Подстрекатель - Холли Лайл

Но почему он родился не таким, как все? Именно на этот вопрос и пытались ответить Рейт и Соландер на протяжении пяти последних лет. Однако сейчас Рейта больше волновал другой, не менее важный для него вопрос. Чем вообще обусловлено существование Уоррена? У Рейта когда-то была там семья. Возможно, родные и теперь еще живы, предположил он, если их, конечно, не увезли в черных грузовиках, как многих уорренцев. Может быть, именно в эту минуту они сидят в крошечной вонючей комнатенке, старея и жирея, безразличные к своим жизням и вместе с тем крепко-накрепко привязанные проклятым Питанием к своему жуткому существованию. Если они все еще живы — его родители, братья и сестры, — то доживают свои дни в адских условиях. Каким целям служит эта преисподняя и ее обитатели?

Годами Рейт избегал этого вопроса, пока его не начали мучить кошмары.

В этих снах громадная хищная птица золотистого цвета хватала его когтями и долго летела вместе с ним, со своей добычей, пока не доставляла в тот маленький подвал, где они с Джесс прятались последнее время.

По пробуждении Рейт хорошо помнил эту птицу и, порывшись в энциклопедии, обнаружил, что это сокол. Сокол с золотистым хохолком на голове, рыба-сокол, если быть точным, но поскольку Рейт вообще прежде никогда не видел птиц этого отряда, он удовольствовался мыслью о том, что это просто обычный сокол. Рейт был бы счастлив совсем не думать о нем, но сокол никак не оставлял его в покое. Во сне птица вызывала в нем воспоминания об Уоррене, чувство вины и какое-то смутное беспокойство, тревожное ощущение того, что ему предстоит сделать нечто значительное, но невероятно трудное.

Так что с недавнего времени Рейт стал предпринимать попытки самостоятельно выяснить истину об Уоррене, занимаясь поисками среди официальных источников информации любого рода об этом районе Нижнего Города и его жителях. Он хотел обнаружить какие-либо исторические отчеты о том, каким образом одна из частей общества оказалась закрытой за высокими стенами, одурманенной, а затем напрочь забытой. Однако правдивой информации об Уоррене он так и не нашел. Ничего. Только фальшивые репортажи о бунтах, проституции, преступных группировках, убийствах и изнасилованиях. Репортажи, иллюстрируемые кадрами «прямого эфира с места событий».

— Как ты думаешь, когда отец разрешит тебе пользоваться его рабочим кабинетом? — спросил Рейт.

Соландер пожал плечами:

— Никогда. А что?

— Никогда? Почему?

— Никогда. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из Драконов позволил кому-то войти в свой кабинет. Это невозможно. Когда Дракон умирает, защитные заклинания обычно ослабевают, и спустя некоторое время другой Дракон может прорваться внутрь, но до этого момента кабинеты остаются неприступны.

Рейт вдруг сел и внимательно посмотрел на Соландера.

— Только не для меня, не так ли?

— Застань тебя отец в своем кабинете, он тебя обязательно убьет. В буквальном смысле. Никому не разрешается входить в кабинет Дракона. Они хранят там секретные правительственные документы, оборонные планы и тому подобное. — Соландер энергично помотал головой. — Если бы ты вошел в кабинет, то совершил бы государственную измену по отношению ко всей Империи Харс Тикларим.

— Я хочу знать правду об Уоррене. Хочу узнать, почему мои родственники были… такими, какими они были. Может быть, они и сейчас остались такими, если, конечно, не умерли. Я просматривал официальные документы, я рылся в архивах, я углублялся в историю, но не нашел ничего.

— Но ведь ты покинул Уоррен, — заметил Соландер. — Ты свободен, и Джесс тоже. Почему ты вдруг снова возвращаешься к этому?

— Кошмары, — со вздохом произнес Рейт. — Я… не знаю. Думаю, что как только я найду причину существования Уоррена, то смогу отделаться от этого наваждения, но я… я должен знать. Почему это происходит? Кто такие уорренцы? За что их так жестоко наказали?

Соландер сидел, разглядывая собственные ладони.

— Когда я поступлю в Академию, у меня будет свой собственный кабинет, я начну получать документацию, которой пользуется мой отец, и тогда тебе не придется задумываться о том, как проникнуть в его офис.

Рейт скептически посмотрел на товарища.

— К тому времени, когда ты получишь свою первую степень в Академии, пройдет пять лет.

— Думаю, я смогу получить ее через три года, — оборвал его Соландер.

Рейт покачал головой.

— Может быть, и через три, но пройдет еще целых три долгих года, прежде чем я узнаю правду. Если узнаю ее вообще. Возможно, даже ты сам ее не узнаешь. Даже если станешь Драконом первого уровня. Может быть, то, что происходит в Уоррене, является некой государственной тайной, и никто, кроме людей на самой вершине, не знает истины.

Соландер рассмеялся:

— Чушь! Какая может быть государственная тайна о трущобах?

— Если это не важно, тогда почему все, что мы знаем об Уоррене, — сплошная ложь? Почему Уоррен защищен экраном так основательно, что даже твой лучший вьюер не способен разглядеть, что творится за окнами?

Соландер пожал плечами.

— Какая разница, Рейт? Знаешь, что я думаю? Думаю, что когда-то уорренцы были такими ужасными, какими показывают их в репортажах. Видимо, картинки бунтов и прочего, что нам показывают в новостях, транслировались из Уоррена еще до того, как Драконы взялись за решение этой проблемы. Они… — юноша снова пожал плечами, — …сначала возвели стены, но стены всех проблем не решили. Поэтому Драконы создали систему распределения пищи и стали добавлять в эту пищу какой-то препарат, чтобы утихомирить нарушителей правопорядка. И они продолжают добавлять его и по сей день, чтобы снова не начались беспорядки.

Руки Рейта непроизвольно сжались в кулаки, но он усилием воли заставил себя расслабиться.

— Итак, ты считаешь, что жители Уоррена — прирожденные смутьяны и преступники, и если бы их не пичкали этим «препаратом», они опять начали бы бунтовать, убивать, насиловать и грабить?

— Ну да. Полагаю, что так.

— Стало быть, я тоже прирожденный преступник. И мои друзья, которым не удалось сбежать оттуда, — тоже. — Рейт на мгновение умолк. — И Джесс.

Лицо Соландера залилось краской, и он поспешно отвел взгляд.

— Ну… вы ведь выбрались оттуда. Если бы вам пришлось жить там всю жизнь…

— Мы те, кто мы есть. Уорренцы живут за стенами и воротами, которые убьют их, попытайся они выйти наружу. Но те же самые ворота убьют любого, кто попробует проникнуть в Уоррен без предупреждения. Так как же могут уорренцы улучшить свою жизнь или совершить что-то, делающее лучше их самих? Если бы даже их не одурманивали до скотского состояния, они не получили бы шанса на лучшую жизнь.