Саджо и ее бобры - Вэши Куоннезина

Белокурый гость похвалил обед и сказал, что уже давно не наслаждался такой вкусной едой. Весь обед состоял из хлеба баннок с салом вместо масла, тонких кусочков вяленой оленины и на третье чая без сахара. Однако можно было подумать, что гость присутствует на пиру, так он держал себя.

После обеда юноша закурил. Саджо показалось, что он курит очень странно, потому что индейцы, в том числе и пожилые женщины, курят трубки, и девочке никогда еще не приходилось видеть сигарету. Вообще же она подумала, что у этого юноши, который так хорошо говорит по-индейски, много странностей в манерах, но это не мешало ему быть приятным, — об этом они немного пошептались с братом.

Гость курил и рассказывал о себе. Он сказал, что он миссионер, и тут же поспешил добавить, что он не такой миссионер, который во все вмешивается и хочет изменить все обычаи индейцев, — нет, некоторые их простосердечные верования и убеждения он считает прекрасными; он не собирается им ничего навязывать и хочет лишь стать их братом. Он изучил язык индейцев по книгам и, переезжая с места на место, жил и работал среди разных племен, говорящих на родственных языках. Так, он побывал у индейцев племени бушкри, сато, у алгонквинов и оджибуэев — учил детей, лечил больных, стараясь принести облегчение и радость, когда только было возможно. Он рассказал, что в городах есть добрые люди, которые дают ему деньги на расходы, так что он имеет возможность посвящать индейцам все свое время и ничего не просить у них взамен.

Саджо и Шепиэн ловили каждое слово гостя и просто не верили своим ушам. Они всегда думали, что индейцы забытый народ, что, с тех пор как у них отняли землю, никого больше не интересует, как они живут. Дети поверили, что незнакомец действительно друг, хотя кожа его там, где не тронуло ее солнце, была совсем белая, а глаза не черные, как у индейцев, а голубые, как небо в яркий полдень.

Чилеви в это время был в палатке; он высушил свою шерстку после купания и уже причесался, как вдруг услышал голоса; он сразу догадался, что кто-то пришел в гости, и прибежал посмотреть, в чем дело. Увидев незнакомца, он направился к нему знакомиться прямо через скатерть, разостланную на земле; пробрался между посудой, уселся перед гостем на задние лапки и стал внимательно его рассматривать. Бобренок, вероятно, решил про себя, что у такого большого друга можно получить изрядный кусочек хлеба. Как бы там ни было, но гость, видно, приглянулся маленькому бобру, потому что тот начал кивать головой взад и вперед, из стороны в сторону и покачиваться всем телом, как делал это раньше, танцуя, а потом опрокинулся на спину прямо на тарелки и давай кататься и валяться с боку на бок. Загремела, зазвенела посуда, что-то пролилось, чашки и тарелки полетели во все стороны, и Саджо поспешила сунуть бобренку большой ломоть хлеба, надеясь, что он удалится в палатку и там пообедает.

Но на этот раз зверька не удалось подкупить — наверно, ему не хотелось оставлять приятное общество, — и он уселся тут же, взял в лапки хлеб и начал уплетать его, поглядывая одним черным глазом на незнакомца.

Чилеви исполнил свой смешной танец в первый раз, с тех пор как увезли Чикени. И Саджо истолковала это как очень хорошую примету и еще крепче поверила, что все кончится как нельзя лучше. Золотые Кудри, которому еще никогда не приходилось видеть такое потешное зрелище, хохотал от души. Зазвенел и детский смех Саджо, и даже Шепиэн, на минуту забыв свои заботы, заразился общим весельем.

Золотые Кудри спросил у детей, как им удалось так хорошо приручить бобренка, в то время как бобры считаются самыми пугливыми зверьками. Юноша уже довольно много знал о бобренке от торговца, но все-таки задал еще много вопросов. И хотя сначала детям не хотелось отвечать, все же в конце концов они рассказали своему новому другу всю историю (он очень хорошо умел задавать вопросы, этот юноша) о том, как Большое Перо спас бобрят от гибели, как потом подарил их Саджо в день рождения, как вышло, что их назвали Большая Крошка и Маленькая Крошка. Дети рассказали ему и о печальной разлуке, о том, как все тосковали, а потом отправились на поиски и чуть не погибли в пути во время страшного лесного пожара. В заключение Шепиэн добавил, что должен найти работу, потому что нужны деньги на билет, иначе не доберешься до города. И еще нужны деньги, чтобы выкупить Чикени.

Золотые Кудри слушал рассказ детей улыбаясь, но под конец улыбка сошла с его лица. Он знал, как трудно найти работу для Шепиэна, но мальчику ничего об этом не сказал. Он протянул руку, чтобы погладить мягкую, шелковистую шерстку бобренка, и сказал по-английски, словно разговаривая сам с собой:

— Значит, это Большая Крошка, а Маленькая Крошка далеко в городе. И эти дети... Этого нельзя допустить!

Он украдкой взглянул на Саджо, потому что заметил, что она снова накинула на голову соскользнувшую на плечи шаль, и увидел, как две большие слезы медленно скатились по щекам девочки, сколько она ни старалась удержать их.

Гость встал, собираясь уходить.

— Я ваш друг и друг вашего отца, — сказал он. — Завтра я вернусь сюда, и мы снова вместе пообедаем. Быть может, мне удастся рассеять тучу, которая нависла над вами. Я в этом не уверен, но обещаю сделать все возможное. Моя работа и состоит в том, чтобы сгонять туман с лица солнца — оно должно светить всем нам.

С этими словами он ушел, помахав детям рукой на прощание.

Глава XII

Большие ножи

Сразу после своего возвращения в поселок Золотые Кудри зашел в контору торговца, и они долго беседовали. Когда юноша вышел оттуда, в руках он держал большой лист бумаги, на котором было написано: «Внимание». Этот лист он прибил гвоздиками на дверях конторы. Туристы всё еще прогуливались по поселку и, увидев, как молодой человек вешал объявление, решили узнать, что там было написано. Они прочли о том, что всех просят прийти на очень важное собрание, которое состоится в четыре часа дня в индейской школе на холме позади конторы. Вполне понятно, что в этом небольшом поселке новость быстро облетела всех; и так как ничего более интересного не предвиделось, а озабоченный на вид юноша заинтриговал людей своим объявлением, то на собрание пришли все, кто только мог.

Комната была маленькая, и некоторым пришлось стоять снаружи и слушать под окном или у дверей. Белокурый молодой человек стоял на учительской кафедре, и, когда все успокоились, он начал говорить.

Сначала было слышно перешептывание, кашель и шарканье ног, но все это скоро замерло, и люди слушали — слушали затаив дыхание. Юноша поведал людям историю, совсем не похожую на ту, которую они рассчитывали услышать, историю, какой им никогда еще не приходилось слышать. И надо сказать, что молодой человек покорил своих слушателей.

В комнате водворилась тишина, не было слышно никаких других звуков, кроме его голоса. Он рассказывал людям про Саджо и Шепиэна и их двух бобрят, про Маленькую Крошку и Большую Крошку.

Под конец он сказал:

— ...потому что на нас всё еще лежит забота о братьях. Мы должны помнить, что эти дети не остановились перед страшной опасностью в дремучем лесу, они проявили такую отвагу, на которую вряд ли был бы способен кто-нибудь из нас, и пусть цвет их кожи немного, отличается от нашего, пусть они говорят не на нашем языке, а их обычаи не наши обычаи, все равно мы — вы и я, — мы должны позаботиться о них. Ведь это не просто два маленьких индейца — это очень несчастные дети. И кто знает, быть может, их суждения совершенно верны: возможно, эти маленькие зверьки, их друзья, обладают чувствами, которые очень похожи на наши. Позвольте мне сказать в заключение, что когда вы будете выходить из дверей, то справа увидите большую жестяную кружку фирмы Хадсон-Бэй. Как насчет этого, друзья?

Когда юноша кончил свою речь, по комнате прокатился тихий гул голосов. Все, казалось, сразу захотели говорить. Дамы восклицали:

— О!!! Это просто невероятно!

— Подумать только: совершенно одни — в такую даль!

— Бедняжки! Через такой ужасный пожар!..

А мужчины встали, засунули руки в карманы и громко заговорили друг с другом.

— Я ни за что не упустил бы такой возможности,— сказал один.

— Где они? — спросил другой.— Нам надо что-нибудь сделать для них.

— Где же находится кружка? — сказал третий.

Как только люди начали выходить через дверь, где стояла кружка, послышался веселый звон монет, похрустывание новых долларовых бумажек и шуршание старых. И там были не только однодолларовые ассигнации — о нет, позвольте мне сказать: там были ассигнации стоимостью и в два доллара, и в пять, а иногда даже попадались и десятидолларовые. Были пожертвования и из детских кошельков — дети тоже делились своими небольшими сбережениями.

После всех вышел скупщик пушнины. Когда он подошел к дверям, он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит на него, моргнул одним глазом (тем, который был дальше от кружки) и, быстро протянув вперед руку, словно боялся, что кто-нибудь заметит, опустил в кружку туго свернутую пачку бумажных денег, бормоча про себя: