Сломай меня - Брэнди Меган

Потому что я хочу.

Я ведь хочу?

Вопросы грохочут у меня в голове, но это какой-то спутанный ком мыслей.

Открываю рот, но ничего не произношу.

Заглядываю в салон и снова перевожу глаза на Ройса. А потом сажусь.

Лишь когда мы останавливаемся на взлетной полосе и я вижу у трапа маленького самолета Мака, поджидающего нас, я вспоминаю, что я… шестерка, забитая в угол вожаком. Альфа-самцом.

Ройс пристально за мной наблюдает.

Мои мысли мечутся, в то время как я таращусь на незнакомца передо мной – незнакомца, о котором меня предупреждали, но что я знаю, кроме того, что он Ройс Брейшо? – и по какой-то неведомой причине моя голова решает кивнуть, хотя мне не задавали никаких вопросов.

На лице Ройса мелькает удовлетворение, но тут же исчезает. Он моргает и выходит, помогая мне выбраться из машины вслед за ним.

– Надеюсь, ты готова, маленькая Бишоп?

Я сглатываю ком в горле.

– Готова к чему… конкретно?

Он поднимает глаза на самолет, на боку которого огромными гордыми буквами выведена его фамилия, и ответ лишает меня голоса:

– Вернуться домой.

Шумный быстрый выдох слетает с моих губ, а ладонь прижимается к животу в попытке успокоить внутренние кульбиты.

Домой.

А именно, к Брейшо.

Кажется, меня сейчас стошнит.

Глава 8

Ройс

Последние двадцать четыре часа я провел, шагая туда-сюда. Но ведь еще до возвращения домой я знал, что увижу ее снова. И не просто так, а чтобы вернуться вместе с ней.

Понятия не имею, что случается с теми, кого мы берем под свое крыло, даем им место в общаге, но потом по каким-то причинам этот человек исчезает из поля зрения. Но мне известно, что случилось конкретно с этой девчонкой, поэтому я собираюсь исправить то, в чем мы облажались.

Мы повелись на слова говнюка, который думал, будто он знает, что для нее лучше. Мы отправили девчонку туда, куда он сказал, но теперь я знаю, что это было ошибкой.

Все это время она могла жить по соседству с братом, у нее была бы настоящая жизнь, но вместо этого ее оставили одну в темноте, хотя именно от тьмы он и хотел ее защитить. Другого вида тьмы, конечно, но все же. Девчонка застряла у тетки, которой был ненавистен один лишь ее вид. Она стала личной маленькой Мисс Почини-Это-Мать-Твою, у нее была кузина, относившаяся к ней как к дерьму, и она жила в городе, от которого ей ничего не было нужно, потому что она знала – здесь ее никогда не примут.

Бас бы сразу все понял, проведи он здесь хоть десять минут, и именно из этого я делаю вывод, что его здесь не было.

Если бы он был умен, то осознал бы, что оставил сестру ни с чем.

Ни с чем, кроме ее пытливого ума.

Кто еще смог бы для нее все это открыть, если не я?

По правде говоря, получилось идеально. Я дал ей шанс на жизнь, что у нее отобрали, и в то же время использовал ее, чтобы подгадить Басу, – и все это разом.

У меня на губах играет усмешка.

Я собираюсь дать этой девчонке абсолютно противоположное тому, чего хотел для своей сестры Бас. Я дам ей осознать, почему старший брат отослал ее так далеко… когда она поймет, кто дал команду.

В итоге во всем окажется виноват Бишоп.

Он решил найти для нее укрытие, когда должен был потратить на нее свое чертово время, научить, как сжирать и выплевывать засранцев типа меня. И он мог с легкостью это сделать. В ней есть огонь, это легко заметить, но этот огонь никто не вскармливал.

Ну что же, теперь я смогу получить свой пирожок и съесть его.

Мак отвлекает меня от этих мыслей, занимая кресло напротив меня и оглядываясь на противоположный ряд, где Бриэль пытается отдышаться.

– Итак, она согласилась, – тихо произносит он.

Я достаю из кармана между сиденьями бутылку виски и наливаю ему и себе.

– Она не отказалась.

Он приподнимает бровь, берет маленький стаканчик и подносит к губам.

– А если бы отказалась?

Я смеюсь и, не сводя с него глаз, достаю третий стакан, но оставляю его пустым.

Мак улыбается, качает головой и одним долгим глотком опустошает свой.

Я откидываюсь на спинку и взбалтываю напиток, всматриваясь в янтарную жидкость.

Если бы мне предложили угадать, я бы сказал, она поняла.

Она бы поехала – неважно, хотела она того или нет.

Но я не уверен, что она не хотела…

Офигеть, меня не должно тут быть.

Надо позвонить брату.

Мне определенно не стоит звонить брату.

В смысле, он и так скоро все узнает – самолету лететь всего полтора часа.

Если бы Бас знал, каково мне на самом деле живется с тетей, не сомневаюсь, он бы нашел способ за мной вернуться, но я никогда не говорила ему ни слова, так как не хотела, чтобы он лишился шанса, который ему дали.

Брейшо, может, и не хотели принимать меня, его тщедушную сестренку, зато им нужен был мой брат, и он больше всех остальных заслуживал этого шанса, после того как освободил нас. Я обязана ему жизнью и, наверное, никогда не смогу отплатить ему за то, что он для меня сделал, но все это может стать для меня шансом заработать свой собственный шанс.

Я буду дурой, если им не воспользуюсь.

Если все сработает, Бас сохранит жизнь, которую любит, сохранит деньги, что зарабатывает, а я верну себе своего брата.

Возможно, это единственная причина, по которой я поднялась в этот самолет.

Провожу кончиками пальцев по холодной мраморной столешнице и отрываю виноградину, свисающую с кисти, идеально уложенной на край хрустальной вазы, которая, очень надеюсь, приклеена к столу.

Разворачиваюсь и разглядываю сиденья, обитые белым бархатом в рубчик.

Мне никогда еще не доводилось летать на самолете, и я вдруг оказалась на роскошном частном борту с парнем, с которым никогда не должна была встретиться.

С тем, кто должен был покинуть маленький городок моей тети, поверив, что я – это моя кузина, и никогда уже не приезжать туда.

Вздыхаю, провожу ладонями по лицу, вплетаю пальцы в волосы, слегка сжимаю и отпускаю, и волосы снова падают.

Боже, все же должно было быть совершенно иначе.

Ройс объявился во вторник утром, а ночью уже уехал.

Я проснулась в среду, готовая приступить к процессу «забыть его».

Но потом пришла в школу и с кем сразу там столкнулась?

С Трэвисом.

Я уже приготовилась выслушать от него оскорбления, но их не прозвучало. По правде говоря, заметив меня, он отвел глаза в сторону. Глаза с синяками вокруг них. И мне сразу стали ясны события прошлого вечера.

Ройс вернулся в закусочную, чтобы убедиться – о его маленьком шоу не станут болтать. Он решил избавить меня от того, что, по моим словам, за этим последует.

После этого я весь день снова и снова анализировала все, что случилось, пока Ройс был здесь. Как он разозлился на Фрэнки за то, что тот поднял на меня руку, как его взбесила выходка моей сестры, как он вспылил из-за того, что я ночью была одна на улице, и как позже он это сгладил.

У меня на губах играет улыбка.

Наверное, это моя любимая часть – как и то, что последовало дальше.

Мне нужно было с кем-нибудь поговорить той ночью, по-настоящему поговорить, – о том, что никто не хочет от меня слышать. Может, я выдала слишком много, но мне все равно.

Мне было так хорошо, и Ройс… Я знаю, он меня слушал. По-настоящему слушал. Это было видно по его темным глазам.

Я решила, Ройс притворяется, будто он кавалер Казанова, подобно тому, как я притворяюсь, будто все плохое в моей жизни имеет смысл. Но за то короткое время, что я с ним провела, я узнала правду.

У Ройса Брейшо есть сердце.

Может, оно и покрыто ядовитой карамелью, но оно есть.

Позднее, когда стемнело и опустился туман, украв из виду звезды, я осталась наедине сама с собой. Я сидела на траве, так как в дом все-таки не вошла, мысли мои метались, и я пыталась очистить свой разум. Но за каждой погребенной мыслью приходила новая, и за ними последовало непреодолимое желание.