы, — сказал, прихлебывая кипяток. — Сахар обостряет зрение в темноте и работу мозга. Последнее в аду скорей недостаток, чем достоинство, но острый глаз — крайне необходим.

Он извлек сигару и вкусно затянулся дымом.

— Эй! — возмутился Артём. — Так мы не договаривались! Кофе кофием, а перекур — перекуром.

— Память нужно тренировать, салага! — безмятежно отозвался Большой. — Перекур уже был. Ты что думаешь, мне заняться нечем, кроме как с вами в лесу болтаться? Я — ас. Я в Преисподнюю готов идти в любую минуту. Но в этот раз мне там помощники нужны, а не обуза. А вы, орлы, пока что обуза, вредный багаж. Хотите живыми вернуться — не филоньте, пашите, как зубры. Больно ляжешь — здоровее проснешься. Я-то по-любому оттуда вырвусь. Вопрос в другом — кто мне за ходку заплатит, если вы там все останетесь?

Артём задумчиво подул на густую, чернильно-черную жидкость. Эти новости ему определенно не нравились. Он, конечно, подозревал, что посещение странного мира несуществующих сущностей несколько посложнее ночных прогулок в районе Пионерского поселка, но чтоб настолько?! Впрочем, отступать было поздно. Да и не к лицу. Оставалось надеяться на осведомленность и богатый опыт Большого. Невооруженным глазом было видно, что без твердой уверенности в их полезности делу он и с места не тронется. Скорей, откажет в помощи.

— Послушай, атаман, — сказал примирительно. — Насколько я понимаю, ты не один эту жилу разрабатывал… Есть еще кто-нибудь?

— Позавчера еще один был. Звонил. Сегодня — не знаю.

— А остальные?

Большой помрачнел.

— Были и остальные, — ответил, супясь. — Немного, но были.

— Куда подевались? — настаивал Артём.

— Не задавай дурацких вопросов — не получишь идиотских ответов, — дипломатично отозвался Большой, затягиваясь глубже обычного и совершенно чернея лицом. — Но уж в психушке-то из наших никого нет, можешь мне поверить!

— Что? — забеспокоился Андрей. — Вы тоже не все там знаете?

— Знаем-то все, — невесело усмехнулся Большой. — Во всяком случае, мы с Тимохой. Тем и живы.

— Не понял, — поднажал Артём.

Большой передал ему сигару, щелчком сбил с ладони муравья-проходимца…

— Вам будет трудно понять. Это еще сложнее, чем концепция Ада. Скажу только, что в том мире водятся не только устойчивые иллюзии. Встречаются и реальные существа, запертые древними знатоками в границах Преисподней. Их сущность закреплена навечно, они бессмертны. Точнее, убить-то их можно… только не всякий способен, да и Срок не исполнился.

— Какой срок?

— Знаете что, — устало ответил «орлам» атаман. — Не забивайте себе мозги ненужными вам вещами. Главное — избежать встречи с теми, кто этого заслуживает. А если не сумеем, делаем так: я хватаюсь за голову — вы обходите незнакомца с флангов. С этого мгновения неотрывно следите за мной. Я прикуриваю сигарету — вы хватаетесь за ножи. Остальное — мои заботы. И вообще, много знать будете — скоро состаритесь. Старина Данте недаром поместил над воротами Ада — «Каждому свое». Так и есть. Подъем, салаги!

Дальнейшую дорогу Артём почти не запомнил. В памяти удержалось лишь ощущение вдавленных в почву ступней и острая резь в плечах, смозоленных лямками неимоверно грузного «сидора». Бухнувшись в песок комнаты-тренажера, долго лежал без движения с закрытыми веками. Слева доносилось хриплое дыханье Андрея. Справа — скрежет вскрываемых банок и довольное мурлыканье Большого. Почему-то сейчас его превосходство не вызывало и тени раздражения. Совсем наоборот.

Артём всегда считал себя резко выраженным индивидуалистом, не выносил групповщины и враждебно относился к проявлениям лидерства. Это доставляло ему массу хлопот, но он даже втайне гордился ими, как несомненным доказательством своего суверенного «я». Он так привык лезть на рожон, что внушил определенную опаску не очень-то боязливым уголовным авторитетам. С ним предпочитали не связываться. Но сегодня, быть может, впервые в жизни он был немножечко рад тому, что в Аду рядом с ним окажется человек, подобный Большому. Человек, который беззаботно насвистывает немудрящий мотивчик, когда он — гроза уголовного мира — не в состоянии пальцем пошевелить.

— Шуруйте к столу, орлы! — воззвал Большой. — Жратва подана!

Артём застонал и поднялся. Телесная немочь позорно отступила перед властным требованием пустого желудка.

Пока они, обжигаясь и давясь, лопали консервы, владелец поместья заваривал чай. Ехидства в его поведении не наблюдалось. Особой усталости — тоже.

— Железный ты, что ли? — позавидовал Андрей.

— Практика, — пожал плечами Большой. — Экстремальщики все такие. Встречал и покрепче себя. Помню, был у нас руководителем группы Прохор Апполинарьевич Хрущ, прозванный Хрычом за глаза. С виду — дрянь мужичонка. Росточком — метр с кепкой, худющий — аж просвечивает. А как вздернет рюкзак, как размотает ходули… все в мыле, а он еще анекдоты травит. Да такие соленые, гад! Гонял нас по горам, как архаровцев. Уж на что мы народ бывалый, и то взбунтовались. Тут глядим — взвился наш дохлячок-хохотунчик… хрясть! хрясть!.. и двое самых шебутных уже пластом лежат. А ты говоришь — железный! Тимоха — друг мой — вот тот железный, он лом на шее узлом завязывает. А я — так, ничего себе, не больше. Даром, что Большой.