Ванильное мороженое - Эрика Робинсон

До того, как он обрушился на эту несчастную Джейн Томлинсон…

Странно, но, когда Кларк смотрел в искренние, широко сейчас открытые и казавшиеся почти черными глаза Мелани, он не чувствовал той горечи, которая вот уже больше месяца терзала его. А когда она медленно облизнула окрашенные вином губы влажным языком, он вообще забыл обо всем.

— Я не выдам твоих секретов, — хрипло пообещал Кларк. — Никто не узнает даже о том, что ты прекрасно поешь.

Восхитительно фыркнув, она рассмеялась.

— Ну, об этом-то ты можешь рассказать. Все равно тебе никто не поверит.

— Я уже говорил тебе, что ты самая сексуальная женщина из всех, кого я встречал?

Ее смех превратился в кашель. Мелани взяла его за руку и потянула к столу.

— Боюсь, никто не сможет опровергнуть это или согласиться с тобой.

— Ты не перестаешь это повторять, — сказал Кларк, помогая усесться ей и садясь сам. — Но мне каждый раз с трудом удается убедить себя в твоей неискушенности.

Мелани взяла вилку и алчно нацелилась на кусок помидора, венчающий салат.

— Почему? Потому что мне далеко за двадцать?

Если Кларк и научился чему-то у матери и сестры, то это не спрашивать у женщины о ее возрасте, в особенности если он и так известен.

— Твой возраст здесь совершенно ни при чем.

Помидор, наверное, был исключительный: как только он скрылся во рту у Мелани, выражение ее лица совершенно изменилось. Пока она жевала, напряжение бесследно растаяло, сменившись блаженной улыбкой, при виде которой Кларк почти забыл про голод.

— Ух, как вкусно! — Она положила на тарелку еще один ломтик, добавила листик салата и оливку. — Великолепный салат! Жаль, что в Бриджтауне нет итальянского ресторана.

Она откусила раз, другой, третий, явно наслаждаясь едой, ее запахами и доставляемыми ею ощущениями. Кларк не уделил внимания этой части обеда, лишь попробовав кусочек того, кусочек другого, чтобы понять, что так восхищает Мелани. Так и не поняв, он произнес:

— Вот видишь? Это я и имел в виду.

— Что? Я ем так, как кто-то ел раньше? В чем дело?

— Нет, ты ешь так, будто никогда не ела раньше. Этот салат самый обыкновенный. Я заказываю обеды у Фратти по крайней мере дважды в неделю и уже давно успел забыть, насколько они хороши.

Она прожевала очередную порцию и подцепила вилкой новую.

— Просто я умею ценить маленькие радости. Такая уж у меня натура.

— Поэтому я и теряюсь в догадках: какие эротические тонкости я смогу открыть тебе, которых ты не смогла бы постичь сама?

Мелани мило прыснула.

— Знаете, доктор Лестер, в сексе нет ничего забавного, когда ты занимаешься им сам.

— Вот как? Это мне не приходило в голову.

Мелани прикусила губу и, отодвинув салатницу, подтянула к себе блюдо с запеченным в сыре мясом. Положив по сочному куску каждому в тарелку, она отведала своего и только после этого заговорила снова:

— И когда же последний раз ты брал дело в свои руки?

7

Только быстрая реакция спасла Кларка от того, чтобы не выплюнуть еду обратно на тарелку. Он проглотил мясо, не жуя, и звучно отпил из своего бокала.

— Прости?

Мелани сделала такой же глоток, затем протянула бокал ему. Кларк снова налил вина ей и себе. Ей хватило совести немного покраснеть.

— Тебе бы больше понравилось, если бы я спросила о твоей последней любовнице?

— Да… нет. У вас странные представления о застольной беседе, мисс Уитлоу. — И потрясающая способность удивлять и шокировать его в высшей степени.

Тем не менее он нисколько не сомневался в том, что она не хотела ни того, ни другого. Она просто спрашивала что в голову взбредет, ничуть не заботясь, прилично, уместно это или нет. Возможно, этот опыт она приобрела, делая свои немного скандальные интервью. У Кларка тоже был подобный опыт, но это ничуть не помогало ему предугадывать ее вопросы.

— Мне казалось, мы собирались получше узнать друг друга, — произнес он.

— А мне кажется, я достаточно хорошо узнаю тебя, если ты ответишь на мой вопрос, — возразила Мелани.

Она приподняла свой бокал с выражением такого невинного любопытства на лице, что Кларку действительно захотелось на него ответить. Конечно, он этого не сделает.

— Скажем так: я все еще живо помню этот последний раз.

Мелани усмехнулась, радуясь своей маленькой победе.

— Да, я тоже.

Ее признание повисло в воздухе, пахшем свечами, на то время, пока Кларк пытался понять, ждут ли от него реакции. Но он, как ему помнится, решил вести за обедом легкую беседу, а тему секса легкой не назовешь.

— Расскажи мне о роли, с которой у тебя возникли проблемы.

Мелани поедала мясо с тем же энтузиазмом, что и салат, но движение ее челюстей замедлилось после его просьбы. Наконец она заговорила, как ему показалось, не очень охотно, но по мере рассказа все больше воодушевляясь.

— Это костюмированный фильм. Действие происходит в восемнадцатом веке. Моя героиня, умная, очаровательная и очень испорченная, кружит головы философам и королям, вызывает разлитие желчи у дородных и скучных жен и попутно выполняет — за деньги и драгоценности, разумеется, — поручения высоких титулованных особ. Одним словом, она авантюристка, даже шпионка.

Кларк улыбнулся.

— Вылитая леди Винтер.

Глаза у Мелани вспыхнули.

— Ты тоже любил в детстве «Трех мушкетеров»?

Он пожал плечами, считая недостойным своих седин вспоминать, как тайком зачитывал до дыр запретную книгу. Достопочтенный Энтони Лестер считал творения Дюма вредным вздором, который забивает головы подрастающему поколению сомнительными фантазиями и отрывает от того, что действительно важно. Отчасти, конечно, он был прав, поскольку Кларк в течение целого года жил не в маленьком пыльном американском городке, а при дворе французского короля и не мог порой ответить на заданный учителем вопрос из-за того, что как раз в этот момент бросался со шпагой на помощь другу.

— Я до сих пор помню цвет и запах этой книги, которую мне подарила мама. У нее были шершавые и чуть желтоватые страницы. Но это первоначальное впечатление. Потом я уже ничего внешнего не замечала, погрузившись в хитросплетения придворных интриг, борьбу преданности и коварства. Может быть, благодаря миледи я и стала актрисой…

Кларк вопросительно посмотрел на нее, и Мелани пояснила:

— В ее характере есть какое-то отрицательное очарование. Мне хотелось почувствовать себя в ее шкуре, но становиться такой навсегда претило и моему воспитанию, и собственному нравственному чутью.