Новый февраль семнадцатого - Владимир Бабкин

— Тут ситуация другая, никакого боя нет. Вот если бы в Гатчине был бой, и передо мной стояла задача спасти Великого Князя от гибели даже ценой нарушения приказа, то я бы это сделал. Но сейчас — увольте, это не тот случай. Позволив вам подняться в воздух, я просто совершу должностное преступление.

— Я беру на себя всю ответственность за это нарушение!

Кованько покачал головой и сухо ответил:

— Ответственность возьмете вы, а отвечать перед Государем будем мы. Я и тот пилот, который рискнет взять вас на борт. Так что прошу простить.

Глубоко вдыхаю воздух в легкие и иду на штурм.

— Николай Николаевич, — обернулся я к секретарю, — не будете ли вы любезны попросить адъютанта Александра Матвеевича организовать нам еще кофе? А то этот уже остыл.

Джонсон понимающе кивает и выходит из кабинета. Теперь мы с генералом одни. И я иду в атаку:

— Итак, Александр Матвеевич, теперь мы с вами одни в кабинете. Мы можем не разводить политесов и говорить откровенно. Вы знаете, что в столице беспорядки?

Кованько кивнул.

— Да, там какие-то беспорядки на улицах, забастовки, демонстрации и митинги разные. Но, насколько я понимаю, ничего опасного. Генерал Беляев уверил меня, что все под полным контролем.

— Правда? — я делано удивился. — Так и сказал генерал Беляев?

— Точно так, — подтвердил мой собеседник.

— А известно ли вам, мой дорогой Александр Матвеевич, о том, что упомянутый вами генерал Беляев просто напыщенный индюк? И что они вместе с генералом Хабаловым, как два трусливых страуса, прячут головы в песок, и лишь шлют бодренькие телеграммы, не предпринимая ровным счетом ничего? Столица погружена в хаос и анархию, войска изменяют присяге целыми ротами и батальонами, солдаты стреляют в полицию, в офицеров и друг в друга! Оставшиеся верными части буквально разрываются на части восставшими толпами. И все это генерал Беляев называет словами «под полным контролем»? Да я боюсь себе даже представить, как будет выглядеть ситуация в тот момент, когда Беляев с Хабаловым наконец наберутся мужества признать, что они уже ничего не контролируют! А это произойдет в ближайшие же часы.

Старик неопределенно пожал плечами, все еще не понимая, к чему я веду собственно.

— А вы знаете, что это не просто беспорядки, а заговор? Знаете, что мятеж организован и пустил глубокие корни? И среди участников мятежа многие значимые фигуры, в том числе и в армии? Вы знаете об этом? Вы знаете, что по замыслу мятежников наш благословенный Государь Император будет арестован в ближайшие сутки-двое?

Я продолжил, не давая генералу открыть рот.

— Уверен, что о заговоре вы слышали. Или до вас доходили слухи о нем. К вам тут часто приезжают высокопоставленные посетители, которые не могут не делиться с вами светскими сплетнями. Можете не отрицать, я знаю обо всех этих слухах, включая о тех, где говорится о том, что после смещения Государя я сам должен якобы стать Регентом при малолетнем Императоре Алексее Втором.

Кованько в этот раз счел за благо промолчать.

— Слухи, мой дорогой Александр Матвеевич, бывают очень полезными и порой открывают доступ к таким тайнам, к которым, при других обстоятельствах, получить допуск совершенно невозможно. И вот сейчас у меня в руках полные планы мятежа и списки заговорщиков, и я вам со всей определенностью могу сообщить — в России осуществляется государственный переворот, целью которого является свержение и убийство Государя, которому, между прочим, мы с вами присягали, не так ли?

Старик кивнул и раздраженно ответил:

— Я не понимаю к чему вы клоните. Вы меня, что, в чем-то упрекаете или, не дай Бог, подозреваете? Как мне следует относиться к вашим словам? Я старый служака, верный Государю и Отечеству, служба моя проходит вне столицы и я, к счастью, далек от всех ваших великосветских игр. Я достаточно пожил на свете, чтобы понять, что нужно просто добросовестно выполнять свой долг, а от политики нужно держаться подальше.

— Что ж, Александр Матвеевич, это действительно слова воина, а не интригана. Наш долг перед Отечеством и наша присяга Государю превыше всего. Но сейчас опасность грозит всему тому, чему мы служим. Россия под ударом, нашему Императору грозит смертельная опасность. Разве не в том, состоит долг русского офицера, чтобы отдать свою жизнь за Отчизну и Государя? Так какие в этой ситуации могут быть запреты? Какие ограничения могут помешать нам исполнить свой долг?

Кованько насуплено молчит. Затем устало произносит:

— Раз дело ваше государственной важности, то я вам, конечно же, дам разрешение на полет. Но только с одним непременным условием — Вы сейчас по телеграфу связываетесь с Государем, и он дает добро на ваш полет. Как только будет Высочайшее разрешение, я тут же возьму под козырек.

Я помолчал, тяжело взирая на генерала. Давлю:

— Вы просто увиливаете от ответственности за принятие решений. Вы прекрасно понимаете, что если бы я мог объяснить суть вопроса Государю непосредственно по телеграфу, то я никуда и не летел бы. Сведения, которые я везу моему венценосному брату слишком ошеломительны, чтобы в них можно было поверить, опираясь просто на телеграфную переписку. Эти документы ему нужно видеть своими собственными глазами. Я уж не говорю о том, что сведения мои такого уровня секретности, что никакому телеграфу, никакому вашему пилоту и даже никакому моему секретарю их доверить решительно невозможно.

И прерывая пытающегося что-то сказать старика добавляю:

— Александр Матвеевич, вся Россия знает вас как героя русско-японской войны, как смелого человека. Вы совершили около ста полетов. Вы первый в мире генерал авиации. Вы много раз терпели катастрофы и даже четырежды чуть не утонули во время таких катастроф. Вы никогда не боялись врагов, вы всегда презирали риск и опасность, так почему же вы страшитесь какой-то бумажки? Как так получается, что за Отечество вы не боялись жизнь свою отдать, а теперь готовы погубить Россию из боязни какой-то писульки?

— Это не какая-то там, как вы выразились, писулька! — взорвался Кованько. — В ее основе лежит Высочайшее распоряжение! И кто я такой, чтобы отменять волю своего Императора?

— А если наш Император повелит ехать в пропасть, сам не ведая об этом, вы слепо выполните это Высочайшее повеление или все же спасете своего Государя, даже нарушив его прямой приказ?

— При чем тут это? Я вам уже говорил, что если бы речь шла о спасении вашей жизни от опасности, я бы нарушил приказ, но спас Ваше Императорское Высочество. Однако простите, вы мне пока не представили весомых аргументов, кроме общих слов о спасении Отечества. Я вполне допускаю, что вам срочно необходима аудиенция у Императора. И я предложил вам связаться с Государем и получить его соизволение на полет. Но вы по непонятной для меня причине отказываетесь это сделать! Так почему же я должен нарушать действующий приказ по данному вопросу?

— А потому, что от того, удастся ли мне сегодня попасть с этими документами к Императору, зависит дальнейшая судьба России, судьба ее народа и жизни миллионов русских подданных, которые сложат головы в предстоящей за переворотом гражданской войне. И мой долг, долг патриота России, долг русского офицера и долг члена правящего Дома остановить этих безумцев и цареубийц. Мы на пороге грандиознейшей катастрофы в истории российского государства, на пороге национальной трагедии и народного позора. Лишь быстрые и внезапные действия Государя по аресту заговорщиков и нейтрализации верхушки мятежа могут спасти Отчизну от предстоящего кровавого кошмара.

— Это опять все общие слова, Ваше Императорское Высочество. — Кованько раздраженно покачал головой. — И я не понимаю вашего категорического нежелания связаться с Государем по телеграфу. Государь в Ставке и связь с ним есть. Так в чем же дело, в конце-то концов?

И тут меня накрыло. Я хлопнул ладонью по столу и со злостью заявил:

— А при том, разлюбезный мой Александр Матвеевич, что вы прекрасно знаете характер нашего Государя. И пусть вы его знаете не настолько хорошо как ваш покорный слуга, но и вы должны знать то неописуемое упрямство, которым славится наш Император. Это вообще наше фамильная черта, если вы не заметили. Так вот, наш благословенный Государь не желает признаваться сам себе в той опасности, которая нависла над Россией и Династией! Он упрямо игнорирует факты и не обращает внимание на грозные предупреждения. Я в последние недели уже имел многократные случаи того, что мой венценосный брат не желал ничего слушать. И я уверен, что и сейчас, стоит мне попросить разрешения на полет, он мне откажет, сославшись на то, что он ночью уезжает в Царское Село, и повелит дожидаться его там. Но у нас больше нет времени на откладывание решений. Решения нужны уже сегодня, максимум завтра утром!