Все самое важное - Оля Ватова

Когда в Ивановке зима подходила к концу и мороз ослабевал, это еще не означало, что скоро начнется оттепель. В такое время я покинула дом, где мы зимовали, и до возвращения в барак за какую-то свою вещь сняла временный угол у Ивана — нашего начальника и погоняльщика на работе. О нем говорили, что этот русский крестьянин был в царское время каторжником и отбывал в Сибири наказание за убийство. Рассказывали даже, что он лишил жизни целую семью. Революция освободила его, как и многих других преступников. Он был грубым и жестоким. Собственную жену и двух сыновей избивал железной палкой.

В углу, который я сняла у него, уже жили две женщины — мать и дочь. Старушка мать не совсем понимала, что с ней происходит и где ее дочка. Манюся Квяткова, тихая и покорная, самоотверженно ухаживала за матерью. Мы с Манюсей очень сблизились и однажды решили вместе отправиться в Жарму, чтобы повыгоднее выменять наши вещи. Но, подумав, решили отложить эти планы на чуть более теплое время. Хоть весна и приближалась, степь, несмотря на это, была еще опасна и покрыта горами льда. К тому же гулял холодный, пронизывающий до костей ветер. А наша одежда состояла из лохмотьев. Особенно плохо обстояло дело с обувью.

Тем не менее, узнав, что живущий на краю поселка Кореанчик оставляет Ивановку и со всей своей семьей отправляется в Жарму, я пошла спросить, нельзя ли к ним присоединиться. В избе я увидела чем-то занятого Кореанчика, в углу стоял мальчик лет двенадцати и утрамбовывал зерно. Посередине у низкого столика сидела молодая красивая женщина и кормила грудью младенца. Кореанчик равнодушно воспринял мою просьбу. Сказал, что могу идти, ему это не помешает. Никакой помощи в пути он не обещал. Я обратила внимание на то, что мальчик в углу был очень тихим и каким-то забитым. Время от времени Кореанчик злым и нетерпеливым голосом понукал его к работе. (Как потом выяснилось, это был сын от его первой жены, которая умерла.) Мы с Кореанчиком договорились, что выходим из Ивановки около пяти утра. Я понимала, что будет трудно, но количество вещей, которые можно было обменять на еду, все уменьшалось. Наши местные казахи то и дело давали в обмен гораздо меньше, чем прежде, а то и вообще отказывались меняться. А мои продуктовые запасы быстро истощались.

В условленный день я появилась у Кореанчика. Анджей остался под присмотром Манюси Квятковой, которой я отдала для его пропитания весь свой (уже не очень большой) запас зерна. Я надеялась вернуться из Жармы с мукой, салом, а может быть, и с маленькой буханкой хлеба.

Мы вышли из хибарки в полной темноте, словно совершая нечто тайное. Не знаю, в связи с чем Кореанчик решил оставить Ивановку. Сама я ни разу не получала разрешения на то, чтобы хоть на день выбраться в Жарму. Правда, и не просила об этом, зная заранее, что откажут. Кореанчик посадил свою красавицу жену с младенцем в маленькие сани и потащил их. За ними шли мы с его старшим сыном, который нес какой-то мешок. Ребенок все время молчал и выглядел понурым. Мы вышли в степь. Кореанчик быстро вез сани, которые скользили легко и бесшумно. Вскоре я потеряла их из виду и осталась одна с мальчиком. Было еще темно. Местность, понятно, оказалась неровной. Я начала падать на твердом льду и с большим трудом преодолевала даже небольшие ледовые холмы. Взбиралась на них, падала, спуститься могла только на четвереньках. Все время я окликала мальчика, боясь потерять его. А саночек мы уже давно не видели. Парнишка неохотно подавал мне руку и сразу отнимал ее. Он походил на дикого зверька. Для меня же он был единственной надеждой не пропасть в темном ледовом пространстве. Ночь еще не отступила. Все время казалось, что перед нами возвышается какая-то черная стена. На мои оклики Кореанчик не отзывался. Не исключаю, что он как раз хотел, чтобы мы заблудились по дороге.

На ногах у меня были калоши Анджея, обмотанные тряпками. Лед примерзал к ним, образуя ледяные подошвы. В результате я все время скользила и падала на этом дьявольском гололеде. Были минуты, когда я даже хотела вернуться. Казалось, что могу замерзнуть и навсегда остаться в этой степи. Кореанчик скрылся. Возможно, он опасался какой-то погони.

Мороз проникал до костей. Руки были в крови из-за того, что, падая, я пыталась зацепиться за все что попадалось. Я гладила мальчика по голове, просила, чтобы не оставлял меня. Он не отвечал. Но вскоре что-то в нем начало меняться. Может, наши общие тяготы на протяжении этого похода, мои бесконечные падения и призывы о помощи пробудили в мальчике чувство ответственности за меня, взрослую женщину, хотя сам он был еще ребенком. Я понимала, что этот подросток много пережил. Чувствовалось, что у него за плечами груз горьких испытаний.

Сколько времени длились наши мучения? Сколько раз мне казалось, что если упаду, то больше не встану? Щелкая зубами, качаясь на ногах, вцепившись в мальчика — единственную мою опору, я уже ощущала себя на последнем пределе. Вдруг где-то вдали показались дрожащие огоньки. Спасение!

Мы с трудом добрались до этих огоньков и там увидели Кореанчика с саночками. «Ну что, не подохли?» — весело спросил он. «Нет, не подохли», — в тон ему ответила я.

Огоньками светилась казахская палатка. Внутри нас сразу обволокло теплом. Я почувствовала себя «дома», «в семье». Выпила горячей воды и с разрешения хозяев улеглась. Добрые казахи, как же я благословляла их в те минуты.

Короткий сон, и мы снова двинулись в путь. Правда, уже было недалеко. Кореанчик вновь заторопился со своими саночками. А мальчик сам подал мне руку, чтобы помочь. Когда мы вошли в Жарму, то сразу расстались, не произнеся ни слова. Кореанчики спешили. Я шла среди спящих еще домов, ожидая пробуждения их жильцов. Ведь скоро многие начнут собираться на работу, и можно будет начать мои «торговые сделки».

Люди встречали меня вежливо, даже угощали чем могли. Оглядывали «товар», предлагали обмен. Их интересовала Польша. Хотелось услышать, как там живут. Разумеется, такие разговоры велись только при закрытых дверях. День пробежал быстро. Я обошла много домов и была довольна успехами. Под вечер пришла по указанному кем-то адресу и постучала в дверь. Мне открыла приятная молодая женщина. Я сразу почувствовала ее приветливость и теплоту. Она что-то взяла у меня, предлагая за это больше, чем другие. Я не знала, где ночевать, и она сразу предложила мне свой кров. Эта милая россиянка оказалась школьной учительницей.

Наступала ночь. Все мои дела уже были улажены. С полным мешком и рюкзаком я снова отправилась к моей новой знакомой. Еще за дверью я услышала звуки какой-то песни. А когда дверь открылась, почувствовала себя не очень уместным сейчас гостем. В глубине комнаты сидел молодой мужчина и слушал граммофон. Он смотрел на меня с явным неудовольствием. Я уже было собралась уходить, но тут женщина остановила меня и посадила пить чай с хлебом и куском белого сыра. Затем она сказала, что они сейчас уйдут, а я могу ложиться спать. И показала мне на единственную в доме кровать. Я очень растрогалась и смутилась. Они же быстро собрались и вышли. Мне было трудно заснуть, и я слышала, как через несколько часов женщина вернулась. На рассвете я взяла свое добро и на маленьком клочке бумаги написала: «Спасибо. Никогда не забуду».