Фейри-таун (СИ) - "Deus Rex"

— И тебе исполнится двадцать семь.

— Значит, был в курсе. Да, интересный возраст. Для тебя я, видимо, еще ребенок. Правда, у меня в перспективе еще десять раз по двадцать семь или десять раз по десять таких раз. Все никак не привыкну к мысли, что я вечный.

Арман на этом моменте застыл окончательно и не отвечал на последующие вопросы, заставляя Вивьена выходить из себя по-настоящему, без ложного кокетства.

— Ты хоть слово скажешь еще сегодня или нет? — воскликнул он, барабаня пальцами по рулю. — Я что, не имею права знать, что со мной происходит?

— Пожалуйста, помолчи. Ты мешаешь мне думать. Если я скажу тебе, что происходит, дела не улучшатся, но ты тоже будешь об этом думать. А это не то, что тебе сейчас необходимо.

У Джейнсвилля Вивьен пропустил поворот и пришлось разворачиваться и возвращаться, сворачивая на дорогу, ведущую к особняку, окруженному старыми раскидистыми деревьями. Выскочивший на шум мужчина, видимо кто-то из прислуги, забрал ключи от машины и загнал ее в гараж. В холле их, промокших до нитки за те пару минут, когда они поднимались по крыльцу, встретила домоправительница.

— Сожалею, но господин Корк сейчас отсутствует, — произнесла она приветливо — с виду обычный человек, но Вивьен почувствовал, как голову точно сжали стальным обручем, пытаясь распознать его намерения. — Что я могу передать ему?

— Только то, что приехал его друг, Вуд. А сейчас можете проводить нас в комнату, где я всегда останавливался раньше, та, окна которой выходят в сад. Вы новенькая, я не помню вас, потому поясняю.

— Конечно, господин, — сразу подобралась девушка. — Принести вам чего-нибудь? Ужин?

— Я ничего не буду. — Арман вопросительно глянул на Вивьена, и тот сказал:

— Мне только чай. И сливки.

Комнату, куда их привели, Вивьен узнал гораздо позже, но сейчас заметил только двустворчатые двери, распахнутые в сад, и подумал, что это прекрасно. Он любил, когда пахло зеленью и мокрой землей. Арман, не обращая внимания на пришедшую почти сразу служанку с подносом, принялся стягивать с себя мокрую рубашку.

— В ванной есть халат, — произнес он, стоя спиной.

— Что происходит? — снова начал раздражаться Вивьен — от неизвестности, долгой дороги с неясной целью, чужого дома, липнущей к коже одежды. — Или ты мне говоришь все прямо сейчас, или я сажусь в машину и еду обратно.

Арман продолжал стоять, занятый манжетами, и Вивьен, круто повернувшись, сделал шаг к двери. И в ту же секунду оказался крепко стиснут — Арман, впившись пальцами в его предплечья, смотрел потемневшим, тяжелым взглядом.

— Я же просил не доставать меня. Хотя бы еще час. Я ненавижу дождь и вопросы, которые мне задают без остановки. Я жутко голоден и не совсем уравновешен, — проговорил он, и Вивьен, тоже раздраженный до предела, сказал:

— Ты мне больно делаешь, тупица.

Уперся руками в его грудь, и ладони почему-то расслабились, а сам он не оттолкнул, как собирался, а подался вперед. Зрачки Армана сузились до точки, и он, дернув его на себя, прижал за талию.

Вивьен, перед тем как упасть в этот уже сам по себе похожий на трах языком поцелуй, мимолетно заметил, что стоят они, ни дать ни взять, как парочка из мыльной оперы. Вернее, даже не так — как картинка с обложки женского романа. Арман — в роли неистового дикаря, а Вивьен томно стонет и трется об него, как похищенная пастушка.

Одежду с него содрали раньше, чем он сообразил снять ее сам, толкнули на кровать, и он плюхнулся на спружинивший матрас, оказываясь лежащим посреди маленьких подушек. Вспомнил, что резинок с собой нет, но Арман, тряхнув в нетерпении снятые брюки, его удивил: найдя среди высыпавшейся ерунды необходимое, вскрыл фольгу и раскатал латекс по члену, который у него был с точки зрения Моро идеальный — не крупный и не маленький, как тот размер, какой удобно принимать в задницу с комфортом. Конечно, происходи все не так быстро, он бы его как следует приласкал языком и губами, но в этот момент больше всего хотелось его в себе. И больше всего Вивьен любил именно миг перед самим действом, момент ожидания, когда латекс ползет в обхвате пальцев по упругой плоти, стягиваясь у основания плотным кольцом, которое после все равно сползало немного в обратную сторону. От предвкушения сладко тянуло в мышцах и возбуждение иногда было настолько сильным, что выступало тягучими каплями на головке собственного члена. Как происходило сейчас.

Арман с ним не церемонился, потому что Вивьен одними глазами дал понять — делай, что хочешь. И как хочешь. Даже если бы на резинке не присутствовало необходимого минимума смазки, он бы трахнулся и на сухую — так ему хотелось выплеснуть все эмоции и напряжение. Когда его насадили до упора, одним движением бедер, он прикусил губу. Нарочно сильно, зная, что выступит кровь.

— Не надо, — произнес Арман угрожающе и при этом с мольбой.

Вивьен коснулся его губами. Нашарил под рукой подушку, продолжая целовать его, подпихнул ее под задницу, прогибаясь в пояснице, и развел ноги, как давно хотелось. Впился ногтями в окаменевшие, напряженные мышцы спины, и Арман отстранился, закрывая глаза и опуская голову, хотя на его лице и так можно было поймать весь спектр самых противоречивых эмоций.

Температура тела его повышалась с каждой минутой, и Вивьен, которому поначалу было зябко в комнате с раскрытыми дверьми в сад, ощутил, как истекает потом. В свои стоны он не пытался вложить дополнительной чувственности, чтоб завести Армана еще больше, он и не помнил потом, как выгибался и пытался дышать так, чтоб не терять сознания от кайфа. Его давно так не имели — как чертова секс-машина, без передышки и пауз, точно наказывая за провинность. А когда Арман, сдавшись, прильнул к его шее губами и поцеловал место, куда медленно и весьма щадяще вонзились затем клыки, Вивьен замер и понял, что члена не чувствует — внизу живота все сжалось сплошной судорогой. Сначала от боли, потом от удовольствия. Он слышал, как пульсирует покидающая его тело кровь, он чувствовал, что это нечто более интимное, чем секс, и его укачивало от стука сердца. У него даже пальцы на ногах поджались, что происходило редко, и глаза закатились. А Арман, удерживая на весу его голову — рука подрагивала, — глотал так долго, точно отстраняться не собирался. Человек бы уже потерял сознание от такого, и человек бы точно не бился в оргазме от ощущения удушья и желания, чтоб его сожрали целиком.

Когда Арман отлип от него и смотрел, нависнув сверху и продолжая начатое, Вивьен только и мог, что сжимать в кулаках простынь и открывать рот в беззвучном стоне. Оба они кончили, когда Арман снова прижался к его шее, зализывая затягивающиеся ямки от клыков, а затем господин полицейский, нехотя отодвинувшись, стянул резинку и ушел. Судя по звуку смыва в ванной, резинка отправилась в унитаз.

— Приподнимись, — сказал Арман, возвращаясь одетым в халат и вытаскивая одеяло из-под лежащего поперек постели Вивьена. — Ложись нормально. Постарайся поспать.

Вивьен, чувствуя себя уставшим животным, залез под одеяло. Закрыв двери и задернув шторы, отчего в комнате сразу стало темно и уютно, Арман забрался к нему и приятно-собственническим, тоже не церемонящимся движением уложил его голову себе на грудь.

— Приедет Крис, я поговорю с ним и решу, что делать дальше. Твоя жизнь под угрозой, если ты еще не догадался.

— Поэтому меня держали на станции? — спросил Вивьен, рассеянно и мягко царапая его живот ногтями.

— Нет, если бы именно те люди — или не люди — хотели тебя убить, они бы тебя убили. Есть проблема иная… Но я справлюсь, обещаю тебе. Только посоветуюсь с Крисом.

— А потом?

— А потом я тебя еще раз трахну.

Вивьен улыбнулся с торжеством — он бы удивился, прозвучи ответ иначе.

Крис приехал к ужину. Вивьен уснул, и Арман не стал его будить — пусть выспится, вся ночь впереди.

— Друг мой, какими судьбами? — лучезарно улыбаясь, Крис раскинул руки для объятий.

Он был точно выточен из куска янтаря — теплый, солнечный, с кудрями русо-медового цвета, какой любили изображать на упаковках своей продукции известные производители краски для волос. Лицо его, вечно расслабленное, лучилось приветливостью и участием, и Арман, не сомневаясь в нем ни капли, рассказал за ужином — он к стейкам слабой прожарки, впрочем, и не притронулся — все, что знал и думал. Крис слушал его, улыбаясь, как всегда, но где-то с середины монолога Арман ощутил, что что-то идет не так. Он замолчал сам, прервав себя на полуслове, и Крис, поняв все без слов, позволил улыбке сползти с губ.