Когда я был настоящим - Том Маккарти

5

Назрул Рам Виас был родом из высшей касты. У них в Индии существует кастовая система: внизу неприкасаемые, наверху — брахманы. Наз был брахманом. Родился и вырос он в Манчестере, но родители его приехали сюда в шестидесятые из Калькутты. Его отец был бухгалтером. Дядя вроде бы тоже. И дед. Не удивлюсь, если перед тем и его отец. Длинная череда писцов, учетчиков, клерков, заносивших в книги операции и события, передававших приказы и распоряжения, благодаря которым совершались новые операции. При их содействии. Так оно и было — Наз содействовал мне во всем. Все совершалось благодаря ему. Он был словно дополнительный набор конечностей — восемь дополнительных наборов конечностей, щупальца, простирающиеся во все стороны, координирующие проекты, отдающие распоряжения, исполняющие команды. Мой исполнитель.

До того, как он появился на моем горизонте, меня одолевали бесконечные проблемы. Не в практическом смысле — без Наза мне вообще не удалось добраться до той стадии, на которой возникают практические вопросы. Нет, я имею в виду проблемы другого рода: как наладить связь. Как довести до понимания людей мой замысел, что именно я хочу сделать. Стоило Кэтрин уехать, я сразу же начал повсюду звонить, но это ни к чему не привело. Я поговорил с тремя разными риэлторами. Первые два не поняли, о чем речь. Они стали предлагать мне квартиры — очень хорошие квартиры, в перестроенных зданиях складов у Темзы, с открытой планировкой и полуэтажами, и винтовыми лестницами, и балконами, и воротами для погрузки, и старыми крановыми стрелами, и тому подобными оригинальными деталями.

— Мне не оригинальные детали нужны, — пытался объяснить я, — а конкретные. Мне нужен определенный узор на лестнице — черный узор на белом мраморе или имитации под мрамор. И надо, чтоб там был двор.

— Разумеется, мы можем попытаться удовлетворить эти предпочтения, — сказала одна риэлторша.

— Это не предпочтения, — ответил я. — Это неотъемлемые требования.

— У нас есть замечательный вариант в Уоппинге, — продолжала она. — Разноуровневая квартира, три спальни. Только что появилась. Думаю, она вам…

— И потом, мне нужен не один только дом, — сообщил я ей, — а всё сразу. Там должны быть определенные соседи, например, эта старуха подо мной и пианист двумя этажами ниже ее, и…

— Это вы сейчас в таком доме живете?

Третья риэлторша, к которой я обратился, кое-что поняла — по крайней мере, достаточно, чтобы осознать масштаб моих планов.

— Тут мы вам помочь не можем, — сказала она. — И никто из риэлторов не может. Вам нужен застройщик.

Тогда я стал звонить застройщикам. Это люди, которые первое, что делают, это находят склады у Темзы, а после, выпотрошив, превращают их в жилье с открытой планировкой и полуэтажами, и винтовыми лестницами, и балконами, и воротами для погрузки, и старыми крановыми стрелами, а потом риэлторы по их указаниям впаривают это богачам, которые любят подобные вещи. С индивидуальными клиентами-лохами, то есть с покупателями, застройщики обычно дела не имеют. Они работают оптом, скупают целые комплексы зданий, развалины старых школ и больниц, отгрохивают дом за домом.

— Здание у нас хотите купить? — сказал человек из одной конторы, когда меня с ним соединили. — А вы вообще-то от кого?

— Я ни от кого. Я хочу отделать здание для себя, в конкретном стиле.

— Мы контрактными работами для конкурентов не занимаемся.

У него был мерзкий голос — холодный голос, жестокий. Я представил себе его кабинет: фанерные полки с папками и гроссбухами, полными дутых цифр, а на улице, во дворе — рабочие, все в джинсах, заляпанных белым, со следами песчаника и цемента, обсуждают политику или футбол, или что они там обсуждают — что угодно, только не мой проект. Им наплевать.

Я позвонил Марку Добенэ. Его в тот момент не было на месте; суровая секретарша сообщила мне, что он вернется через полчаса. Это время я потратил на обдумывание того, чтó мне ему сказать. Ему, говорил я себе, все можно объяснить: откуда у меня взялась эта идея, почему мне нужно то, что нужно. Он был со мной на протяжении последних пяти месяцев. Он поймет.

Само собой, он не понял. Когда я в конце концов до него дозвонился, речь моя прозвучала невнятно, прямо как в тот раз, когда я представил себе, что пытаюсь объяснить это своему бездомному. Я начал распространяться о трещине на стене у Дэвида Симпсона в ванной, о своем ощущении déjà vu; потом вернулся на исходные, к тому, что с тех пор, как снова научился двигаться, я все время чувствую: все мои действия — вторичные, неестественные, изначально чужие. Потом — как ходил, ел морковку, про фильм с Де Ниро. Каждый раз, когда я останавливался, на том конце провода стояла глубокая тишина — очевидно, до него совершенно не доходило, о чем я. Я перешел к делу и начал описывать красные крыши с черными котами, женщину, готовившую печенку, пианиста, мотоциклиста-любителя.

— Так вы там жили? — спросил меня Марк Добенэ.

— Да. То есть нет. Я все помню, но не знаю, откуда эти воспоминания.

— Ну да, мы же приводили доводы о том, что в результате аварии у вас отшибло память.

Он подчеркивал это в своих документах, готовясь к процессу: как у меня пропала память, а потом вернулась, но не сразу — по частям, наподобие мыльной оперы; такую метафору он, правда, не употреблял.

— Да, — сказал я, — но дело тут, мне кажется, не в одной памяти. Все сложнее. Возможно, тут много всего намешано: воспоминания, воображение, фильмы. Не знаю. Но важно не это. Важно то, что я все это вспомнил, причем кристально ясно. Как в каком-нибудь…

Тут я запнулся. Слово «видение» использовать не хотелось — еще вообразит себе неизвестно что.

— Алло! Вы слушаете?

— Да. Я говорю, кристально ясно.

— И теперь вы хотите отыскать это место?

— Не отыскать — создать.

— Создать?

— Построить. Хочу, чтобы его построили. Я звонил риэлторам и застройщикам. Никто ничего не понимает. Мне нужен кто-нибудь, кто помог бы мне со всем этим разобраться. Кто взял бы на себя организационную сторону.

На том конце снова последовало долгое, глубокое молчание. Я представил себе кабинет Добенэ: широкий дубовый стол, перед ним расположился стул, вдоль стен — тома с архивами старых дел, в приемной охраняет дверь суровая секретарша. Я покрепче сжал телефонную трубку и нахмурился в попытке сосредоточиться, думая о проводах, соединяющих меня с ним, Брикстон с Энджелом. Это как будто бы помогло. Через некоторое время он произнес:

— По-моему, вам нужен «Контроль времени».

— Контроль времени? В каком смысле?

— «Контроль времени», Великобритания. Это компания, которая помогает людям устраивать разные дела. Вести дела. Что называется, оказывает содействие. Пара моих клиентов пользовались в прошлом ее услугами, и отзывы я от них получал блестящие. Лучшая в своей области компания. По сути говоря, единственная в своей области. Позвоните туда.