Слепой стреляет без промаха - Андрей Воронин

– Ты чего-нибудь хочешь? – спросил он.

– Хочу пить, дядя.

– Меня зовут Федор Анатольевич, – сказал Глеб.

– Федор Анатольевич, дядя Федор, я хочу пить.

– Хорошо, хорошо, маленькая, сейчас что-нибудь придумаем.

Глеб протолкался без очереди к киоску, купил две бутылки сока.

– Пойдем, пойдем, сейчас я открою, и мы попьем. – А стаканчик? – заметила девочка.

Глеб вернулся и взял два пластиковых стаканчика. Он смотрел, как девочка жадно пьет сок. Когда она напилась, он спросил:

– Ну, чего ты хочешь еще?

– Я хочу спать, хочу к маме с папой.

– Скоро мы приедем.

– А бабушка? – спросила девочка.

– Бабушка? Не знаю. Бабушка, наверное, уже там.

– Где? У нас дома?

– Да-да, у вас дома. А где вы живете?

– В Лаврушинском переулке, – сказала девочка и назвала номер дома, впервые за все это время улыбнувшись.

– Ей было приятно, что она такая умная. Глеб тоже заулыбался.

– Да ты, я смотрю, умница, даже знаешь свой адрес.

– Я, дядя Федор, даже знаю номер телефона.

– Ну, ты совсем большая. Сколько тебе лет?

– Шесть лет и два месяца, – девочка показала два пальца. Один из пальцев был перепачкан темным виноградным соком.

– А ты не хочешь умыться или в туалет?

– Хочу, – кивнула девочка. – Только я боялась вам об этом говорить.

– Ну что ж, мы сейчас пойдем, и ты умоешься. А затем сядем в поезд и поедем.

– А почему мы едем на поезде, а не на самолете?

– На самолет нет билетов.

– А вот у моего папы всегда есть билеты на самолет, – и девочка принялась рассказывать, как папа, мама и еще два дяди провожали их в Ленинград. Это было месяц назад. Потом она взялась рассказывать, какой замечательный кот у бабушки и какая бабушка хорошая. Еще рассказала, что она несколько раз ходила в зоопарк и какой там смешной ослик. Они с бабушкой всегда покупали печенье, и ослик кушал печенье, беря его из рук. А вот крокодилы дочке Бортеневского почему-то не нравились. Также ей не нравились и жирафы.

– Они большущие-большущие и глупые-глупые. Я хотела с ними познакомиться, а они не хотят.

– Ничего, когда ты подрастешь, ты с ними познакомишься. И даже, наверное, подружишься.

– А я скоро подрасту, дядя Федор?

– Довольно скоро, – Глеб задумался. Он не знал, какую цифру назвать.

А потом сказал:

– Примерно, лет через пять-семь.

– Ой, это же очень долго.

– Не очень долго. Это тебе сейчас так кажется.

– А вообще я хочу шоколадку, – сказала девочка.

– Ну что ж, пойдем поищем шоколадку.

– Я хочу с орехами.

Они шли по вокзалу, держась за руки. Глеб слушал лепет девочки и пристально смотрел по сторонам, боясь, что в любой момент могут показаться враги. Он был весь как натянутая струна, готовый в любой момент к бою, готовый к неожиданному прыжку, готовый выхватить из-под куртки оружие и дать достойный отпор.

Но все было спокойно. Сновали пассажиры, кто-то куда-то спешил, кто-то спал, кто-то ругался. Вообще была обычная вокзальная толчея.

– Эй, дядя Федор, не идите так быстро, я потеряюсь! – Не бойся, не потеряешься, я рядом с тобой.

Глеб взял девочку за руку и почувствовал, как сильно болит плечо.

– Вам плохо, дядя Федор? – девочка заметила обильную испарину на лице Глеба.

– Нет-нет, ничего, просто немного жарко.

– А почему у вас кровь на руке? Я видела в машине.

– Ах, ты все запомнила. Это я оцарапался.

– А зачем вы стреляли?

– Господи, да ты и это знаешь?

– Знаю-знаю, я видела в кино. Вы их всех убили, да?

– В общем-то да. Они плохие.

– А, тогда правильно. Они наши враги?

– Да, они наши враги.

– А вы хороший, дядя Федор? Глеб пожал плечами.

– В общем-то, наверное, хороший. А как ты считаешь?

– Вы хороший. Такой же, как мой папа. Наконец-то они купили шоколадку и именно такую, какая нравилась девочке, и вдвоем принялись ее грызть.

Ровно за десять минут до отправления поезда Глеб Сиверов и его маленькая спутница вошли в вагон. Они подали билеты молоденькой проводнице.

– А кто еще едет с вами?

– Мы едем вдвоем, – сказал Глеб, затем наклонился к уху проводницы и прошептал:

– Знаете, эта девочка очень больна, поэтому пришлось купить все купе, чтобы никто ее не беспокоил.

– А что с ней? – таким же шепотом осведомилась проводница.

– Мне даже не хочется об этом говорить.

– Это ваша дочь? – спросила сердобольным голосом девушка.

– Нет, к счастью, не дочь, – горько улыбнулся Глеб.

Они вошли в купе. Глеб закрыл дверь и уложил девочку на нижнюю полку.

– Спи.

– А когда я проснусь, мы уже будем в Москве? Да, дядя Федор?

– Не знаю. Если ты будешь хорошо спать, то скорее всего, да. А если проснешься раньше, то тоже не страшно. Мы с тобой поговорим, во что-нибудь поиграем.

– Нет, я хочу спать. Я всю ночь глаз не сомкнула. Они так ругались, что я все время плакала. Они плохие, так им и надо. Но вы же, дядя Федор, их не по-настоящему убили?

– Конечно, не по-настоящему. Спи, спи, – Глеб поудобнее подвинул подушку.

Девочка отвернулась к стене, подложила ладошки под пухлую щеку. Ее белесые ресницы дрогнули, глаза закрылись, и поезд даже не успел тронуться, как она уснула.

«А теперь самое главное – спокойно добраться до Москвы», – подумал Глеб, глядя на мирно уснувшую девочку.

И только сейчас он почувствовал, как голоден. Он съел еще кусок шоколада и запил его холодным соком.

Глеб не мог спать. Дверь купе была закрыта. Он сидел, откинувшись к стенке. Под подушкой лежал «кольт». Глеб был готов в любое мгновение выхватить его.

В дверь купе негромко постучали.

– Кто там? – спросил Глеб, сунув руку под подушку.

– Это я. Вы чай будете пить? Глеб узнал голос проводницы.

– Да-да, – сказал он и, спрятав пистолет за спину, осторожно открыл дверь.

– Она уснула? – участливо спросила проводница.

– Да-да, уснула. Чай мы будем пить. И пожалуйста, если можно, бутерброды.

– Сейчас принесу.

Вскоре на столе стояли чай, тарелка с бутербродами. Глеб снова закрыл дверь и, глядя на стаканы с горячим чаем, вдруг понял, насколько устал. Его нервы были целые сутки напряжены до предела.

«Сомневаюсь, чтобы все закончилось вот так просто и благополучно», – думал Глеб, неторопливо жуя бутерброды.

Он смотрел в окно на быстро сменяющиеся пейзажи, на зелень, уже тронутую осенними красками, и у него на душе было тревожно. Когда-то давно, примерно такой же порой он с отцом ехал в купе из Ленинграда в Москву. Отец читал газеты, что-то постоянно подчеркивая ногтем, и негромко бурчал. Глебу было тогда лет четырнадцать.

– Ты чем-то недоволен, папа? – спросил Глеб.

– А чем можно быть довольным? Если бы ты, сын, был немного взрослее, я бы тебе кое-что объяснил. А так еще не время.

– Почему не время? И когда придет то время, когда ты будешь разговаривать со мной серьезно?

– Я с тобой всегда разговариваю серьезно и честно. Но политика – дело грязное. Это ты запомни.

– Как, грязное? – не понял Глеб.

– Все политики, чтобы оставаться у власти, вынуждены обманывать народ, вынуждены обманывать друг друга. И если политик не умеет обманывать, он никогда не удержится у власти.

– Даже если он очень умный? – спросил Глеб.

– Будь он мудрым и умным, как сам Соломон. Никогда. А для того, чтобы лучше обманывать, они придумали массу всяких вещей.

– Каких, папа?

– Они придумали газеты, радио, телевидение – все то, что мы читаем, слушаем и смотрим. Но тебе, Глеб, лучше пока об этом не задумываться.

– Пап, у тебя что-то случилось? – спросил Глеб, глядя – Да, случилось. И наверное, мне придется уйти со службы.

– Почему?

– Когда подрастешь – поймешь, – сказал отец и зло швырнул газету на полку.

И сейчас Глеб вспомнил все это настолько отчетливо, словно все происходило сию минуту, у него на глазах, словно на том месте, где спала спасенная им девочка, сидел отец – немолодой генерал Комитета Государственной Безопасности.

Глава 7

Полковник Соловьев Сергей Васильевич подъехал к Ленинградскому вокзалу на черной служебной «волге». Он припарковался и не спеша закурил, пытаясь представить себе действия своего друга Глеба Сиверова. Соловьеву казалось, что он достаточно хорошо изучил все привычки и все черты характера Глеба.

И сейчас он пытался вычислить, каким путем Сиверов с девочкой выйдет из вокзала.

Он закурил, долго вертя в руках сверкающую зажигалку. «Так, так, – рассуждал сам с собой полковник Соловьев, – скорее всего, Глеб пойдет через центральный вход – там, где наибольшее количество людей, где самая густая толпа. Он попытается смешаться с ней, раствориться и уже затем, выбравшись, возьмет такси, и поедет в свое убежище. Ведь они договорились встретиться в мастерской. Да, Глеб, конечно, незаменимый человек: он принес мне уже столько денег…»