Рассказы вагонной подушки - Валерий Зеленогорский

Мальчик боялся вспоминать прошедшую ночь, он почти ничего не помнил, но с ним явно что-то случилось, такое, что он стал другим. Ему казалось, что он стал сильнее и выше ростом, он смотрел на лихорадочные приготовления товарища к свиданию, как на игру в песочнице, он жалел только об одном – что девушка исчезла и он никогда ее больше не увидит. Он даже подумал в какой-то момент, что он все придумал, с ним такое бывало, он часто фантазировал. Вот он космонавт и летит на звездолете, а вот он ученый, придумавший лекарство от смерти, герой для всего человечества. Но в этот раз все было по-настоящему, у него в руках осталась перламутровая пуговка от кофточки, маленькая блестящая бусинка с серебряной ниткой в отверстии – она оторвалась и осталась на полке, одинокая и грустная.

Мальчик ее подобрал на память как свидетельство, что он не сошел с ума, одна бусинка из фальшивого перламутра – вещественное доказательство его настоящего чуда, осенней ночью 66-го года, когда он превратился в мужчину.

Поезд остановился, на перроне стояла Ревякина с бантиками, ее рука лежала в руке бабушки. Бабушка пришла посмотреть на этих «женихов» и проследить за своей кровиночкой.

Мальчику все это было неинтересно. Он с ними не пошел, выпил воды в фонтанчике и сел на вокзале ждать обратного поезда. Мальчик уже все увидел и хотел спать. Через три часа поезд ехал обратно, мальчик лег на третью полку и заснул. Он спал крепко, ему ничего не снилось – его сон сбылся, а новый сон еще не был снят в его беспокойной голове.

Мальчик долго хранил перламутровую бусинку, она приносила ему удачу, а потом пропала, закатилась в дальний угол и исчезла вместе с памятью о той, которой она принадлежала.

Через два года мальчик влюбился, и пуговка закатилась за горизонт, а на горизонте появилась другая цель, и старая бусинка была уже ни при чем.

Фальшивый соловей

Хариков решил устроить себе выходной, затрахался он работать не вынимая, с вечера решил, что будет лежать и жрать в постели, как школьник, обманувший маму искусственным кашлем…

Он любил в будни, когда семья расходится по делам, провести день в неге. Удавалось это нечасто, но раз в три месяца такое происходило.

Проснулся рано, дождался, пока домашние схлынут в активную жизнь, сделал себе чай с бутербродами, лег предаваться покою, по инерции включил радио, и началось.

Ведущий собачьего радио испугал его: он захрюкал, завизжал и нарушил экологию его священного утра. Во время рекламы Хариков слегка оправился в туалете и опять вернулся в нирвану.

Чай уже настоялся, бутерброд звал, как девушка: «Возьми меня! Съешь меня!» – но не тут-то было.

Ведущий послал подальше слушателя, который по смс сообщил, что считает свое мнение о кризисе обоснованным, хотя его счет в банке пуст, а образование ниже высшего.

«Засуньте свое мнение себе в глаз, и пусть оно там торчит», – глумливо захихикал ведущий, наслаждаясь своей веселостью и находчивостью.

«Если Вы недоучились, значит, бог Вам не дал ни ума, ни сердца, поэтому не Вам спорить с кандидатом экономических наук, преподавателем американского университета, специалистом по глобальным проблемам».

«Вы дурак! Вам никто об этом не говорил? Вы мне, юноша, не хамите! Я вам так нахамлю, что у вас детей не будет! Пошел вон, скотина, из моего эфира!»

«Ни хуя себе, – подумал Хариков, – Фантомас разбушевался…»

Чай остыл, бутерброды обмякли, ожидая, когда их возьмут, завтрак оказался испорченным.

Хариков переключился на соседнюю станцию, где постоянно смеялась девушка-диджей. Она так смеялась в половине девятого утра, что можно было подумать, будто она только что пришла из клуба, где приняла не одну таблетку. Ее брутальный партнер по эфиру мрачно вещал. Тема была очень веселой: обсуждали, кто что украл в детстве. Ведущий украл велосипед в соседнем доме, и это было бесконечно смешно. Хариков боялся, что девушка описается от смеха. «Наверное, – подумал он, – она носит на работе памперс».

Началась песня «За таблетку, за таблеточку заманили в подвал малолеточку»…

Слушать эту пургу он уже не мог и вернулся на собачье радио, где звезда эфира рассуждала о судьбе России.

«Я – русский еврей, и мне небезразлична судьба России», – предварил тему получаса ведущий. «Странно, – подумал Хариков, – почему никто из башкир или бурят не скажет: я русский «нерусский», почему евреи всегда больше всех любят обсуждать, как нам обустроить Россию?»

Ведущий с огнем в душе учил бедный народ, как ему любить Родину, и все-то он знал, и радел за веру нашу, за царя, за отечество.

Таких, как он, державников до хера, каждую неделю на экране, бывало, соберутся евреи и армяне и давай глотки и жилы рвать, кто больше Россию любит, а русский народ на печи сидит и удивляется: это какая же рать за нами стоит, можем и на печи полежать.

А ведущий сам себя не жалеет, разоряется изо всех сил, зовет в колонны строиться и мечом и каленым железом извести нечисть с земли русской, чудно как-то.

Потом дядька позвонил и спросил вежливо: «А что вы так расстраиваетесь? Если вам трудно, так раздвоитесь, разделите любовь свою на две части, на всех сердца не хватит».

Что тут началось… Он дядьку провокатором обозвал, Иваном, не помнящим родства, нарек и закудахтал про Рюриковичей, Лефортов, Пушкина приплел и Лермонтова присовокупил. Дядька замолчал, понял, что здесь он огребет за темноту свою, и пожалел, что посочувствовал бедному суперпатриоту.

Ведущий не мог успокоиться, стал другими именами бросаться, но тут пошла реклама о банке, который уже пять дней как продали за долги, а реклама осталась невыбранной. А зачем оплату возвращать, пусть еще пара сотен человек в жопу свои деньги сунет. Бизнес, ничего личного.

Можно было выключить и не слушать эту херню, но Хариков решил испить чашу до дна.

Так часто бывает: смотришь на отвратительное и гадкое и глаз отвести не можешь, завораживает, манит.

Садомазохизм присущ великим народам, вот и имеют их, кто ни попадя, опаивают ядом блудословия и не морщатся.

Потом были забавные новости: один мужик съел коня и наездника, потом рассказали, что скоро конец света, а на сладенькое сообщили, сколько граненых стаканов помещается до Луны. Хариков удивился: с такими новостями из дома выходить страшно, это же, какие нервы надо иметь, чтобы, услышав это в пробке, не протаранить бензовоз.

Потом после перерыва ведущий читал свое «Евангелие», будто он Мессия и скоро второе его пришествие. Он готов свершить Страшный суд над теми, кто живет не по нравственному закону, Хариков вспомнил свою любовницу из службы и залез под одеяло. Стало страшно. Апокалипсис грядет, Армагеддон к тебе, Хариков, подкрался незаметно. Хариков съежился, затаил дыхание, он боялся превратиться в соляной столб или в свинью, и он заплакал.

Но случилось чудо: ведущий запел. Песня была нестрашная, в ней говорилось о дружбе. Началась презентация нового альбома ведущего, и очередное превращение апостола в шансонье прошло без дрожи в коленках. Пел он плохо, но громко и так задорно, что хотелось подпеть и исправить неверные ноты.

В конце часа он еще пропел гимн одной компании за бонус и скидку, одной непризнанной территории и салону красоты, где делает педикюр и эпилирует гениталии.

Между новостями и рекламой не забыл проклясть Чубайса, сделал комплимент и низкий поклон в сторону сахарного Кремля и спел песню с Элтоном Джоном, причем Элтона было чуть слышно.

В поезде метро ехал молодой человек, обосранный в первом часе шоу. Он ехал ответить. Встреча народа и кумира была неизбежна. Кто-то должен был остановить тявкающего и бешеного. В руках ветеринара-общественника был намордник.

Хариков открыл окна. Во дворе по-настоящему запел соловей. Наваждение прошло.

Радиомастер и Мария

В Аптекарском переулке на «Бауманской» в двухэтажном домике, построенном в начале ХХ века, жили в ХХI веке два человека – Радиомастер и Мария.

Им было по сорок лет, и они всю жизнь прожили в Немецкой слободе – так до революции назывался Бауманский район. Их дом номер три стоял на углу Бауманской (в прошлом Немецкой), после революции названной именем большевика Николая Баумана, убитого куском трубы полицейскими агентами. Если бы сейчас называть улицы именами всех убитых силовыми структурами, то улиц бы не хватило на всей планете. Но тогда Бауман стал героем революции, его именем назвали район, улицу, рынок, станцию метро и летний сад. Бауманский район был местом, где во время выборов в Верховный Совет СССР всегда выдвигался очередной генеральный секретарь КПСС.

Радиомастер и Мария родились в одном роддоме на Госпитальной, в 29-й больнице, основанной княгиней Шаховской, которая также основала общину сестер милосердия «Утоли мои печали». С тех пор в том роддоме ничего не изменилось.

Мать Радиомастера при родах умерла, а у Марии отца сроду не было. Ее мама родила для себя – так она всегда говорила. Кто отец, Мария не знала и даже не пыталась искать.