Замороженные приливы (ЛП) - Морган Родес

То, что она поверила, будто отец будет рад её видеть после долгого путешествия, расстроило её. Конечно, он не рад. Почему она думала, что что-то изменилось за несколько недель, если так было всю жизнь?

- Мои неприятности – не твоё дело, - отрывисто ответила она. Может, слишком резко. Она остановилась на мгновение и обернулась к нему. – Я в порядке, Миках, - мягче сказала она. – В самом деле.

- Надеюсь, это так. Не хочу видеть тебя грустной.

Его выражение стало задумчивым.

- Когда я вижу кого-то страдающего, я хочу помочь ему.

- Некоторые пострадавшие звери кусают руку помогающего.

- Тогда, хорошо, что ты не зверь, правда? – он позволил себе улыбнуться. – Однажды мы будем достаточно близки, чтобы ты могла доверить мне чувства и тайны.

- И позволить себе доверять крешийцу? – сказала она скорее себе. – Не уверена, что это возможно.

- Может быть, я отличаюсь от остальных крешийских мужчин.

- Многие крешийские мужчины могут так сказать, - возразила она.

Они достигли её покоев и остановились у входа. Она стояла у двери, всматриваясь в лицо Микаха.

Было трудно для неё видеть его, тем более слугой, что работает, чтобы оплатить плану, которую получили его родители, продав сильного, здорового сына империи. И, хотя он всегда был добр и внимателен к ней, Миках был крешийцем. В Крешии все мальчики и девочки считали, что только мужчины достойны уважения и чести, а женщины – просто украшения и игрушки, безо всякого влияния.

Она отказалась выбрать крешийского мужчину, потому что боялась обмана.

- Мне нужно отдохнуть после долгого путешествия, - сказала она, - но сначала пошли за моей бабушкой, я хочу поговорить с нею.

Он поклонился.

- Как хочешь, принцесса.

Амара вошла внутрь, закрыла дверь и прислонилась к ней. Все эмоции, что охватили Амару, она спрятала так глубоко во время поездки, а теперь они вернулись. Она подбежала к зеркалу и схватила его.

- я жива, - напомнила она себе, глядя дико в отражение. – Девятнадцать лет жива. Я могу делать всё, что хочу. И могу иметь всё, что хочу.

- Да, милая. Ты можешь, конечно.

Она обернулась, увидев бабушку Нилу, что сидела у окна с видом на море.

- Бабушка! – радость при её виде отбросили все сомнения и печали. Она любила эту морщинистую, седую женщину, что верила ей и до сих пор могла быть безупречной в шелках и драгоценностях. – Ты ждала меня?

Нила кивнула и поднялась на ноги, раскинув руки в стороны. Амара рванулась в её объятия, зная, что, несмотря на хрупкую внешность, её бабушка сильная.

- Ты сделала это? – прошептала Нила, перебирая сияющие волосы Амары.

- Да.

Она немного помолчала.

- Он страдал?

Амара проглотила комок в горле и отступила от старой женщины.

- Это было быстро. Как ты и подозревала, он предал меня при первой же возможности, выбрал доверие к мальчишке, которого едва знал, а не родную сестру. Бабушка, я знаю, что должна это сделать, но у меня столько сомнений…

Нила кивнула, её выражение было жалостливым.

- Твой брат имел доброе сердце. Но это роковая ошибка. Он доверял незнакомцам слишком легко, он видел хорошее в тех, в ком было только плохое. Он мог быть ценным союзником тебе, но он не смог проявить себя в решающий миг.

Она знала, что Нила права, но легче не стало.

- Он ненавидел меня в свои последние мгновения.

Нила прижалась прохладной, сухой ладонью к горящей щеке Амары.

- Ненависть делает тебя сильнее, Дхоша. Ненависть и страх – самые сильные эмоции. Любовь и сострадание делают нас слабыми. Мужчины знали об этом с самого начала, и они воспользовались этим для своей выгоды.

Её бабушка говорила без тени гнева или боли в голосе. Она делала это заявление просто, как правда от женщины, что жила под влиянием всё контролирующих мужчин.

Вопрос Амары был заперт в её сердце всю жизнь, крутился н языке и выскользнул на поверхность, когда она была оскорблена отцом. Она должна спросить и получить ответ, что поможет ей понять всё.

- Мадхоша, - так называли крешийцы бабушек, как Дхоша – внучек. Пока он добавлял новые королевства к империи три последних десятилетия, император Кортас позволил языку исчезнуть, уступить универсальным диалектам большинства стран мира. Нила оплакивала потерю её родного языка и учила Ашура и Амару нескольким крешийским словам, чтобы сохранить наследие. Амара хорошо знала крешийский, но язык был сложен и она почти не говорила им.

- Да? – ответила мягко Нила.

- Я знаю, что мы не должны говорить о древних законах, но… мне девятнадцать, я должна знать. Как я пережила ритуал утопления? Разве это возможно?

- Моя сладкая, мне слишком больно, что ты знаешь о том страшном дне.

Память была туманной, Амаре было не более пяти, когда она подслушала разговор бабушки и отца, бабушка мягко, а отец – кричал.

"- Особенная , ты говоришь , - прорычал он . – Не вижу ничего особенного в ней.

- Она ещё ребёнок, - ответила её бабушка, её голос был спокоен – крошечный корабль в середине моря столкнулся с бурей урагана. – Однажды ты увидишь, почему боги пощадили её.

- У меня есть три прекрасных сына. Зачем мне дочь?

- Дочь означает брак с сыном достойного короля, политические переговоры.

- У меня нет необходимости вести переговоры, когда всё, что нужно – отправить армаду на береги любого короля и впитать их земли в Крешию. Но кровь… Я мог бы использовать жертву крови для богов, чтобы усилить империю.

- Ты уж использовал шанс Амары. – прошипела Нила. – Один шанс, только один. Но она выжила, потому что она особенная и обречена на величие. Сделаешь ещё одну попытку – и это чёрная метка на твоей душе. Ты знаешь, что это правда. Даже ты не столь смел , чтобы так рисковать ".

Нила говорила со спокойной силой, и император не мог игнорировать.

Когда Амара рассказала Ниле то, что слышала, её бабушка прогнала её, сказав, что ничего страшного нет, нечего волноваться.

- Скажи мне, Мадхоша, - настояла теперь Амара. – Почему я не утонула? Даже если я особенная. Я была только ребёнком. Ребёнок не рыба, он не рождается с врождённым умением плакать.