Клятва сбитого летчика - Иван Козлов

– У меня нет ненависти к вам, Иван. Мы профессиональные военные. Летать, сбивать друг друга, гореть в машинах – наша судьба. Если мы будем бояться этого, то лучше за штурвал уже не садиться.

– Ты красиво говоришь, – сказал Бабичев.

– Я ходил на курсы риторики. Я дружил с одной девушкой, она потом стала известной журналисткой, и хотел не отставать от нее… Бери стакан.

– Я не пью. Я действительно не пью.

– Тем более – попробуй, от чего отказываешься. Завтра тебя увезут отсюда, и неизвестно, как все сложится дальше. Может, не то что виски, а и чистой воды не увидишь.

Тихая деревня

Отряд вьетконговцев насчитывал пятнадцать человек. Бойцы были в черных одеждах, коротко, как новобранцы, пострижены, вооружены «калашами», судя по маркировке, произведенными в Китае.

Они только выходили из джунглей, а их у тропы уже встречал седой высокий старик с редкой длинной, как у Хо Ши Мина, бородой. Обменялся рукопожатием с каждым, повел их к своей, крайней, хижине, разговаривая с командиром.

– Макс меня предупредил, что вы сегодня должны прийти. Надолго к нам?

– Не бойся, завтра мы уже уйдем. Американцы не узнают, что мы были тут.

– Я уже давно ничего не боюсь. Но в деревне – да, боятся. Американцы могут нас сжечь. Они жестоко наказывают тех, кто хоть что-то делает для вас.

Он смотрит при этом на женщину, прижимающую к своим ногам ребенка. Она, увидев бойцов, тут же заводит его в хижину, закрывает за собой дверь.

– Мы можем подождать и в джунглях, – говорит командир. – Ведь если кто скажет врагам, что мы останавливались в твоем доме…

– У меня два сына ушли к Хо Ши Мину. В деревне это не секрет. Если бы хотели сказать, давно бы сказали.

Вьетконговцы заходят в хижину. Потом один из них выбегает, берет лежавшие у стены два бамбуковых шеста, идет к реке, ставит их в песок буквой «Х».

Раздается гул самолета. Вьетнамец спешит в хижину.

Прилет Чейни

Гири были небольшие, в пятьдесят американских фунтов, то есть около полутора русских пудов. Бойцы, стоя по парам метрах в четырех друг от друга, перекидывались ими как мячиками. Попробуй зазевайся.

Ален вел занятия и в то же время сам перебрасывал такую же гирю из руки в руку. Это было несложно – лишь бы мышцы не застаивались.

Над площадкой завис вертолет. В общем-то, это рядовое явление, но по тому, как к ней тотчас стали стекаться штабные офицеры и подъехал на джипе Чандлер, лейтенант Строк понял, что на базу прибыло высокое начальство. Занятия в связи с таким событием никто не отменял, и он сказал это своим бойцам, задравшим было головы на «Ирокез».

Вертолет приземлился. Из его нутра вышли генерал Чейни, журналистка Лора Сайзлер, еще несколько военных. Чандлер вскинул в приветствии руку:

– С прилетом, господин генерал. Прошу в машину.

– Спасибо, но я пройдусь, насиделся при перелетах. А вот нашу гостью пусть отвезут, создадут ей подобающие условия, чтоб она привела себя в порядок. Хотя она и так в порядке, а!

Сказано это было так, чтоб журналистка услышала. Одета она была, как и все, в камуфляж, но он действительно шел ей, лишь подчеркивая все женские прелести. Это оценили и офицеры базы, тотчас окружившие Лору. Послышались комплименты, расспросы, и Чейни, убедившись, что женщине не до его слов, спросил тихо Чандлера:

– Русский где?

– Там, где плавучий ресторан, в камере… Впрочем, вы ее в предыдущий приезд видели.

Генерал кивнул:

– Хорошая камера, почти люкс. Если б не русский, я бы как раз там и обосновался на пару дней. С ним все нормально?

– Конечно. Ест, пьет, читает, слушает радио.

– Прекрасно. Завтра утром его заберут отсюда на этом вот вертолете. Так что задача номер один – образцово постеречь пленника эту ночь, и все.

– Туда просто невозможно проникнуть постороннему, – убежденно сказал Чандлер. – К тому же, господин генерал, я как раз сегодня разрешил пообщаться с Бабичевым нашему пилоту Полу Кросби, которого вы вчера по телефону просили никуда не отправлять до вашего прилета. Лишний глаз за русским, думаю, не помешает.

Чейни согласился:

– Умно придумано.

Журналистка села в машину, джип тронулся, а генерал с Чандлером неспешным прогулочным шагом отправились по песчаной дорожке. Остановились недалеко от спортивной площадки. Чейни с любопытством стал наблюдать за тренировкой.

– Это, кажется, лейтенант Строк?

– Да. Хороший офицер. Я им очень доволен. Были бы все такие…

Группа Алена оставила в покое гири и перешла к упражнениям по метанию ножей. Лейтенант что-то объясняет бойцам, затем первым швыряет нож в мишень. Лезвие входит точно в горло профильной мишени.

– У него точная и крепкая рука, – сказал генерал. – И мозги, наверное, неплохие, однако ж карьеру сделать не смог. Слышали, наверное, о том, что с ним года три назад произошло?

Чандлер покачал головой:

– Лишь в общих чертах, по чужим разговорам. Что-то там у него в семье…

– Да. Чуть не пошел под суд, избил жену и ее любовника. Нам с большим трудом удалось его отстоять. Как у него настроение?

Чандлер ответил честно:

– Мне кажется, он немного устал. Выполнит любую задачу, не подведет, но ему бы отдохнуть, сменить на время обстановку…

Генерал прервал его:

– Об этом и речи быть не может. Лично я предлагал Строку тихую спокойную должность, но он хочет только воевать. Да нам он, в принципе, и ценен этим. И когда устанет воевать, то уйдет уже отдыхать навсегда. Как там у Шиллера: «Мавр сделал свое дело – мавр должен уходить».

– Мавр может уходить, – поправил генерала Чандлер.

Но тот повторил:

– Должен. Вы вот что, давайте подстрахуемся и пошлем нашего героя к этой плавучей камере. А заодно верните оттуда пилота. Я ему тут сюрприз небольшой приготовил: встречу с подругой юности.

– С журналисткой? – спросил Чандлер.

Генерал улыбнулся:

– Думаю, после этого ее репортажи отсюда станут еще теплее и проникновенней.

Кто есть кто?

– Тебе пора, – сказал Платов Пирожникову.

– Так я готов!

Первым лейтенанту протянул руку Хук:

– Знаешь, меня не покидает предчувствие, что мы еще встретимся.

– Это плохое предчувствие? – спросил Женька.

– А черт его знает.

– Ты запиши мой московский адресок…

– Щас. – И Хук взглянул на Платова: – Командир, хоть ты скажи: он ваньку валяет или ничему не успел научиться, пока с нами был? Адрес записать… Может, еще раз ему врезать, как при знакомстве?

– Да шутит он, конечно, – сказал Циркач, хлопая Пирожникова по плечу. – Ты, Женя, на Хука не обижайся, он только с виду у нас психованный и сердитый, а так – золотой человек. И в Москве встретимся обязательно, даже если и адрес не запишем.

Физик и Макс пожали лейтенанту руку молча.

Последним к нему подошел Платов:

– Значит, так…

Пирожников прижал ладони к груди:

– Я все помню, честное слово, помню! До сантиметра и секунды…

– Значит, так, – повторил Платов. – Метров пять от берега мы еще в мертвой зоне, нас от ресторана не видно, так что это расстояние можешь плыть обычно, но потом – ныряй и держись под водой, сколько сможешь. Не думаю, что с такого расстояния кто-то голову твою рассмотреть сможет, но береженого, как говорится, бог бережет.

– Командир, да эта река для меня – тьфу! Я перенырну ее всю, только в камышах, у плотика, всплыву.

Платов кивает, соглашаясь, и продолжает инструктаж:

– Смотри на часы: начинаешь плыть на плоту ровно через двадцать две минуты. Именно к этому времени мы уже с Бабичевым выныриваем вот на этом самом месте. Как только ты нас заметишь, не жди больше ни секунды! Перерубывай лианы, держись сначала за камышами, а там, где река поворачивает… Усек, да?

– До печенок усек!

– Надеюсь. Удачи тебе, Женя.

Пирожников заходит в воду тихо, без брызг, два-три метра от берега – и ему уже воды по грудь. Оглянулся, улыбнулся, исчез. Ничто даже не указывает на то, что он плывет.

Хук, стоя рядом с командиром, сказал:

– В принципе, толк из него, может, и выйдет, но учить и учить еще пацана.

– Да всех нас когда-то учили, – сказал Циркач.

Хук не согласился:

– Ну, меня-то, допустим, сразу умным в отряд взяли. Так, командир?

И засмеялся.

– Что вспомнил? – спросил Платов.

– Квадрат наш чертов.

– Ты смотри, и тут синхронность. А я только о нем и хотел тебе сейчас напомнить.

Квадрат был спецплощадкой для занятий. Небольшой, по периметру метров девять, и стояли по его сторонам восемь бойцов. А внутри квадрата – потный, в пыли с кровью, из одежды только солдатские брюки, ухайдаканный по самое не могу, он, Хук. Ему надо прорваться из окружения, добраться до стойки, на которой лежит снаряженный тремя пулями пистолет, и выпустить их по мишени. Да еще так выпустить, чтоб они не в молоко пошли, – каждое очко засчитываться будет.

Платов стоит у стойки, тоже оголенный по пояс, с секундомером в руке:

– Что, боец, сдох? Минута осталась. Можем и раньше занятие прервать. Отдохни, потренируйся, и уж в следующий раз…