Отечества умножить славу… Биография М. В. Ломоносова - Ольга Дмитриевна Минаева

Характер и бытовые привычки Ломоносова

В 1828 г. издатель и журналист П. П. Свиньин посетил Архангельск и записал воспоминания племянницы Ломоносова Матрены Евсеевны. Рассказ этот был опубликован в журнале «Библиотека для чтения» в 1834 г. Высказывались сомнения в достоверности этого рассказа, однако он полностью посвящен «домашней» жизни Ломоносова и проверить его вряд ли возможно. О привычках ученого известно немного, поэтому публикация эта чрезвычайно интересна. Матрена Евсеевна[139], живя у дяди в его доме на Мойке в Петербурге, хорошо узнала его вкусы и привычки. Она рассказала, что Ломоносов был гостеприимен, любил пировать до поздней ночи с земляками своими из Архангельска. Они привозили ему в подарок моченой морошки и сельдей. Летом Ломоносов «почти не выходил из сада, за коим сам ухаживал, прививая и очищая деревья своим перочинным ножиком, как видел то в Германии»[140]. В жаркие дни Ломоносов, обложившись книгами и бумагами, работал в беседке в саду. Племянница приносила ему туда пиво со льда. «Бывало… так зачитается да запишется, что целую неделю ни пьет, ни ест ничего, кроме мартовского [пива] с куском хлеба и масла». Там же, в саду или на крыльце, «в китайском халате» принимал Ломоносов не только приятелей, но и вельмож. Матрена Евсеевна упоминает Ивана Ивановича Шувалова: «Дай Бог царство небесное этому доброму боярину!.. Мы так привыкли к его звездам и лентам, к его раззолоченной карете и шестерке вороных, что, бывало, и не боимся, как подъедет он к крыльцу, и только укажешь ему, где сидит Михайло Васильевич, – а гайдуков своих оставлял он у приворотни».

Любопытны примеры рассеянности ее дядюшки – следствия «размышлений и пылкости воображения». Ломоносов нередко во время обеда «вместо пера, которое он по школьной привычке любил класть за ухо, клал ложку, которою хлебал горячее, или утирался своим париком, который снимал с себя, когда принимался за щи».

В биографии, написанной Я. Штелиным, описывается такой эпизод: «Приведу один пример необыкновенного присутствия духа и телесной силы Ломоносова. ‹…› Однажды в прекрасный осенний вечер пошел он один-одинехонек гулять к морю по большому проспекту Васильевского острова. На возвратном пути, когда стало уже смеркаться и он проходил лесом по прорубленному проспекту, выскочили вдруг из кустов три матроса и напали на него. Ни души не было видно кругом. Он с величайшею храбростию оборонялся от этих трех разбойников. Так он ударил одного из них, что он не только не мог встать, но даже долго не мог опомниться; другого так ударил в лицо, что он весь в крови изо всех сил побежал в кусты; а третьего ему уж нетрудно было одолеть; он повалил его (между тем как первый, очнувшись, убежал в лес) и держа его под ногами грозил, что тотчас же убьет его, если он не откроет ему, как зовут двух других разбойников и что хотели они с ним сделать. Этот сознался, что они хотели только его ограбить и потом отпустить. "А! Каналья! – сказал Ломоносов, – так я же тебя ограблю". И вор должен был тотчас снять свою куртку, холстинный камзол и штаны и связать все это в узел своим собственным поясом. Тут Ломоносов ударил еще полунагого матроса по ногам, так что он упал и едва мог сдвинуться с места, а сам, положив на плечо узел, пошел домой с своими трофеями, как с завоеванной добычею, и тотчас при свежей памяти записал имена обоих разбойников. На другой день он объявил об них в Адмиралтействе; их немедленно поймали, заключили в оковы и через несколько дней прогнали сквозь строй»[141].

Эта история приводится во многих статьях о Ломоносове.

Еще несколько примеров «анекдотов» – историй, иллюстрирующих, каким остался в памяти современников Ломоносов. Многие воспоминания рассказывают о его находчивости: «Остроумие позволяло поэту торжествовать над порицателями. Ломоносов не затруднялся в ответе. Современники его рассказывали, что однажды встретясь с Сумароковым, который насмешливо спросил его: ходил ли на Парнас? – Ломоносов отвечал ему: ходил, да не видал там вас!»[142].

Во многих «анекдотах» упоминается о широко известной вражде Ломоносова и Сумарокова. Вот еще одна история на эту тему: «Сумароков находил всегда возможность рассердить Ломоносова, упрекая его, что он, в оде своей на взятие Хотина, употребил быстрО вместо быстро. Ломоносов, будучи раздражительнаго характера, приходил всегда от того в запальчивость, и оканчивал эту сцену обыкновенно сими словами: "как-бы то ни было: быстро или быстро, однако это ничуть не остро и не острО"»[143].

Ломоносов легко сочинял стихотворные экспромты: «Некто Жуков, один из известных лиц в то время, родственник Сумарокова, при связях и богатстве, достигший почестей, любил ездить с пышностию, и по праву своего чина – цугом; ему случилось увидеть в Сенате Ломоносова, в то самое время, как была сильная гроза. "Ну, господин Пиит, – сказал он ему, – напиши стихи на приезд мой в Сенат, во время грозы". Ломоносов не приготовляясь отвечал:

Меж многих цуков

В Сенат приехал цуком Жуков,

Дивятся все тому, дивится он и сам;

То как же не греметь во гневе небесам?»[144].

А. С. Пушкин в статье «Путешествие из Москвы в Петербург», написал: «Сумароков был шутом у всех тогдашних вельмож: у Шувалова, у Панина; его дразнили, подстрекали и забавлялись его выходками. Фонвизин, коего характер имеет нужду в оправдании, забавлял знатных, передразнивая Александра Петровича в совершенстве. Державин исподтишка писал сатиры на Сумарокова и приезжал как ни в чем не бывало наслаждаться его бешенством. Ломоносов был иного покроя. С ним шутить было накладно. Он везде был тот же: дома, где все его трепетали; во дворце, где он дирал за уши пажей; в Академии, где, по свидетельству Шлецера, не смели при нем пикнуть»[145]. Пушкин отмечает «необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия» Ломоносова. «Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей»[146], – пишет он.

Академик М. П. Погодин так описывал Ломоносова: «был видного роста, вспыльчив, веселого нрава, в обхождении ласков, в разговорах краток и остроумен, друзьям верен, покровительствовал упражнявшихся в науках, Поповского, семейство Рихмана; не хотел мстить врагам своим; желал богатства, чтобы удобнее и беспечнее предаваться ученым упражнениям»[147].

Подобного рода рассуждения о натуре Ломоносова типичны: «Мы видели в нем знаменитого писателя, ученого человека; но я не сказал еще ничего о самом важном его достоинстве, не говорил о