Два солнца - Галия Мавлютова

На автомобильной стоянке «Энтерпрайза» коломенской верстой торчал Александр, но он не успел поздороваться с Леной. Его мгновенно перехватили сотрудники корпорации. Они о чем-то горячо спорили с долговязым нарушителем конституционных прав, возбужденно размахивали руками, толкались, кричали, скандалили, видимо, речь шла об автомобилях, увезенных вчера на эвакуаторе. Истомина ловко увернулась от приветствия, выскочила из машины и, съежившись от страха, побежала к ступеням здания. Она знала, что за ней исподтишка наблюдает Александр. Все кричат на него, требуют выдачи справок, разрешений, ходатайств, а он смотрит ей вслед. Ему тоже одиноко в этом мире. Сорокалетний мужчина решился на экстремальный поступок, арестовал чужие машины ради свидания с понравившейся девушкой. А где он раньше был, что делал, есть ли у него семья? Все эти вопросы Лена должна была задать Александру вчера, пока они молчали в машине. Но она не спросила, а он ничего не рассказал о себе. И Лена вновь сделала усилие над собой, переключив внимание на другую волну. Это не мое. Меня не касается. Пусть Александр живет своей жизнью, ему уже много лет, он выглядит солидным господином, а продолжает волочиться за девушками. Смешное и нелепое занятие для его возраста, будто ему делать больше нечего. Лена стремглав вбежала в офис, посмотрела на настенные часы. Не опоздала, никто не посмеет сделать замечание. С недавних пор корпорация объявила войну прогульщикам. Любое опоздание приравнивается к прогулу. Прогул к увольнению. Истомина уже забыла, как когда-то она весело смеялась над карьеристами и выскочками. А нынче сама превратилась в старательную служащую, мечтающую занять подобающее кресло. Следом за Леной в офис влетела Настя, бурная и непосредственная, не взирала на производственные условности.

– Ленка, как жизнь, как дела? – крикнула она, растопыривая пальцы, видимо, только что съела что-то сладкое, все руки в липком.

– Нормально, а у тебя все в порядке? – ответила Лена, даже не вспомнив про черный пикап.

– У меня все отлично, – завопила Настя и, сделав круг по офису, выскочила в коридор.

Истомина усмехнулась. Утренний ритуал, соблюдается с точностью до микрона. Настя успевает забежать почти ко всем, с кем имеет честь состоять в дружественных и приятельских отношениях. Главное, не сразиться на вопросе, не сказать в ответ, что не выспалась, плохо чувствуешь себя. Тогда все пропало. В зависимости от состояния проблемы опрашиваемого Настя либо откроет кампанию по сбору средств на лечение, либо устроит дело таким образом, что строгое начальство разрешит несчастному отправиться досыпать на законных основаниях. В Насте умер великий общественный деятель всех времен и народов. И все-таки Лене не хватало внимания подруги. В последнее время Настя отдалилась, она явно чем-то или кем-то увлеклась. Истомина ощутила укол ревности. Хоть Настя и чересчур назойлива, но с ней легко и просто. Она и впрямь хороший товарищ, всегда протянет руку в несчастье, поддержит, поднимет, спасет. Но Истомину больше не нужно было спасать. Лена заставила себя быть сильной, научилась избавляться от боли. Лена имела дистанционный пульт управления собственным организмом, и лишь одно удручало девушку, она никак не могла избавиться от тоски по Олегу. В совершенном механизме отсутствовала одна кнопка. Это было нелепо. Он не мог переключиться на другую волну, тоска по Олегу глючила, как неисправный компьютер. Олега нигде не было. Он больше не появлялся в жизни Лены. Истомина не имела права искать его, интересоваться им, расспрашивать о нем. На его имени был поставлен крест. И Лена строго соблюдала условности, но внутри нее творилось невообразимое, никто не догадывался о глубоком чувстве, гнездившемся внутри холодной и равнодушной на вид девушки. Лена Истомина переживала настоящую страсть, ту самую страсть, о которой так много написано и рассказано, показано и предъявлено, предано общественному суду и публично осмеяно. Ведь никто не знал, что случилось тем летом на даче между двумя людьми. Никто. Даже Настя. И родители Лены не знали о том, что Олег поднял руку на единственную дочь Истоминых. Лена скрыла от всех столь горестное событие. Она никому не смогла бы признаться в этом. Если бы это стало достоянием злых языков, Лена из благополучной девушки немедленно превратилась бы в отверженную. Ведь никто не потерпит рядом с собой особу с пятном на судьбе. Мало ли свадеб расстраивается из-за мелких пустяков. Это явление, разумеется, волнует общественность, но не в той степени, в какой его может возбудить нездоровый интерес к физическому или психологическому насилию. Главный вопрос заключается в унизительности положения. Кем причинен вред, кому, зачем, для чего, с какой целью? Это уже другая песня. И пришлось бы Лене Истоминой в этой каше вариться долго и в другом месте. Она не смогла бы работать в «Энтерпрайзе». По этой причине весь груз Лена несла в себе. Одна. Она не хотела делиться своей печалью, чтобы не перекладывать свой крест на ни в чем не повинных людей. Олег сам должен объяснить свой поступок. Но он не хочет ничего объяснять. Ведь не из-за наследства же все случилось, разумеется, нет. И не из-за теплого местечка. Мало ли хороших должностей в корпорации. Значит, проблема плавно перетекает в другую плоскость, в ту, где могут разобраться всего лишь два человека. Лена ощущала себя соучастницей тайного преступления. Она знала секрет другого, но не имела права раскрывать тайну, чтобы не испачкать себя. Невозможно рассказать о случившемся даже родной матери. Ведь тогда узнается истинное лицо Елены Истоминой. Именно это обстоятельство вгоняло девушку в непреодолимую тоску. И она плотно упаковывала себя в тесные рамки, боясь ненароком проговориться кому-либо о своем позоре.

День прошел гладко, без особых происшествий, в отделе никого не было, все подчиненные разъехались по объектам. Лена не переставая звонила, сама отвечала на звонки, о чем-то договаривалась, что-то обсуждала, кого-то убеждала, доказывая очевидное. В конце дня явилась Анжелика, без спросу усевшись на диванчике, она опять уставилась на Лену. Кажется, она ничего не могла видеть, женщина словно оцепенела от ненависти. Истомина сдержанно улыбнулась. Ведомственные инструкции категорически запрещают распыление отрицательных чувств. Со дня основания в корпорации внедрялись сдержанность и хладнокровие самыми разнообразными способами, включая иезуитские, запрещенные к употреблению. Владелец «Энтерпрайза» слыл флегматиком от рождения. Он не переносил склоки и сплетни между сотрудниками.

– Лена, вы обязаны подчиняться установленным правилам. И вы не имеете права устанавливать свои, в «Энтерпрайзе» такие номера не проходят, – заявила Анжелика после долгого и муторного молчания.