Живой товар - Москва - Лос-Анжелес - Владимир Савенков

- Попей аспирин, - посоветовал хозяин. - Но вернемся к нашим баранам. Вернее, к свиньям. Тебе уже объяснили, кого на американском сленге называют свиньями?

- Да.

- Попрешься в полицию, первая же загремишь в тюрьму. И надолго. Тогда уж твой сын точно вырастет без матери. А пока ты пашешь здесь, в "Эль Ролло", у тебя все же есть надежда на то, что я тебя рано или поздно отпущу с Богом. И с паспортом. И с деньгами. Есть ведь надежда? Признайся.

- Рано или поздно? Когда? - Саша оделась и опустилась в кресло у камина.

- Окажешься в тюрьме, этот вопрос перед тобой стоять не будет. Судья сразу объявит срок заключения. А я, прежде чем сесть, успею сообщить твоему сыну в Москву, что его мать посажена на такое-то количество лет в американскую тюрьму за проституцию, - пообещал мистер Бассет.

- Откуда у вас информация о сыне? - спросила Саша. - О том, что он у меня есть. О том, что живет в Москве. О том, что может успеть вырасти, пока я...

- Мне перевели данные твоего паспорта, это раз, - загнул палец мистер Бассет. - Твои подруги выболтали всю поднаготную о тебе, это два. Их легко купить. Да и тебя они, мягко говоря, недолюбливают. Считают, что очень высокомерна. А с чего бы? Делаешь такую же грязную работу, как и все они.

- Когда вы меня отпустите? Мистер Бассет потер шею ладошкой.

- Отпущу, не волнуйся, - махнул он рукой. - Раньше, чем ты думаешь. Будь добра, помассируй мне шею. Саша вздохнула и пошла массировать хозяину шею.

- Я хочу знать дату, Число. Или хотя бы месяц.

- Недавно я видел карикатуру в одной английской газете, - сказал хозяин. Не помню. Возможно, в "Файненшл Тайм". На арене цирка стоит тумба, на тумбе здоровенная медведица. На боку у нее надпись: "Россия". Медведица делает "ласточку". Перед ней изображен, на манеже, джентльмен с хлыстом. На котелке у джентльмена написано: "МВФ". Международный валютный фонд. Понимай цивилизованный Запад. Когда мы отпустим вас? По большому счету - никогда.

Мистер Бассет закурил. Дым поднимался вверх и попадал в глаза Саше.

Цивилизованный Запад! Господи, куда мы рвались, едва не застонала Саша, и в качестве кого рвались? И в какое дерьмо влипли! Она массировала шею хозяина и морщилась от дыма сигареты. И кто подталкивал нас, пустоголовых и завистливых, к этому дерьму... Врубить бы однажды вместо программы "Время", или как там ее теперь, на весь бывший Союз монолог такой вот дуры, как я младенцам стало бы ясно, кто подталкивал и кто толкает дальше, под зад коленом, разозлилась Саша. Но не хватает ребятам ума, чтобы провести параллель: евреев унижали и истребляли веками, и веками жили евреи без родины, без государства своего. И что вышло? Испарились они? Или стали дурнее? Но еврейский феномен покажется миру детским фокусом, когда сотни миллионов, (ну как их теперь называть? - думала Саша) бывших моих соотечественников разбредутся по Земле. Странно, что эта мысль приходит в голову шлюхи из притона и совсем не колышит, скажем, американский Конгресс.

- Ненавижу. И не прощу, - прошептала Саша по-русски.

- Что ты бормочешь? - откинул голову мистер Бассет.

- Глупая карикатура, - Саша положила руки на плечи хозяину. - Нет никакой медведицы. Сдохла. А труп разлагается. Зажимайте носы, господа!

- Говорят, где-то там у вас на севере есть племена, которые закапывают мясо в землю, ждут пока оно протухнет, а потом его жрут. Деликатес! воскликнул мистер Бассет. - Куда ты спешишь, крошка? На пиршество? Боишься, что всю эту вкуснятину слопают без тебя? Успеешь. Как найдем, кем тебя заменить, так и - валяй. А пока ступай, я намерен просмотреть кой-какие бумаги.

Саша направилась к двери.

- Впрочем, стой! - задержал ее мистер Бассет. - Мне интересна твоя психология. Ответь-ка искренне, ты здорово обижена на меня?

- "Обижена" - не то слово, - Саша постучала кончиком языка по нёбу.

- Если бы не ты была в моей власти, а я - в твоей, чтобы ты со мной сделала? Отвечай честно, не бойся. Саша поглядела на часы, затем в окно.

- У вас дети есть? - спросила она.

- Да, - улыбнулся мистер Бассет.

- А внуки?

- Есть.

- Ничего бы не сделала, - сказала Саша. - Бога бы молила, чтобы дал вам долгую-долгую жизнь, и чтоб вы дожили до той самой поры, когда сыновья моего сына станут взрослыми.

- Они вырастут, и что?

- Вы не знаете, где зимуют раки? - спросила Саша. Мистер Бассет прищурился.

- Где-нибудь в иле, у берега, наверное.

- Славное будет поколение, заверила хозяина Саша. - Думаю, всем тут поддаст жару. Я пока пойду, хозяин?

9

Солнце давно перевалило Аю-Даг и теперь дымилось над серым, с металлическим отливом, морем, то исчезая в облаках, то роняя сквозь просветы в тучах бледно-желтые отблески на Адолары, волны и скалистый берег. В горах постепенно рассеивался туман, западая в балки и пади. В холодный осиновый лес были вкраплены сочные островки темной хвои, вокруг деревень и поселков на склонах угадывались под снегом виноградники и лавандовые поля. Над фурой глиной откосов висели на колючем кустарнике и нескошенных травах сугробы, обещая, при первом же потеплении, пролиться па обочину мутными водопадами. В стылых овражках, в затишке все еще держались на ветках смерзшиеся, чем-то напоминающие пергамент, листья. На скользких труднодоступных обрывах тускло тлели ягоды кизила. Потерянные самосвалами и намытые на трассу осенними дождями, постреливали из-под шин автомобилей мелкие камешки.

Андрей полагал, что его либо убьют на трассе, либо доставят в аэропорт.

Его привезли на железнодорожный вокзал.

Санек убедился, что кровь больше не заливает лицо Григория, и Григорий погнал "Таврию" назад в Ялту, через Перевал, а Растопчин оказался в купе скорого поезда No 68. В двенадцать десять поезд отправился в Москву. Андрея сопровождали двое - Санек и его приятель Калан, человек из бара.

Поезд тронулся, Андрей лег на нижнюю полку, подсунув под щеку сумку. Притворился, что спит.

- Башмаки сними, эстет долбаный, - сказал Растопчину Калан.

Растопчин не шелохнулся. Конвоиры сидели напротив, попивали коньяк, закусывали копченой курицей, изредка перебрасывались словами. По очереди ходили в тамбур на перекур. Так они просторожили Андрея часа полтора. И снова Калан покинул свое место возле окна, вылез из-за стола, обматерил проводницу, заставляющую пассажиров курить "в морозильнике", и вышел из купе, оставив дверь приоткрытой. Растопчин решил использовать предоставившийся ему шанс. Он, кряхтя, перевернулся на спину, протер глаза, посмотрел на часы, а потом, приподнявшись на правом локте, в мутное окно. Санек насторожился.

- Что пьем, сторожа? - зевнул Андрей и принюхался. - Не накапаешь?

- Двадцать капель, - сказал Санек и перевел взгляд на опустевшую бутылку.

Андрей ударил Санька из положения лежа носком левой ноги под висок, мгновенно вскочил и нанес еще один удар, кулаком в скулу. Санек влип затылком в стену, сполз по куртке, упал на полку, навзничь, под вешалку рядом с дверью, и Растопчин разбил ему, полумертвому, лицо тяжелым каблуком.

Андрей закинул ноги Санька на полку, нащупал пульс (парень был жив), похлопал его по карманам и животу и вытащил из-за пояса, из-под свитера браунинг. Сорвал с вешалки шапку, надел пальто, спрятал оружие под правую руку, сумку перебросил через левое плечо и осторожно выглянул в коридор. Две уродины пялились на телеграфные столбы, за которыми стелился пасмурный степной пейзаж, лейтенант болтал с пенсионером, кто-то нес кефир из ресторана. Калана Растопчин не увидел. Если Каланчик вынудит меня его прикончить, пожалел себя Андрей, придется уматывать в штаты на годы. Там вряд ли найдут, мастера. Андрей захлопнул дверь купе и быстро зашагал по коридору в сторону противоположную той, куда ушел Калан.

Когда Растопчин удалился достаточно далеко от своего купе, он остановился, распахнул межвагонную Дверь, дабы в пустом тамбуре был погромче грохот колес и прочего железа, и снял затвор браунинга с предохранителя. Зажег сигарету и стал ждать Калана. Сердце Андрея колотилось по-сумасшедшему, во рту пересохло. Студеный ветер лился за воротник, а по спине текли капли горячего пота. Андрей вытащил из рукава шарф, о котором в спешке позабыл, и обмотал им горло. Гремели колеса, и в такт им звучала в ушах Растопчина какая-то дьявольская оратория. Уже мелькали за стеклами пригороды Джанкоя, когда Калан вылетел на Андрея - хромированное дуло едва не выплюнуло пулю Калану под ребро. Мгновение Растопчин помедлил, позволяя парню отшатнуться, опрокинуться на спину, в падении ногой захлопывая перед собой дверь. Андрей был рад тому, что не выстрелил.

Он убрал оружие в правый карман пальто, дождался проводника и первым из пассажиров поезда выпрыгнул на платформу станции Джанкой.

Он постарался тотчас затеряться в толпе, немного понаблюдал из-за угла кафетерия за растерянным, мечущимся по декабрьскому перрону Каланом и подался на привокзальную площадь.

Две минуты спустя он уже прикуривал очередную сигарету в салоне "Волги", которая уносила Растопчина на Южный Берег. Водитель не торговался - частнику из Джанкоя еще никто в жизни не предлагал за "ходку" тридцать долларов.