Крысявки. Крысиное житие в байках и картинках - Ольга Громыко

— И сесть в них, подавая пример?! — фыркнула я.

— Ну, может, она сама догадается, для чего оно, — оптимистично предположила Лиза, и я приступила к работе.

Веста с подозрением следила за моими манипуляциями. Она явно сомневалась, что крысам положено нереститься в гнездах. Однако, видя мой энтузиазм, тоже воодушевилась и принялась строить гнездо. Только из тряпок и в общей клетке.

Гнезда мы закончили одновременно, минут через пятнадцать. Мое выглядело правильнее, зато Вестино — живописнее, и она не зря возмущалась и орала благим матом, когда я запихивала ее в роддом.

Два дня Веста сидела в нем, как узник совести, объявив бойкот алчущей крысят хозяйке. Но потом природа взяла свое.

Роды начались в обед. Веста пыхтела и топталась в гнезде, как курица-несушка, готовящаяся отложить первое в жизни яйцо, а потом под ней как-то неожиданно образовались сразу три крысенка, которых крыса с легким сомнением принялась вылизывать.

Увы, это оказалось только начало. Не закончив работы, мучимая потугами роженица снова закружила по клетке, присела в другом углу и отложила там еще пару детей. Едва их обнюхав, она снова сказала «ой!!!» и засеменила в третий угол, накрысячив и там. А потом и в четвертом, и в центре…

Крысенке на десятом Веста окончательно изнемогла. Не обращая внимания на рассыпанное по всей клетке потомство, она уткнулась лбом в стенку и обреченно закрыла глаза. Крысята сыпались из нее, как какашки. Кучка под хвостом росла на глазах.

Зрелище было душераздирающее, я не выдержала и ушла пить чай, чтобы не нервировать страдалицу.

Когда через десять минут я вернулась, Веста уже очухалась, собрала детей в один угол, хозяйственно подгребла к нему все бумажки и засела сверху, распушившись, как наседка. Я предложила ей кусочек творожка для подкрепления сил, но в благодарность была укушена за палец и, обидевшись, оставила молодую мать в покое.

Доступ к гнезду я получила только на следующее утро, когда у Весты затекли лапы и вымя: крысята болтались на нем пиявками, не отрываясь, даже когда мать вставала на дыбы. Кое-как стряхнув потомство, крыса отправилась на прогулку — точнее, больше это напоминало крестовый поход против сил Зла. На осунувшейся Вестиной морде пропечатался классический послеродовый психоз: где-то рядом таятся враги и надо уничтожить их раньше, чем ироды найдут ее драгоценных детишек. Она забежала в общую клетку, нервно обнюхалась с подружками, заорала и бросилась на Паську, чуть та косо на нее посмотрела, энергично раскопала наполнитель, убедилась, что змей там нет, жадно напилась из поилки и кинулась обратно к гнезду. Ан нет! Коварная хозяйка уже уволокла его вместе с клеткой на диван и, пока безутешная мать заламывала лапки, без помех изучила свалившееся на нее богатство.

— Какая мерзость! — умиленно приговаривала я, перебирая попискивающих «креветок» — новорожденные крысята напоминают их как размером, так и цветом лысой шкурки. Искренне восхищаться ими способны только крысы и крысоводы.

Деток оказалось пятнадцать штук, все здоровые и накормленные — молоко просвечивало сквозь тонкую шкурку на брюшке. Кое-где прилипли кусочки салфеток, легко снимавшиеся послюнявленным пальцем. Налюбовавшись, я сложила крысят в обновленное гнездо (после родов часть салфеток была окровавленной и испачканной) и воссоединила мать с детьми. Почуяв родной молоковоз, крысята дружно запищали и присосались на прежние места. Троих опоздавших (сосков у крыс всего двенадцать) Веста тоже подгребла себе под брюхо — ожидать, пока кто-нибудь из первой очереди отвалится — и уставилась на меня волком.

— Весточка… — попыталась подлизаться я.

— Клац! — непреклонно сказала крыса, и я пошла заклеивать пластырем второй палец.

Следующие две недели паранойя Весты только крепла. Бедняжка безостановочно металась по крысовыгулу, то ли ища место, куда можно перепрятать свое сокровище, то ли патрулируя территорию. А в роддоме ее тут же брали в оборот детки, растущие не по дням, а по часам: на пятые сутки они стали бархатистыми, на десятые — пушистыми, а еще через пару-тройку дней открыли глаза.

И вот тут-то Веста поняла, что до сих пор это были только цветочки!

Получив возможность быстро и точно определять местонахождение матери, мелкие оглоеды стали преследовать ее по всей клетке. Они настигали Весту повсюду: в гамаке, во время еды, у поилки, даже в лотке, и тут же намертво присасывались. Материнские чувства не выдержали такого испытания и стали быстро слабеть, а когда мелочь повадилась кататься на родительском хвосте и скакать по животу, как по батуту, окончательно сошли на нет.

В три недели я выгнала крысят в общую клетку. Весте стало полегче — хоть есть где спрятаться, зато старшие тетки взвыли. До пяти недель крысята считаются «неприкасаемыми», и даже вожак позволяет им делать что угодно. Чем паршивцы и паршивицы бессовестно пользовались, пытаясь добыть из Паськи молоко или хотя бы клочок шерсти. Бедный пасюк то и дело висел на потолке, считая оставшиеся до пяти недель часы, а юная поросль радостно скакала снизу, как стая голодных пираний.

К счастью, вскоре дети начали разъезжаться по новым домам. Но чтобы прийти в себя телесно и душевно, Весте понадобилось еще месяца три, и то прежней беззаботной девочкой она не стала: заматерела, растолстела, на руки уже так охотно не шла, предпочитая день-деньской дрыхнуть в гамаке.

— Весточка, — с усмешкой говорю я, вытаскивая ее из клетки и сажая на плечо, — а представь, если б тебе их еще десять лет в школу, потом пять в институт…

Крыса содрогается и торопливо скатывается ко мне за пазуху.

P.S. Не вяжите крыс «для здоровья» и «радостей материнства». Это мифы. Роды подрывают крысиный иммунитет, портят характер и сокращают срок жизни. К тому же пристроить беспородных крысят не так-то просто.

28. Крысы и яйтсы

Самое трудное в деле заводчика — пристраивать крысят. Нет, вовсе не потому, что безумно их всех любишь и хочешь оставить себе. Да, они милашки-очаровашки, но когда их пятнадцать штук в метровой клетке, плюс взрослые, и они КИШАТ, а пристроить надо максимум до трех месяцев — потом они останутся с тобой навсегда, при малейшей оплошности с дверцами мужского и женского общежития преумножаясь в геометрической прогрессии… Брр.

— Оля! — позвонила мне радостная Лиза накануне отправки Вестиных детей в Москву. — У меня берут последних двух мальчиков, можно я их к тебе в переноску подкину?

— Конечно, подноси к поезду, — согласилась я.