Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

тогда отрезал? Может, стоило сохранить какое-то пассивное участие? Может, вышло бы как-то по-другому?

Знал бы, что Дикарка не замужем. Знал бы, чем все это время занималась. Знал бы о ее проблемах. Знал бы все!

Сука, на хрена?! Суть ведь не в том, пошла она за этого рыжего пидора или нет. Суть в том, что со мной не пошла!

Не туда, блядь… Не туда! Не думать… Не думать!

Музыку громче. Скорость больше. Концентрация.

Все в прошлом. Сейчас у нас просто секс. Меня же не волнует, что там по здоровью у той же, мать ее, Протасовой. Блядь, да я даже не хочу знать, когда у нее месячные! Это, пиздец, какое, лишнее.

«Если ты со мной, то больше ни с кем…»

Честно, было неожиданно. Не проблема, в принципе. Главное, чтобы она с другими не шоркалась. И дело не в каких-то там чувствах. Конечно, нет. Просто… Просто нет.

Сердце вновь набирает. С гулом раскидывает кровь по телу. Вены натягивает. Странным тремором дробит тело. Может, с алко все же перебрал? Что не так с этим тупым куском мяса?

«С какого это хера ты против, чтобы я крутил Богданову? Вы же не вместе…», – голос Фили за один заход сливается с Тохиным.

Ни для одного, ни для второго ответа я так и не нашел.

Просто против. Так, что, блядь, не бывает?!

Бросаю тачку на подъездной дорожке. Отца все равно нет, никто другой не приедет. Забегаю в дом и ничуть не удивляюсь, застав в гостиной маму. А вот она меня – да.

– Ты чего это среди ночи? – сходу подскакивает c кресла, где до моего появления читала книгу, и идет на кухню. Я, не задумываясь, следом. – Говорил же, что утром приедешь…

– Устал отдыхать, – выдаю с ухмылкой.

Мама никогда не спрашивает, голоден ли я. Сразу греет и кормит. В любое время дня и ночи.

– И почему ты голый? – выбирая режим микроволновки, продолжает допрос. – С моря вынырнул и примчал?

– Где голый? В штанах же, – ржу я. – В море без них не вхожу.

– Ну-ну, – смеется мама. – Садись, давай!

– Сажусь.

Пока седлаю стул, микроволновка пищит, изрекая об окончании режима подогрева. Мама ставит передо мной тарелку и... замирает. Блядь, принюхивается.

– Ты пил, что ли? И в таком состоянии за руль? Артем?

– Извини, – выдаю еще одну из тех улыбок, которые на нее действуют безотказно. – Я был осторожен, клянусь. Выпил всего одну бутылку пива, – вру, конечно. Иногда приходится. Не хочу, чтобы она переживала. – Даже хмелем не рубало. Это ты, мам, просто на запахи чересчур чувствительная.

– Да-да, – качает головой. – Ладно, ешь, и спать. Завтра пораньше выедем, авось проскочим до пробок.

Набивая рот, киваю. Едва прожевываю, уточняю:

– Во сколько примерно?

– Ну, давай, в семь. Доктор приходит к восьми. У меня запись на девять. Но я лучше там посижу, чем в пробке торчать. Знаешь же, они меня нервируют.

– Знаю.

– Ну, все тогда…

– А папа когда возвращается?

– В конце недели, не раньше, – выдавая эту информацию, не таит тоску.

– Понял.

– Спокойной ночи, сынуля.

– Спокойной ночи, мам.

В одиночестве доедаю очень быстро. Еще только дверь родительской спальни хлопает, я уже на лестнице. Мелкие кобры спят, стараюсь не шуметь. Попутно держу голову пустой. Только вот в душе весь организм разбирает какая-то запредельная ломота. Вроде спустил недавно, а глаза закрываю, и встает перед глазами все, что делал с Дикаркой. Да, встает не только перед глазами – член тоже моментально подрывается. Охота подрочить. Подрочить на воспоминания о ней.

Но я не стану. Нет, я не буду. Потому что думать о ком-то, представлять, мечтать – это больше, чем похоть. Больше, чем мне надо. Больше, чем я способен вытянуть.

На хрен.

Распахиваю глаза. Сопротивляясь давлению воды, сбавляю температуру. Спешно заканчиваю мытье. Вытираюсь. Принимаюсь за бритье, потому что эта шняга меня всегда доводит до зевоты.

Но сегодня… Сердце колотится. Сердце, мать его, колотится.

Какого хрена?

Может, у меня какие-то проблемы со здоровьем начались? Паскудно, если так. Но не так опасно, как Дикарка.

Прибиваю еще влажную кожу лосьоном и иду в спальню. Скидываю полотенце, машинально натягиваю трусы и, наконец, заваливаюсь на кровать.

Прикрываю глаза и морщусь от первой же прострелившей мозг мысли.

А она спит?

«Похрен», – говорю я себе.

Успешно. Пока сознание не заволакивает сонным мороком. Там прогнать ее не могу.

Дурочка, думала, я не пойму, что она целует. Правда в том, что мне не нужно было ее видеть, слышать, как-то касаться, чтобы узнать. Я чувствовал ее присутствие, едва оказался у бассейна. А она, блядь, хотела, чтобы вдохнув, вкусив, обняв, не понял?! Каким, мать вашу, образом?! Может, я и овладел в совершенстве искусством заталкивать Лизу Богданову в самые дальние глубины своей памяти, но она ведь все равно там остается. Внутри меня. Как я мог не узнать ее? Без шансов.

Все, никаких поцелуев. На хрен.

В любом случае возьму многим больше, чем она готова дать… И чем я способен вынести.

12

Что делать, если мое сердце верит во что-то иное?

© Лиза Богданова

Сказать, что эта поездка разрушила мою налаженную счастливую жизнь – ничего не сказать. Три дня прошло с тех пор, как мы с Соней вернулись домой, а я все гоняю в мыслях произошедшее. Гоняю денно и нощно, но полностью охватить все, что чувствую, так и не получается.

Наверное, эмоций чересчур много. И все они крайне разные. Некоторые противоречат друг другу. Из-за этого и сохраняется эта