Ученица Холмса - Лори Кинг

– Но это именно государственная тайна. Я не могу тебе рассказать. Может быть, позже. Но мне в самом деле нужно, чтобы ты...

– Следила за вашими растениями, Холмс, – раздраженно подхватила я, – только не надо мне говорить о важности этого опыта.

– Рассел! – произнес он с обидой в голосе. – Я оставляю вам свои растения только потому, что меня попросил человек, которому я не мог отказать.

– Холмс, – в моем голосе зазвучали предостерегающие нотки, – вы говорите с Рассел, а не с Уотсоном и не с миссис Хадсон. Я нисколько не боюсь вас. Мне хотелось бы знать, почему вы намереваетесь улизнуть, ничего мне не сказав.

– "Улизнуть"! Рассел, я так рад, что ты здесь.

– Холмс, я не слепая. Вы уже полностью собрались, только туфли еще не надели, а в углу комнаты стоит уложенная сумка. Повторяю – что происходит?

– Рассел, мне очень жаль, но я не могу взять тебя с собой.

– Почему нет, Холмс? – Я разозлилась всерьез. Он тоже.

– Потому что, черт возьми, это может быть опасно!

Я стояла, глядя на него широко открытыми глазами, и, когда вновь услышала свой голос, с удивлением отметила, что он звучал спокойно и ровно.

– Дорогой мой Холмс, предположим, что вы не говорили мне всего этого. Я выйду в ваш сад, чтобы немного погулять, повосхищаться цветами – минут этак на десять. А когда вернусь, мы начнем наш разговор сначала.

Я вышла из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь, и отправилась пообщаться с Уиллом и двумя котами. Вскоре до меня вновь донеслись звуки скрипки. На этот раз это была классическая мелодия. Десять минут спустя я вернулась через ту же дверь.

– Добрый день, Холмс. Хорошо выглядите в этом наряде. Правда, на вашем месте я бы не надевала оранжевый галстук к рубашке красного цвета – впрочем, в этом есть определенная оригинальность. Итак, куда мы направляемся?

Холмс взглянул на меня из-под полуопущенных век. Я кротко стояла в дверях, скрестив руки. Наконец он фыркнул и бросил скрипку в футляр.

– Ну, хорошо, Рассел. Может, я и сумасшедший, но мы попытаемся. Слышала что-нибудь о похищении у Симпсонов? Ты следишь за газетами?

– Последний раз видела их несколько дней назад. Потом я помогала Патрику с сеном.

– Ясно. Взгляни на это, пока я схожу наверх.

Он вручил мне пачку вырезок из «Таймс» и исчез в лаборатории.

Я разложила их по датам. Первая, датированная десятым августа, представляла собой маленькую заметку с последней страницы. В ней сообщалось, что американский сенатор Джонатан Симпсон собирается провести отпуск с семьей – с женой и шестилетней дочерью – в Уэльсе.

Статья, появившаяся через три дня, занимала центральное место на первой странице. Ее огромный заголовок гласил:

ПОХИЩЕНА ДОЧЬ СЕНАТОРА. ТРЕБУЮТ БОЛЬШОЙ ВЫКУП

В статье речь шла о том, что Симпсоны получили аккуратно отпечатанную записку с сообщением, что их дочь украдена и что у главы семейства есть неделя на то, чтобы найти двадцать тысяч фунтов. Там также говорилось, что если он обратится в полицию, ребенок умрет. Статья не объясняла, как информация проникла в газеты или как Симпсон должен избегать полиции при том, что все это известно прессе. В одном из последних номеров газеты были помещены фотографии несчастных родителей.

Я поднялась в лабораторию, где возился Холмс, и, прислонившись к косяку, спросила:

– Кто позвонил вам?

– Миссис Симпсон.

– Вы не очень-то довольны.

– Как я могу быть довольным? Уэльс утопает в грязи, след недельной давности, никаких отпечатков, никто никого не видел, родители в истерике, и, поскольку никто не знает, что делать, они решили вытащить старого Холмса. Старый Холмс – чудотворец. – Он уныло уставился на свой оцарапанный палец, и я обмотала его пластырем. – Читая чепуху Уотсона, человек может подумать, что у меня никогда не бывало промахов и ошибок, которые мучают меня и мешают спать по ночам. Рассел, я знаю подобные дела, я знаю, как они начинаются, и все эти признаки налицо. Это дело попахивает провалом, и мне бы очень не хотелось быть где-нибудь неподалеку от Уэльса, когда найдут тело ребенка.

– В таком случае откажитесь от дела.

– Не могу. Всегда остается маленькая вероятность, что эти старые глаза что-нибудь разглядят. – Он засмеялся. – Вот вам пример фразы для записок Уотсона: Шерлок Холмс верит в удачу. Теперь, Рассел, сиди смирно, а я тем временем наложу эту мерзость тебе на лицо.

Масса, которую он вытряхнул из мензурки, была черной и гадкой на вид, тепловатой и скользкой наощупь. Он покрыл ею все мое лицо, включая нос и уши. Я терпела и сидела тихо.

– Будем изображать цыган. Сначала доедем до Кардиффа, где встретимся с Симпсонами и возьмем повозку, после чего двинем дальше, на север. Я собирался нанять возчика, но, поскольку ты работала в команде Патрика, полагаю, и сама неплохо справишься. Не думаю, что в Оксфорде ты научилась чему-нибудь полезному, например предсказывать судьбу.

– Этажом ниже меня живет девушка, которая замечательно гадает на картах Таро. Полагаю, что смогу воспроизвести ее жаргон. К тому же я могу жонглировать.

– Где-то в буфете была колода карт. Да сиди же спокойно. Я известил Скотланд-Ярд, что буду в Кардиффе завтра.

– По-моему, в записке говорилось, что срок – одна неделя. Что же вы собираетесь предпринять за два дня?

– Записка – это всего лишь предупреждение, чтобы родители не втягивали в дело полицию. Никто не принимает подобные заявления всерьез, тем более сами похитители. У нас есть время до первого сентября. Сенатор Симпсон пытается найти деньги, но это его разорит, – заметил он и добавил: – Сенатор, даже такой могущественный, как Симпсон, – не всегда богатый человек.

– Итак, едем в Уэльс. Вы думаете, ребенок там?

– Местность довольно глухая, никто не слышал звука проезжавшего автомобиля после наступления темноты, а полиция перекрыла все дороги к шести утра. Посты на дорогах стоят до сих пор, но и Скотланд-Ярд, и полиция Уэльса, и американцы – все думают, что она в Лондоне. Пока они занимаются там, мы свободны в наших действиях здесь. Да, я думаю, она все еще в Уэльсе, более того, мне кажется, что она находится в радиусе не более двадцати миль от того места, где ее похитили. Я же сказал – сиди спокойно! – зарычал он. Я не могла видеть его лица, потому что он был занят моим ухом.

– Какое хладнокровие, – вздохнула я, не имея в виду ребенка.

– Да, хладнокровие и осторожность: записка отстукана на обыкновенной дешевой бумаге, вложена в простой конверт, печаталась на самой заурядной машинке, которой года три-четыре, а отправлена она была из Лондона. Никаких отпечатков пальцев. Орфография, подбор слов и пунктуация просто ужасны. Расположение текста на листе обычное; человек, который печатал, оставлял одинаковые отступы в начале каждого абзаца, а давление на клавиши свидетельствует о том, что он знаком с основами машинописи. Если не обращать внимания на напускную неграмотность, то в целом записка чистая.

– Напускная неграмотность?

– Напускная, – ответил он. – За всем этим стоит ум, Рассел, холодный и расчетливый, это не какой-нибудь там необразованный деревенщина. – Отвращение к преступлению вообще, которое читалось в его лице и голосе, постепенно уступало место жажде расследования. Я ничего не сказала, и он продолжил свое занятие, покрывая мне руки по локоть этой гадостью. – Поэтому мы не будем рисковать. В то же время с их стороны мы едва ли можем рассчитывать на оплошности. Мы не прекратим наш маскарад, пока это будет возможным, а начнется он, как только мы покинем этот дом. Не знаю, сможешь ли ты выдержать так долго. Если нет, лучше скажи сейчас, поскольку малейшая оплошность может стоить ребенку жизни. Не говоря уже о политических сложностях, которые возникнут, если мы позволим важному и влиятельному политическому деятелю потерять ребенка на нашей земле. – Его голос был почти мягким, но, взглянув в его глаза, я едва не дрогнула. Это была уже не игра в Ратнакара Санжи, где величайшим наказанием могло быть исключение из университета; здесь мы рисковали жизнью ребенка. А может, и своими собственными жизнями. Ничего не стоило отказаться от участия в этом деле, но я решила: если не сейчас, тогда когда же? Если бы я тогда отказалась, где еще мне довелось бы увидеть в действии невообразимое сочетание случая и отваги? Я сглотнула слюну. Он повернулся и поставил мензурку на стол.

– Готово, – констатировал он, – кажется, неплохо. А теперь сходи в ванную и покрась волосы вот этим.

Я взяла у него пузырек с черной краской, прошла по коридору до ванной комнаты, и спустя некоторое время на меня из зеркала смотрела женщина с волосами цвета воронова крыла и кожей оттенка кофе с молоком, одетая во множество разноцветных юбок, шалей из сундуков Холмса и увешанная золотыми и просто блестящими побрякушками.

Я одела очки, чтобы изучить свое отражение получше, но, взглянув в зеркало, решила, что мои обычные очки не подходят к новому имиджу, и я заменила их на другие, в золотой оправе и со слегка окрашенными стеклами. Отступив на шаг, я попыталась улыбнуться обольстительной улыбкой, но не выдержала и расхохоталась.