Отец подруги и я (СИ) - Нокс Рокси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Спасибо за вечер», — пишет Маша Тиму.
«Кто это?» — молниеносно приходит ответ.
«Это Ксюша. Классно повеселились».
«Чтозанах? Какая Ксюша?», — явно ничего не понимает парень.
«Ксюша Короткова. Хотела сказать тебе спасибо за вечер», — не унималась Маша.
«Ляля, ты номером ошиблась».
— Ну вот видишь, — говорю я, — твой Тимка мне на фиг не сдался.
Я все еще напряжена, потому что телефон в Машиных руках, и в любой он может разразиться звуком входящего сообщения от Теплякова. Или звонка!
— Ксю, прости. Не знаю, что на меня нашло. В последнее время твое поведение изменилось, ты как будто что-то скрываешь от меня. И конечно я подумала о самом худшем, что ты замутила с Тимом.
Маша кладет мой телефон на тумбочку, и я украдкой выдыхаю.
— Но это не так, — отвечаю я.
— Так где ты была? — смотрит на меня оценивающе. — Вещи себе купила новые, а на шопинг меня не позвала.
Ну да, как бы я при тебе оплачивала покупки картой Теплобанка?
— Так, встретила одного фраера. Пока не хочу обсуждать его.
— Боишься сглазить? — хихикнула Маша.
— Ага, вроде того. Слушай, Машунь, оставайся у меня ночевать. Уже поздно.
— Сейчас позвоню отцу.
Маша набирает со своего смартфона папу и говорит в трубку:
— Пап, я у Ксюши останусь сегодня. Да не вру я! Правда у нее. Хочешь, дам трубку?
Маша закатывает глаза и подносит телефон к моему уху.
— Ростислав Андреевич, — дрогнувшим голосом говорю, — здравствуйте. Да, Маша у меня.
— Не понял, как она там оказалась? — озадаченно спрашивает Тепляков. — Она ведь не знает?
— Нет. Никаких парней здесь нет, — отвечаю.
Боже, как это странно слышать в трубке его голос после всего того, что было между нами в ресторане на крыше. Мне так неловко за собственную неопытность и неумение скрывать эмоции. Расплакалась… надо же! Я даже не поняла, что со мной произошло. Мое тело как будто бы разлетелось на атомы, а потом собралось вновь, даруя мне новое рождение. Именно так я себя чувствовала после того, как Ростислав Андреевич довел меня до оргазма.
— Ладно. Хорошо. Целую тебя, красавица.
— И Вам спокойной ночи.
Маша убирает телефон от моего уха и ложится на кровать. У меня внутри все еще горит от «красавицы» и еле сдерживаю себя, чтобы глупо не заулыбаться.
— Папа думал, что мы тут с парнями? — покачала головой Маша. — Совсем что ли ку-ку?
— Ага, Каришка нам не позволит сюда привести парней. Да, Карин?
— Угу. Мы спать уже будем или вы еще хотите кого-нибудь разбудить? — недовольно проворчала Карина.
Я разделась, смыла макияж, надела пижаму и выдала Маше футболку для сна. Мы улеглись на мою тесную кровать и выключили свет.
— Обнимешь меня? — попросила Маша.
— Конечно.
— Знаешь, мне так мамы не хватает, — разоткровенничалась Маша, когда я устроила руку на ее боку. — Уже семь лет прошло, как она умерла. Она всегда лежала рядом и обнимала меня, пока я не усну. Папа, конечно, считает, что такое нельзя делать с дочерью, ну лежать вместе в кровати и обниматься. А мне этого так не хватает.
— Понимаю тебя.
— Помоги мне вернуть Тимура, Ксю.
— Ладно, спи. Завтра что-нибудь придумаем, обещаю.
Засыпаем с ней в обнимку, а наутро решаем прогулять пары по латыни и запустить план «А» по возврату Токарева.
— 20-
Вместо латыни идем на спортплощадку соседнего универа, где учится Тим. Как следовало и ожидать, парни играли в баскетбол, вместо сидения на скучных лекциях.
— Дура лекс, сед лекс, — противным голосом говорит Маша, имитируя интонации нашей преподавательницы по латыни. — Закон суров, но это закон.
Я смеюсь, здорово у нее получается кого-то пародировать. Садимся на пластмассовые стулья, прибитые к железному каркасу, и наблюдаем за игрой парней. Маша немного мандражирует перед встречей с другом, и я беру ее за руку. Пусть попробует ей хоть одно грубое сказать, и я за себя не ручаюсь.
Тимур замечает нас, но пока игнорирует. Я держу его в поле зрения, чтобы не пропустить мяч, который он кинет мне в лицо. После вчерашних ночных смс, это будет неудивительно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Маш, а тебе никогда не нравились мужчины постарше? — спрашиваю, наблюдая за тем, как Тимур и его дружки прыгают друг на друга, как дебилы.
— Тридцатилетние, что ль? — удивляется она.
— Еще старше.
— Ауч! Короткова, ты с дуба рухнула? Такие старые, как мой отец? — сморщила она маленький носик.
— Да ничего он не старый.
— А какой? Ему уже сорок два!
— Старый — это шестидесятилетний, — возражаю.
— Ксюха, я поняла, к чему твои расспросы, — ее слова заставляют меня напрячься. Вот кто меня за язык тянул?
— Ты завела себе папика! — припечатывает Машка. — Колись, кто такой? Сколько лет?
— Да мы просто общаемся, — отнекиваюсь я.
— Ага-ага. И поэтому он покупает тебе шмотки.
— Нет, серьезно, он пока только предложил стать его любовницей. Ничего не было.
— А ты что?
— Не знаю. Я боюсь его.
— Злой такой? Как мой отец? Ну скажи, как его фамилия, может, я знаю? — допытывается, ухватив меня за рукав.
— Он просил пока никому не говорить о наших отношениях. Прости, Маш, не могу сказать.
Тимур лениво подходит к нам вразвалочку, с мячом, который прижимает к себе татуированной рукой. Маша напряженно и в тоже время преданно смотрит на него. Она уже и думать забыла о нашем разговоре.
— Ты что ли, мне вчера писала? — обращается Тим ко мне. Ставит одну ногу на сидение и свысока глядит на нас.
— Да, сорян, номером ошиблась, — отвечаю.
— Пить меньше надо, — хмыкает парень.
— Привет, Тимур, — говорит Маша. — Как дела?
— Привет, малая. Да ничего, как твои?
Маша просияла.
— Нормально, вот латынь прогуливаем.
— Мм. Ясн, — кивнул Тим. — Поедете с нами на выходные в Домбай, нам двоих не хватает.
Маша смотрит на меня с надеждой, ждет согласия.
— Ксюш? — поторапливает с ответом.
— Ладно, поехали, — пожимаю плечами.
Это всего лишь поездка однодневка. Можно немного потерпеть общество Тима и его придурошных дружков.
— Ну супер, заметано, — говорит Токарев уже более дружелюбным тоном.
— Спасибо, что согласилась, — говорит Маша, когда Тим вернулся к игре.
— А что мне оставалось делать? Ты бы меня живьем съела. Ладно, пошли в институт, латынь скоро закончится. Следующая лекция по экономике.
— Скукотища.
— Ага, но надо идти. Иначе нас к зачету не допустят.
Перед парами по экономике захожу в туалет пописать, и прямо на унитазе меня застает звонок от Теплякова.
— Ксения, — строго говорит он в ответ на мое робкое алё. — Вы где?
— На учебе. А что?
— Мне звонила Антонина Андреевна.
— А кто у нас Антонина Андреевна? — туплю, застегивая джинсы. Плечом держу трубку и боюсь ее уронить.
— Ваша преподавательница по латыни. Ты даже имени ее не знаешь! — возмущается.
— Знаю. Просто забыла.
— Почему вы пропустили лекции?
Черт, ну и что мне ответить? Потому что Маша пошла кадрить Тима, приближаться к которому строго-настрого запрещено? Молчу.
— Это никуда не годится, чтоб вы знали. Она сказала, что это уже не в первый раз. Срочно подойдите к Антонине Андреевне и возьмите задание на дом. На следующее занятие спросит вас обеих. Все, ладно, я пошел на посадку. Ведите себя хорошо.
— Приятного полета, — успела сказать, прежде чем он отключился.
Ну вот, устроил мне разнос! Как будто я предводитель восстания против латыни. Это Маше не нравятся лекции, а я просто за компанию. Но Ростиславу Андреевичу по фиг кто прав, кто виноват — досталось все равно мне, как старшей.
Выхожу из туалета, Маша ждет меня возле кадки с пальмой.
— Что ты так долго? Уже звонок был.
***
Вечером Маша присылает мне сообщение, не сильно ли я обижусь, если она отправится в Домбай без меня? Обижусь?! Да я обрадовалась только, что меня слили. У них вышла какая-то заковырка с местами в автобусе — слишком много желающих оказалось. И к тому же компания решила заночевать в поселке и вернуться только ночью следующего дня. За Машу я была спокойна, они с Тимом едут не одни, так что ничего плохого он ей не сделает.