Дом и корабль - Александр Крон

- Чему обязан? - спросил человек вежливо, но, как показалось Туровцеву, неприязненно.

- Скажите, пожалуйста… - Митя замялся: он не помнил отчества Тамары. - Могу я видеть Тамару…

- Тамару Александровну? Тамара Александровна - следующая дверь направо, - отчеканил алхимик и помешал палочкой в стоявшей на огне консервной банке. - Тамар! - вдруг закричал он и постучал в стенку. - Ее нет дома.

- А вы не знаете, - начал было Митя, но алхимик не дал договорить.

- Нет, не знаю, - отрубил он уже с нескрываемым раздражением. - А если б и знал, то не уполномочен. Не уполномочен, нет.

Митя извинился и поспешил прикрыть за собой дверь.

Он стоял посреди двора в растерянности, когда его окликнула дворничиха.

- Вы к Тамарочке? - И сочувственно посоветовала: - А вы пройдите к Катюше, в третью. Пойдемте, покажу.

Они поднялись по черной лестнице в бельэтаж главного строения. Митя тихонько постучал в обитую клеенкой дверь. Дворничиха засмеялась.

- Стучите шибче, - сказала она.

Митя забарабанил кулаками, выждал немного, после чего с новыми силами несколько раз лягнул дверь ногой. Наконец послышались шаги.

- Сам идет, - сказала дворничиха и стала спускаться, унося с собой мерцающий огонек «летучей мыши». Туровцев не имел никакого представления о Катюше, но еще меньше был подготовлен к встрече с «самим». Он уже подумывал о бегстве, но в это время загрохотал крюк, и дверь открыл человек, способный поразить своим видом любое воображение. Это был высокий красивый старик с бородатой головой пророка. В руке он держал крохотную лампочку-коптилку. При ее колеблющемся свете он оглядывал пришельца дружелюбно и бесстрашно, не торопясь задавать вопросы.

- Скажите, пожалуйста, - начал Туровцев смущенно, он опять не знал отчества. - Здесь живет Екатерина… э-э…

- Катерина Ивановна! - крикнул старик куда-то в глубь квартиры низким и звучным голосом. Затем с покоряющей любезностью обратился к Мите: - Входите, только, пожалуйста, не споткнитесь, здесь где-то рядом мусорное ведро.

Он ввел Митю в темную, давно не топленную кухню. Скрипнула дверь, и вошла высокая девушка в шубе, накинутой поверх длинного, до пят, суконного халата.

- Смотри, Катюша, к тебе пришел настоящий моряк, - сказал старик весело.

Девушка, улыбаясь и щуря близорукие глаза, рассматривала Митю. Вероятно, ей подумалось, что это кто-то из знакомых, надевший военную форму и ставший непохожим на себя, прежнего.

- Не узнаю, - сказала она наконец, продолжая улыбаться и оглядываясь на старика.

Несомненно, они были близкими родственниками, вероятнее всего - отец и дочь. Старик повыше, а Катерина Ивановна почти одного роста с Туровцевым, широколицая и скуластая. Руки и ноги были великоваты, но девушка двигалась так непринужденно-легко, так женственно-мягко, что совсем не казалась громоздкой. Бессмысленно было бы описывать большие, но узко, по-азиатски прорезанные глаза, густые, смелого рисунка брови, грубоватый, неопределенной формы нос - порознь они не имели цены, а вместе составляли лицо, прелесть которого ощущалась мгновенно и неотвратимо. Когда вошедшая заговорила, Туровцева поразил ее голос - сильный и низкий, окутанный, как ворсом, какими-то одной ей присущими призвуками. Митя понимал, что все, кроме голоса, не было красиво в строгом смысле слова, но было в Катерине Ивановне нечто более пленительное, чем красота, - та драгоценная способность излучения, обычно именуемая обаянием, что позволяет угадывать скрытые богатства натуры: сильный характер, изящную простоту и целомудренную горячность.

Оправившись от смущения, Митя назвал себя и спросил о Тамаре. При этом он очень ловко козырнул и щелкнул бы каблуками, если б не боялся опрокинуть ведро.

- Тамара? У меня. Сейчас я ее позову. - Катерина Ивановна пошла к двери, но вернулась. Спросила негромко: - Что-нибудь случилось?

- Нет, нет. Просто мы немножко знакомы…

Сказавши это, Митя похолодел - вдруг Тамара его не узнает.

- Катюша, - сказал старик, - пригласи товарища лейтенанта в диванную. Здесь очень неуютно разговаривать.

По удивленному и радостному взгляду, который метнула Катерина Ивановна, Туровцев догадался, что приглашение было не совсем обычным делом. Теперь он уже не сомневался - это были отец и дочь, и Митю тронула утонченная деликатность отца, окликнувшего дочь по имени-отчеству, чтоб не поставить его, постороннего человека, в неловкое положение.

- Ради бога, извините, - обратилась Катерина Ивановна к Туровцеву. - Я просто не сообразила, со мной это бывает. Пойдемте. - Она взяла его за руку смело и непринужденно, как старого знакомого. - Придется взять вас на буксир. Тут есть комната, где нельзя ходить с огнем, не сделана маскировка.

Из темного извилистого коридорчика Митя попал в комнату, просторную даже по питерским масштабам, с высоким потолком и выходящими на Неву большими окнами. При лунном свете он увидел стены, плотно увешанные картинами и рисунками, концертный рояль с поднятой крышкой и саженную пасть камина.

«Занятно», - подумал Митя.

Они прошли комнату насквозь, вошли в тесный и темный тамбур, где потеряли старика, и свернули в маленькую комнату, вся меблировка которой состояла из трех узких диванов, составленных покоем. В углу на стыке полулежала женская фигура.

- Тамара, принимай гостя, - сказала Катерина Ивановна.

Женщина приподнялась на локте и хмуро, явно не узнавая, взглянула на Туровцева. Митя тоже не сразу узнал Тамару - таким маленьким и некрасивым показалось ее лицо. Наконец она узнала и мгновенно преобразилась, как будто внутри ее зажглась маленькая лампочка. Блеснули в улыбке глаза и зубы, и она протянула Туровцеву руку.

- Здрасте, - сказала Тамара. - Я уж думала, вы никогда не придете. Как это у вас хватило смелости?

- Знакомьтесь, - продолжала она. - Это Катя, моя лучшая, вернее сказать - единственная подруга. Нет, именно лучшая, потому что она гораздо лучше меня. Вы удивительно легки на помине. Я не вспоминала о вас ни разу за всю неделю, и вот сегодня только что рассказывала Кате…

- Тамара, - тихонько предупредила Катя. Ей показалось, что лейтенант смутился.

Митя неясно пробормотал, что он пришел единственно для того, чтоб извиниться за свое тогдашнее поведение. Тамара взглянула на него внимательно.

- Дурак, - сказала она, пожав плечами.

- Тамарка! - закричала возмущенная Катя.

- Не ужасайся, Катерина. Он сам прекрасно знает, что дурак. Или врун, что еще хуже. Я только что говорила Кате, что вы вели себя прекрасно. За исключением некоторых подробностей, о которых мы умолчим. - Тут они засмеялись обе, и Митя с ужасом понял, что было рассказано все, вплоть до путешествия в холодную ванную. - Если вы будете вести себя не хуже и если вас одобрит Катя, можете считать себя моим знакомым. Впрочем, я до сих пор не знаю, как вас зовут.

- Уж не сознавалась бы, - сказала Катя. - Я и то знаю - лейтенант Туровцев. Лейтенант - это больше капитана? Для меня все моряки - капитаны…

- Нет, я знаю, - перебила ее Тамара. - Вас зовут Дмитрий, Дима. Дима или Митя? Мне больше нравится Дима.

- Если будет ток, то будет и чай, - сказала Катя, избавляя Митю от необходимости признать, что лейтенант гораздо меньше капитана. - Не думайте, что вы долго останетесь наедине, - я сейчас приду.

Катя вышла, и Тамара быстро протянула Мите руку. Он молча, чтоб не выдать волнения, пожал ее тонкие пальцы. Но взволновало его не прикосновение, а установившаяся между ними еще в первую встречу способность мгновенного понимания. Жест Тамары означал: первое рукопожатие не в счет, то - как со всеми. А это - только наше.

Митя показал глазами на дверь - ему хотелось спросить: кто эти люди и удобно ли, что он сюда пришел. Тамара поняла.

- Молодец, что пришли. Катерины не бойтесь - она прелесть, умная и талантливая, не то что я. - Оглянувшись на дверь, она зашептала: - Катька кончила консерваторию перед самой войной, собиралась держать конкурс в Мариинку и, наверно, выдержала бы - чудный голос, меццо, почти контральто, мне говорили, такой тембр, как у Кати, встречается раз в десять лет. А Иван Константинович - художник. Вы, конечно, знаете… - Тамара назвала очень распространенную русскую фамилию, но в соединении со словом «художник» она заставила Митю ахнуть:

- Как? Разве…

Он запнулся. Тамара улыбнулась.

- Уж договаривайте. Вы хотели спросить: разве он жив?

Митя кивнул. До сих пор он никогда не задавался вопросом, жив ли автор «Тумана на Неве» и петербургских пейзажей, памятных с детства по репродукциям, а недавно, перед самой войной, вновь покоривших его в Русском музее. Для Мити эти пейзажи были классикой, а мы с трудом представляем себе классика живущим рядом с нами. Лучше всего мы понимаем человека, когда он умер.

- Иван Константинович очень болен, - пояснила Тамара, по-прежнему шепотом. - Врачи не разрешают ему много работать, и в последние годы он ничего не выставлял.