Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

тому назад дали по зубам зажравшимся американцам и заставили их убраться восвояси. Таким образом, «хунтот» в нашем случае было не оскорблением, а скорее синонимом нашего слова «плохиш» в снисходительной интерпретации. Отсюда же происходило и название весьма важного местного продукта — «хунтотовки», рисовой водки, малоградусной, чрезвычайно вонючей, но хорошо шибающей по мозгам.

Сейчас уже не вспомнить, кто предложил сплавать на островок Муй, вторую неделю притягивающий к себе наши заинтересованные взоры, но идея понравилась. Старпом дал добро. Быстро были надуты две автомобильные камеры, на них погружены акваланги и всё, что потяжелее, и вот экспедиция из шести человек, экипированная ластами и масками, собранными со всего экипажа, отправилась в дальнее плавание.

Путь до острова при попутном ветре занял минут тридцать. Сильно тормозили камеры с грузом, которые пришлось тащить за собой на буксире. Вот и остров. Высадившись на его ослепительно белый песок, истосковавшиеся по твёрдой земле члены экспедиции разбрелись по берегу.

Я и Васёк, командир моторной группы, второй человек нашей электромеханической боевой части (после богатыря-механика, разумеется) и мой закадычный друг, надели акваланги и решили, что пока остывает спирт, можно немного обследовать прибрежный шельф. Вооружившись бамбуковой палкой, я начал погружаться по откосу уходящей в глубину скалы. Вася последовал за мной.

Открывающаяся перед стеклом маски картина захватила дух и наполнила душу щенячьим восторгом: это же как в фильмах Кусто, которыми я засматривался в детстве. Но там всё было черно-белое, а здесь — какие цвета, какие краски! Кораллы, куда ни кинь взгляд — белые, розовые, красные. И рыбы: большие, величиной с ласту, и маленькие, как аквариумные, такие же перламутрово-разноцветные и необычные. Всё блестит, живёт, движется! А вода до того прозрачная и вдали такая синяя, что кажется, будто кто-то специально рассыпал вокруг острова несколько мешков ультрамарина.

Вся подводная часть скалы облеплена пятнистыми каури. Оторвав несколько роскошных экземпляров размером с ладонь, мы с Васей продолжаем путь. Метрах в двадцати от уходящей в песок каменной стены новая находка: в расщелине между рифов на гальке лежит прекрасно сохранившийся старинный якорь с обрывком цепи. Жалко, что забрать его никак не получится. Весит килограммов двести, да и куда девать? В люк не пройдёт, на корпусе закрепить командир не разрешит.

Из норы у подножия рифа скалит зубы полосатая мурена. Вася легкомысленно дразнит её концом ласты. Но после того как мурена отхватила кусок, причём на удивление ровно, он понял, что не следовало этого делать. Хорошо ещё, что не додумался руку засунуть в нору!

Плывём дальше. Глубина метров двадцать, под нами уже песок, какие-то холмики. Тыкаю палкой в один и от неожиданности чуть не захлебываюсь. Холмик снимается с места — и, переливаясь волнистой мантией, грациозно, не спеша, в метре от нас проплывает полутораметровый скат. Едва не касаясь меня, он делает круг и гигантской бабочкой в дрожащих лучах косо пробивающегося на глубину солнца растворяется в придонном мраке, оставляя нас в оцепенении.

Воздух на исходе, пора возвращаться на берег.

Тем временем наши товарищи не сидели без дела. Они наловили рыбы, причём сделали это совершенно оригинальным способом, переданным по наследству экипажем предыдущей лодки: метрах в десяти от берега высыпается специально припасённый пакет с пищевыми отходами, и в течение буквально нескольких секунд поверхность воды начинает закипать сверкающим живым серебром. Тут главное не зевать, а занять на импровизированном плавсредстве устойчивую позицию и за полторы-две минуты обыкновенным сачком наполнить рыбой все захваченные с собой ёмкости.

К нашему возвращению на берегу уже развели костёр, зарядили уху и — насколько это было возможно при температуре моря тридцать градусов — остудили спирт. Время пролетело незаметно. Выпив и закусив, понежившись на белом кварцевом песке, до одурения накупавшись, я стал собираться в обратный путь, рассчитывая за час налегке добраться до лодки и успеть на свою вахту. По прибытии на борт за пару банок тушёнки я должен был зафрахтовать хунтотовскую джонку из тех, что дежурят рядом, и отправить её на остров за основным составом экспедиции.

Надев ласты, я взял курс на субмарину, сверкающую антрацитовым глянцем бортов под лучами заходящего солнца где-то, как мне казалось с поверхности воды, у самого горизонта.

12

Между двумя безднами

Первую тревогу я почувствовал, когда через час усиленной работы ластами обнаружил, что проделал не более трети пути.

Течение! Как же я сразу не догадался!?

Взяв в створ береговые ориентиры — остатки старого, ещё от американцев, пирса и развалины каких-то строений, я заметил, что почти не двигаюсь с места, а если перестаю грести, меня тут же начинает относить, причём не в сторону берега, а прямиком в море.

Это открытие мне не очень понравилось. А если учесть, что с наступлением вечера начало стремительно темнеть, что я устал и чужими ластами уже основательно натёр ноги, то вскоре возникло и весьма обоснованное беспокойство. Совершенно некстати вспомнился потревоженный на глубине скат и зубастая мурена, с которой Вася неудачно пытался свести знакомство.

— Какая подо мной сейчас глубина? Метров двести-триста? А может быть, километр? — И как-то неуютно стало после того, как представил под собой толщу воды в пару трамвайных остановок. В голову полезли непрошеные мысли: — А есть ли здесь акулы? И что делать, если захотят напасть?

Где-то я читал, что акулу при нападении надо бить кулаком в глаз. Но что делать, если сейчас какая-нибудь зубастая тварь сидит прямо подо мной на дне, смотрит на мои трепыхания и облизывается в предвкушении неожиданного ужина? Короче, настроение, безоблачное в течение всего дня, этими мыслями было окончательно испорчено.

Ожидая нападения акул, я тем не менее успевал подумать и о всякой другой дряни. Например, о том, что у меня может случиться судорога, что я не смогу двинуть ногой и утону. Или о том, что я могу выбиться из сил, что моё сердце может не выдержать напряжения, отказать и — опять же — я утону. То, что до сих пор у меня ни разу не случалось судорог, хотя родился и вырос на море, что, бегая на физподготовке по десять километров, я до сих пор не знал, с какой стороны у меня находится сердце, — это сейчас в расчёт не принималось. Я стал прислушиваться к своему организму и уже начинал ощущать покалывания то в одной, то в другой ноге, то в правом, то в левом боку, а то и в обоих сразу.

— Надо успокоиться и взять себя в руки, — строго сказал я себе.