Алая аура протопарторга - Евгений Лукин

– Слышь… А кто это у тебя там?.. – притушив голосок, пораженно осведомился мародер.

– А я знаю? – высокомерно обронил Анчутка. – Порфирия спроси…

Небрежно упомянутое всуе имя Лыцкого Партиарха произвело должное впечатление. По слухам Анчутке было известно, что беженцев из Лыцка баклужинские домовые не жалуют, но зато и побаиваются. Лыцкая группировка домовых контролировала почти два района столицы и часть Чумахлы, не гнушаясь вступать в сговор с домовладельцами и помогая им вытрясать квартплату из жильцов. Привыкши к экзорцизмам Порфирия, беженцы в гробу видели Глеба Портнягина с его демократически мягкими законами и творили, что хотели. Полный, короче, беспредел…

– А почему ты говоришь, что он меня пугнет? – мрачнея, спросил серый с подпалинками домовой, косясь на неструганые мохнатые доски настила. – Он кто вообще?..

– А ты глянь сходи, – посоветовал Анчутка. – Мне вот, например, одного взгляда хватило…

Серый хмыкнул и, скользнув в широкую щель между досками, исчез. Потом появился снова – очень испуганный.

– Ой… – только и смог вымолвить он. – С орденом… В рясе… Так вы что же… вместе, что ли?..

Ах, как хотелось Анчутке выложить все как есть, однако пора было прикусить язычок. Через государственную границу – по воде, аки посуху?.. На руках у Африкана?.. Нет, такого даже лыцкая диаспора не поймет…

– Да приблудился… – уклончиво молвил он. – Мне-то что за дело? Спит – и пускай себе спит… Какой-никакой, а жилец…

Оба домовых поймали себя на том, что смотрят на беженца, уважительно раззявив хлебальнички, и тут же возненавидели его за это окончательно.

– Ну и как там, в Лыцке? – недовольно посопев, спросил лопоухий.

Анчутка вздохнул.

– Плохо, – признался он. – Гоняют почем зря. Бывало, выберешь семью, поселишься… И только-только уют наладишь – глядь, а соседи уже в инквизицию стукнули – из зависти… Ну и приезжают эти… комсобогомольцы…

– Кто-кто? – попятившись, ужаснулся лопоухий.

– Коммунистический союз богобоязненной молодежи… – угрюмо расшифровал Анчутка. – Нагрянут бригадой, цитатники у них, пульверизаторы со святой водой… И давай изгонять!.. «Именем Пресвятой Революции, сгинь, – говорят, – вредное суеверие!..» В общем, хорошего мало…

– Ну, здесь, знаешь, тоже… – ревниво сказал серый. – В Лиге Колдунов вон законопроект выдвинули… О правах гражданства и призыве на действительную службу…

От изумления Анчутка едва не грянулся со стропила.

– Кого на службу?.. – ошалело переспросил он. – Домовых?!

– Да и домовых тоже… «Все на защиту демократии!» Нам-то еще так-сяк – в гражданскую оборону, а вот лешим хуже… Им ведь в погранвойска идти – межевыми. Водяных аж в начале мая забрили – Чумахлинку патрулируют…

– Ну, не все… – со знающим видом заметил лопоухий. – Донные пока уклоняются… Русло-то еще не тралили…

И Анчутке живо припомнился водяной Хлюпало, в бритом виде сильно похожий на бежавшего в Аргентину Бормана…

– Причем лучше под первый призыв угодить, – озабоченно добавил серый с подпалинками. – А то потом дедовщина всякая начнется…

Анчутка висел вниз головой и моргал.

– Н-не… – опасливо протянул он наконец. – Я тогда, пожалуй, тоже… уклонюсь…

– Ага!.. – Серый победно осклабился. – Уклонился один такой!.. А куда ж ты денешься? Загребут – и на комиссию!..

– А у меня правая ножка хромая! – нашелся Анчутка, – Пьяный поп кадилом огрел… при царском режиме…

Насчет хромоты он, понятно, приврал, но хромоту, в конце концов, можно было изобразить, тем более что и шрамик вот на коленочке остался… Домовые злорадно всхохотнули:

– Ты еще на плоскостопие сошлись!.. Ты кто? Гражданин? Гражданин! Ну так вперед и с песней! «Не плачь, кикимора!..»

– Да я ж еще не гражданин…

– Ну станешь!

Обмякший Анчутка свисал со стропила наподобие тряпочки. Замшевый лобик собран в гармошку. Домовые переглядывались с ухмылкой.

– А что вообще нужно… для гражданства?..

– У-у, бра-ат… – Тот, что покрупнее, с деланным сочувствием оглядел Анчутку и принялся сокрушенно качать головенкой и цокать язычком. – Ну, нам-то, местным, проще: подал заявление – и все… и гражданин… А вот для таких, как ты, для беженцев… Кикимору-мать триста раз проклянешь, пока гражданство выбьешь…

– А если не выбью? – в страхе спросил Анчутка.

– Ну и никаких тебе прав…

– Например!

– Н-ну… голосовать не будешь…

Анчутка опешил и надолго замолчал, соображая, в чем тут подвох.

– А оно мне надо? – искренне спросил он наконец. – Ну не буду я голосовать… Зато в армию не пойду!

Домовые разом оборвали смех. На личиках – растерянность и обида. Нет, такого цинизма они даже от лыцкого беженца не ожидали.

– Ах ты, морда дезертирская… – изумленно и угрожающе начал серый с подпалинками, но не договорил – задохнулся от возмущения. – Это что же? Мы, значит, межу охранять, демократию отстаивать, а ты, змей, закосить решил?.. В нетях решил сказаться?.. Да я тебя сейчас…

– Тише ты… – испуганно прошипел лопоухий, вцепившись товарищу обеими лапками во вздыбленную на загривке шерстку. – Не шуми!.. Этого разбудишь… внизу…

– Не замай!.. – огрызнулся тот, сжимая кулачки и делая шажок к Анчутке. – Набежало вас тут, обезьян дымчатых, из-за Чумахлы! Шагу уже ступить некуда!.. Тебя кто сюда звал?..

Анчутка разжал коготки и, кувыркнувшись через головенку, мягко пал на задние лапки. Конечно, с двумя противниками (пусть даже и плюгавенькими) в одиночку он бы не справился, но внизу, всхрапывая, ворочался Африкан, и это вселяло в беженца уверенность. Кроме того, у него было кое-что для них припасено…

– Сгинь! Контр-ра!.. – ликующе провозгласил Анчутка, сильно жалея, что не может увидеть себя со стороны.

Серый с подпалинками подавился, злобно выпучив и без того выпуклые глазенки. Лопоухий присел.

– Существуешь, вражина?.. – вдохновенно продолжал Анчутка. – Учению перечишь, жмара запечная?..

И тут что-то произошло… Мохнатое от пыли нутро чердака крутнулось, дощатый настил вывернулся из-под пяточек – и ополоумевший от ужаса домовичок стремглав полетел в жуткую непроглядную тьму…

В себя он пришел на краю выщербленного тротуара в каком-то неведомом ему ночном переулке и лишь тогда сообразил, что стряслось. Видимо, они все-таки разбудили Африкана, и тот спросонья послал их куда-то очень-очень далеко…

Да, но куда именно?.. Анчутка со страхом огляделся. Как всегда после изгнания словом, чувствовал он себя мерзко – будто брюшко изнутри с мылом вымыли. Фонари не горели, но кое-где желтели низкие окошки частного сектора. Недавних супостатов поблизости не наблюдалось. Надо думать, рассеяло по дороге. Обоих…