Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник) - Сирил Хейр

– Мама, как ты можешь так говорить!

– Не обращай внимания, – неожиданно жестко сказала миссис Дикинсон. – В любом случае это хорошо для меня. Ну а вслед за вдовой обычно наступает очередь ближайших родственников. Вы с Анной, похоже, тоже ни при чем, поскольку находились в Швейцарии, и есть люди, которые могут это подтвердить. Остается Мартин. Ты случайно не знаешь, у него есть алиби?

– Если честно, не имею представления. Я его об этом не спрашивал.

– Я и не утверждаю, что ты должен знать. Такого рода информация – вещь опасная. Ее избыток или, наоборот, нехватка могут породить в семье чувство всеобщей подозрительности по отношению друг к другу. А я до такой степени старомодна, что мир в семье представляется мне важнее даже очень больших денег. Тем не менее полицейские будут задавать именно такие вопросы, не правда ли? Предположим, объяснения Мартина их устроят. Что тогда? Тогда они станут проверять алиби других наших родственников. Тут, правда, я нахожусь в некотором недоумении, – добавила Элинор с сомнением в голосе. – Как ты думаешь, братьев и кузенов они тоже будут допрашивать?

– Если ты имеешь в виду дядю Джорджа или кузена Роберта, то я обеими руками голосую за то, чтобы их тоже включили в список подозреваемых. О дядюшке Эдварде и Страхе Божьем я уж не говорю. Может, за неимением полиции мне начать их допрашивать, причем прямо сейчас?

– Полагаю, пока этого делать не стоит. Давай лучше предположим, что полиция уже встретилась с ними, допросила, но ничего подозрительного в их ответах не обнаружила. При таком условии детективы продолжат поиски человека, у которого был мотив для совершения преступления. Где, спрашивается, они будут его искать?

– Это зависит от того, каким человеком был убитый. По крайней мере я так думаю.

– Каким он был человеком?… – протянула Элинор. – Именно! Значит, полицейским придется выяснить это. Полагаю, здесь они встретятся с немалыми трудностями. Почти с такими же, с какими встретишься ты, задавая неудобные вопросы, скажем, дядюшке Джорджу. Хотя мне кажется, что у нас в этом смысле имеются перед полицией определенные преимущества.

– Это какие же? – осведомился Стефан, неожиданно почувствовав, что разговор с матерью становится по-настоящему интересным.

Мать, как всегда, предпочитала обходные пути и не торопилась сообщать свою точку зрения.

– А ты сам знаешь, каким человеком был твой отец? – спросила она.

Сразу же выяснилось, что дать ответ на этот вопрос не так уж просто.

– Считаю, что большинство знавших его скажут, что он был не слишком дружелюбным, – произнес после паузы Стефан.

– Но ты, надеюсь, не думаешь, что он относился к тому типу людей, у которых много врагов, особенно врагов смертельных?

– Нет, разумеется. Насколько мне известно…

– Насколько мне известно… – тихим голосом повторила Элинор. – Полагаю, то же самое могут сказать и другие члены нашей семьи – «насколько нам известно». Возможно, эти слова в определенном смысле являются отражением всей нашей семейной жизни. Ибо мы в знании отца не продвинулись дальше этого. Но как бы то ни было, сомнительно, что полицейские, занимаясь исследованием личности Леонарда, смогут узнать нечто большее. Уверена, что они и до этого не докопаются. Установят только, что он вышел в отставку и жил на пенсию, а уже одно это никак не вяжется с мыслью о больших деньгах, зависти, желании занять его пост и тому подобном. Вдобавок они не обнаружат никаких свидетельств о ссорах или скандалах, за пределами родного дома, что могло бы заставить кого-то лишить его жизни. Опять же, «насколько нам известно». Правильно?

– Да.

– Стало быть, наши воображаемые полицейские, – продолжила Элинор, – будут вынуждены углубляться все дальше в его прошлое, постоянно расширяя область поисков, если, конечно, у них найдутся для этого средства и время. Последнее же весьма сомнительно, и тут, как я уже говорила, и заключается наше преимущество. Ибо трудно искать черную кошку в черной комнате, особенно если ее там нет.

Элинор Дикинсон поджала губы и привычным жестом подняла руку к волосам, чтобы поправить прическу.

– Кстати, насколько ты осведомлен о его жизни в молодые годы? – неожиданно спросила она.

– Ничего об этом не знаю. Только какие-то воспоминания о Пендлбери, но они относятся скорее к детским годам. А больше он никогда ничего мне не рассказывал. Еще одна присущая отцу черта – он представлялся настолько самодостаточным, что жил, казалось, в некоем вакууме.

Элинор согласно кивнула:

– Именно. И знаешь что, Стефан? Можешь считать меня недалекой и совершенно нелюбопытной женщиной, но я знаю о нем ничуть не больше, чем ты.

– Вот как? – воскликнул Стефан, испытавший сильное разочарование. – А я-то думал, ты расскажешь мне что-нибудь полезное.

– Не расстраивайся, расскажу. Интересное, это точно. Но вот насколько это может быть тебе полезным, не знаю. Однако думаю, полиция, которую мы вообразили, почти наверняка решила бы, что этот рассказ стоит выслушать. И самое любопытное заключается в том, что я знаю об этом сейчас гораздо больше, чем при его жизни.

Элинор поднялась с места и подошла к стоявшему в комнате столу, достала из ящика толстую пачку писем, стянутую резинкой, высохшей и потрескавшейся от времени.

– Нашла их вчера, – объяснила она, – разбирая бумаги отца.

Стефан посмотрел на пачку и обнаружил, что верхнее письмо все еще хранится в конверте, на лицевой стороне которого наклеена марка ценой в пенни с изображением профиля короля Эдуарда VII.

– Похоже, это древняя история, – заметил он.

– Многие письма действительно очень старые. Я же говорила, что, исследуя личность отца, надо вернуться далеко в прошлое, не так ли? Но если ты возьмешь на себя труд их прочитать, как это сделала я, то, возможно, обнаружишь, что некоторые имеют отношение к не столь давней истории. В любом случае это чтение займет тебя на какое-то время. А мне кажется, что ты сейчас чем-то удручен, сильно скучаешь и вообще переживаешь не самый лучший период в жизни.

– Уж не придумала ли ты все это специально для того, чтобы вывести меня из состояния депрессии, в котором, по-твоему, я нахожусь? – спросил Стефан с легким раздражением.

Миссис Дикинсон улыбнулась.

– В любом случае тебе надо чем-то заняться, – мягко сказала она. – А эти письма, возможно, и правда смогут принести тебе пользу. Как бы то ни было, в них содержится информация, которую тебе не мешает знать. Когда прочтешь, приходи ко мне, мы их обсудим. А если что-то не поймешь, я постараюсь тебе объяснить.

Стефан взял письма и отнес в кабинет отца. Там он уселся за отвратительный письменный стол, занимавший половину этой неуютной маленькой комнаты, и погрузился в чтение. Читал он довольно долго, пока звук гонга не позвал его к ленчу.

– Ну, как успехи? – спросила мать, когда они встретились за столом.

– Уже почти все письма прочитал.

– Неужели?

– И собираюсь прочитать их еще раз после ленча. Все они представляются мне ужасными, тем не менее я должен досконально их изучить.

Заметив проступившее на лице сына брезгливое выражение, миссис Дикинсон подняла бровь, но комментировать его слова или задавать вопросы не стала.

– Должен – изучай, – доброжелательно произнесла она и переключилась на другую тему.

Во второй половине дня она зашла в кабинет мужа. В этот момент Стефан, изучив наконец письма, перетягивал пачку старой резиновой лентой. Услышав, что в комнату вошла мать, он поднял на нее глаза, но ничего не сказал.

– Итак, – произнесла она, усаживаясь в единственное находившееся в комнате кресло. – Вычитал что-нибудь интересное?

– Интересное?… – протянул Стефан, прищурившись. – Лично мне все эти письма показались на редкость отвратительными.

– Жаль, Стефан, – произнесла Элинор Дикинсон, – что ты не оценил этих писем по достоинству. Вот уж не думала, что ты такой пуританин. Кроме того, подобная реакция говорит о некоторой твоей духовной незрелости… В определенном смысле то, о чем он писал, можно назвать вполне нормальным. Иногда мне кажется, что если бы ты демонстрировал большую заинтересованность по этой части, то, возможно, меньше играл бы на бирже и в другие азартные игры.

– Ну, если ты считаешь «нормальными» животные проявления человеческой натуры, – начал было Стефан, – то…

– Разумеется, я говорю о другом и имею в виду совершенно естественный интерес к противоположному полу, которого, как мне кажется, тебе не хватает. Как только ты замечаешь, что девушка начинает проявлять к тебе интерес, ты бросаешь ее, словно горячую картошку. Взять, к примеру, мисс Даунинг. Очень милая юная особа. Впрочем, я пришла к тебе по другой причине. Скажи, какое впечатление произвели на тебя эти письма?

– Знаешь, мама, я бы предпочел не обсуждать их с тобой.

– Глупости! Ты можешь говорить со мной обо всем. И если боишься, то я – нет. В конце концов, о чем повествуют эти письма, если непредвзято на них посмотреть? Всего-навсего о том, что твой отец, будучи молодым человеком, завел интрижку с некой мисс, против чего выступил его отец, а потом, когда означенная молодая особа оказалась в положении, выгнал ее из дома. Молодая особа, когда подошел срок, родила ребеночка в антисанитарных условиях, как это всегда бывает с подобными девицами, и твой отец регулярно платил деньги на его содержание, до тех пор, пока ему не исполнилось шестнадцать, как и предписывает закон. – Элинор тихо рассмеялась. – Кстати, это была характерная черта Леонарда – выполнять свои обязанности строго по закону, но не более того.