Цвет мира - серый - Сергей Мусаниф

— Я… Как скажете, ваше императорское величество. Гаррис вздохнул.

Подобные изобретения ему не нравились, но игнорировать их нельзя. Они таят в себе слишком много опасностей.

Гаррис позвонил в колокольчик и вызвал начальника личной охраны.

— Капитан Хилл, я хочу, чтобы этого человека отправили к прочим изобретателям, — сказал он. — Заодно выясните, скольким людям он успел рассказать о своем открытии. Арестуйте всех, кого он назовет. Его лабораторию надо опечатать, все реактивы — изъять.

— Да, сир.

Впавшего в ступор алхимика пришлось уносить из временного императорского кабинета чуть ли не на руках. Потом капитан Хилл вернулся.

— Что еще? — спросил Гаррис.

— Доставили жрицу, которую вы захватили в Тирене, сир. Вы сказали, что хотите ее видеть.

— Любопытно, — сказал Гаррис. — Давайте ее сюда.

Голубая накидка сестры Ирэн стала серой, грязные волосы спутались, прося горячей воды и расчески. Впрочем, ванна бы не помешала и всему остальному — женщину везли явно не в королевской карете.

Ее руки и ноги были скованы кандалами, соединенными между собой цепью.

— Оставьте нас, капитан, — сказал Гаррис. Гвардеец коротко кивнул и исполнил приказ.

— Когда мы виделись в последний раз, вы выглядели лучше, — заметил Гаррис.

— Меня перевозили в клетке, как животное.

— Только ради вашей безопасности, — сказал Гаррис. — Солдаты моей армии — славные ребята, но они не ангелы и не евнухи. А вы — достаточно привлекательная женщина, даже сейчас. Впрочем, некоторые из моих вояк находят привлекательной и козу.

— Это такой завуалированный комплимент? — поинтересовалась сестра Ирэн.

— Нет, это такой факт, — сказал Гаррис.

— Вы воюете с женщинами?

— Если вы хотите общего ответа, то я воюю со всеми. Кто не со мной, тот против меня, а пол врага — дело десятое. Вы слышали легенды об амазонках? Представляете себе, все амазонки были женщинами, что никак не мешало им убивать мужчин. Не вижу причины, по которой я не могу воевать с женщинами. Лет двести назад вы заявили, что хотите равноправия, так получите его. Со всеми вытекающими последствиями. Но если конкретно, то с вами лично я не воюю. Разве кто-то бросался на вас с мечом, угрожая убить?

— Вы удерживаете меня против моей воли.

— Но это ведь еще не война, — заметил Гаррис.

— И что вы от меня хотите?

— Встаньте на колени, — сказал Гаррис.

Сестра Ирэн опустилась на колени. Цепи тихо звякнули.

Гаррис набил табаком трубку, задумчиво посмотрел на кучку пороха на лакированной поверхности стола, но все же поджег табак и выпустил к потолку клуб дыма.

— Ну, и почему вы это сделали? — спросил он.

— Потому что вы попросили.

— Согласно вашему учению, частичка вашей богини есть в каждом человеке, и каждый человек одинаково заслуживает поклонения, — сказал Гаррис. — Вы встали передо мной на колени, потому что искренне верите в декларируемые вами ценности? Или потому что вы боитесь наказания за неповиновение? Или почему-то еще?

— Вы и сами способны найти ответ.

— Верно. Но я хотел бы услышать вашу версию.

— Основная сложность человеческой жизни заключается в том, что мы далеко не всегда получаем желаемое.

Гаррис расхохотался.

— Вы здорово меня отбрили, — признал он. — Кстати, я не понимаю вашей религии.

— А какова ваша?

— Я не верю в богов, — сказал Гаррис. — Впрочем, в большую часть людей я тоже не верю.

— Во что же вы верите? Человек не может жить совсем без веры.

— Я верю в себя, — сказал Гаррис. — Я верю в то, что миром правит сила. Не идеология, не религия, не золото, но сила.

— И вы сами решили стать этой силой?

— Я стараюсь, — сказал Гаррис. — Кстати, вы можете сесть в кресло. Если вам угодно.

— Мне комфортно и так.

— Если вы думаете смутить меня или пробудить во мне жалость, то ошибаетесь, — сказал Гаррис. — Вам комфортно, ну и Эйлия с вами.

— Откуда вы знаете это имя?

— Я много чего знаю, — сказал Гаррис. — И вы не представляете, как это меня расстраивает. Не понимаю только, почему вы делаете такой секрет из имени своей богини. Сакральности в нем — ни на грош. Искусственное нагнетание атмосферы таинственности? Не вижу смысла.

— Такова воля богини.

— Не мне ее судить, — сказал Гаррис. — Я ничего не имею против богов и богинь именно потому, что я в них не верю. Вот если б верил, то наверняка возникли бы какие-нибудь претензии. Знаете, в чем заключается главная проблема любой религии?

— Я не считаю себя вправе говорить об этом.

— А я считаю, — сказал Гаррис. — Главная проблема любой религии — это люди. Люди способны извратить каждое, даже самое светлое учение. Я внимательно читал Книги Пророков Шести. Они написаны очень хорошими людьми и призывают не только к поклонению богам, но к терпимости, скромности и соблюдению общих моральных ценностей. Я не нашел ни единого слова о том, что людей надо пытать в застенках, а потом сжигать на кострах. Я не нашел ни единой строчки о том, что веру надо нести не словом, но огнем и мечом. Я не нашел в них даже слова ЕРЕТИК, хотя Церковь Шести использует его чуть ли не в каждом своем обращении.

— Вы тоже не похожи на воплощение терпимости и гуманизма.

— Верно. Но я никогда не пытался казаться другим и не прикрывал свое стремление к власти философскими рассуждениями. Я ничего не имею против религии в принципе и далек от мысли запретить своим подданным верить в то, во что они хотят верить. Я вовсе не стараюсь склонить кого-то к моему мнению относительно некоторых вопросов.

— Император, который не навязывает подданным свое мнение? Это смешно.

— Вы не представляете, как это трудно — быть императором и не навязывать свое мнение, — сказал Гаррис. — Если вдруг я примкну к какой-нибудь церкви, она сразу же обретет статус официальной Церкви Империи, а оно мне надо? Сейчас мои генералы при мне называют себя атеистами, а когда я не вижу, молятся разным богам.

— Главное, чтобы они не стали считать богом вас.

— Такая опасность существует, — признал Гаррис. — По в нашем мире боги не спускаются на землю и не живут среди смертных. Они наблюдают со стороны, иногда подбрасывая нам свои идеи. Или кто-то другой подбрасывает нам свои идеи, прикрываясь именами богов.

— Да вы теолог.

— Я — чародей, — сказал Гаррис. — А вы — жрица. Я презираю людей, а вы их любите. Но если мы попадем в руки брекчианской Церкви, нас с вами сожгут на соседних кострах. Предварительно вырвав языки, переломав руки-ноги и обезноздрив. Вы готовы быть терпимыми по отношению к таким людям? Готовы понять их, простить и возлюбить?