Колумб Земли Колумба - Хейно Вяли

Ильматсалу снова стал таким, каким капитан видел его в начале переговоров. И перед этим прежним Ильматсалу только что было выросший капитан как бы съежился почти до прежних размеров. Но и он научился кое-чему от Ясся Ильматсалу.

— Мушкетер Ассаку! — произнес капитан строго. — Мне стыдно за тебя. Предупреждаю тебя и делаю замечание!

— Спасибо, капитан, — сказал Яссь Ильматсалу, не догадываясь, что этими двумя словами капитан Раазуке в собственных глазах поднят на равную с начальником штаба высоту. Но и капитан не догадывался, что эти два слова прибавили ему веса в глазах еще кого-то из присутствовавших.

— Не стоит благодарности, — улыбнулся капитан, испытывая добрую гордость. Улыбка шла ему. И он был непоколебимо готов к великодушию. Он даже намекнул об этом начальнику штаба.

Но Яссь холодно ответил:

— Запрошенные документы представлю вам для ознакомления в ближайшее время через связного своего штаба. Если у вас по этому поводу возникнут претензии, сообщите о них моему связному. Всего доброго!

Начальник штаба четко повернулся кругом, и вместе с ним повернулась Тийа Тийдус, успев перед тем легонько кивнуть капитану.

— Всего доброго! — догадался крикнуть капитан, когда они отошли уже на десяток шагов.

— Трам-та-ра-рам нам войну объявили, двое дураков нас посетили… — заревел мушкетер Ассаку вслед удаляющимся.

— Отставить! — процедил капитан сквозь зубы.

— Можно и отставить! — согласился мушкетер и умолк.

Капитан молчал, он испытывал великое желание остаться сейчас в одиночестве.

XI

Переговоры, казалось, завершились для роты самым благоприятным образом: она пока осталась единственной хозяйкой парка. Но в результате переговоров капитан вдруг обнаружил, что его борьба не имеет серьезной цели. Это открытие усилило в нем чувство досады.

На следующий день после переговоров мушкетер Ассаку казался самому себе пупом земли! Наверное, этим и объяснялся его важный, хмурый вид.

Пришел мушкетер Тильбути, маленький, тихий и серьезный, как обычно в последние дни.

Все трое молча сидели за сараем Раазуке. «Как три обессилевших ворона!» — вспомнилось капитану услышанное где-то выражение, и он горько усмехнулся. Разговаривать не хотелось. Подперев рукой щеку, капитан грыз травинку и рассеянно поглядывал на свою роту.

Мушкетер Ассаку кашлянул. Как показалось капитану, вызывающе. Выговор, который капитан вчера сделал мушкетеру, явно ухудшил их отношения. И это беспокоило Аннуса.

«Надо бы что-нибудь сказать, — подумал капитан. — Вернее, надо бы что-то предпринять».

— Те трое в парке! — сообщил мушкетер Ассаку скупо и с нажимом. — Слышишь, капитан?

В памяти Аннуса мгновенно промелькнули различные картины: Роби Рибулас в парке командует, вытянув руку… Роби Рибулас, нагнувшийся и сжимающий баллон пульверизатора… И словно бы снова зазвучал резкий голос Роби: «Капитан, набери в рот воды и выпусти через нос…» Воспоминание об этой процедуре заставило капитана Раазуке содрогнуться. Ну нет, с Рибуласом надо сегодня же свести счеты.

Аннус вскочил на ноги. Провел ладонями разок-другой по штанам, натянул фуражку на глаза.

— Пошли! — сказал он.

— Пошли! — поддержал мушкетер Ассаку.

Мушкетер Тильбути ничего не сказал. Но когда рота вымаршировала на улицу, Яак Тильбути, не говоря ни слова, зашагал в противоположную сторону.

— Эй, ты куда? — окликнул его капитан.

— Домой, — ответил мушкетер Тильбути.

— Домой?! — изумился мушкетер Ассаку. — Но ведь сейчас начнется наступление!

— Без меня!

Капитан и Ассаку обменялись удивленными взглядами и, раскрыв рты, уставились на Тильбути. Исподлобья глядя на них, он сказал:

— Я выхожу из роты.

Рота молчала, словно набрав в рот воды. Яак Тильбути двинулся прочь.

— Погоди-ка, остановись! — К капитану вернулась жизнь. — Надо поговорить.

— Тут не о чем говорить! — Глаза Яака Тильбути засверкали, голос его дрожал от волнения. — Тут все ясно. Когда организовали роту, было славно. Проводили военные игры и… А теперь это никакая не рота, а компания громил. А я не подлец, и не буду им!

— Слышь, малый, ты, видно, захотел в нос! — угрожающе прорычал мушкетер Ассаку.

— Ты предатель, Яак Тильбути! — выпалил капитан.

У Яака Тильбути покраснели скулы.

— Я не предатель, потому что говорю вам прямо в лицо, что выхожу из роты. Я останусь, если только рота оставит парк в покое!

— Ах вот как! — с презрением сказал мушкетер Ассаку. — Ты подкупленный подлец, вот ты кто! Теперь я знаю, почему ты вчера дергал меня за рукав, когда я высказывал наши требования. Ты — Иуда!

— Я не Иуда, но я и не хулиган! — отрубил Яак Тильбути. — Когда наш шалаш в парке разрушили, то вы сами говорили, что это сделали хулиганы. А теперь мы сами в десять раз больше хулиганы — громим парк и чужой труд! Я тоже за то, чтобы этот парк привести в порядок.

— Я тебе нос разобью, Иуда Тильбути! — Мушкетер Ассаку наступал на Яака.

Тильбути принял боксерскую стойку.

— Подойди, ну подойди… — хрипло шептал он. — Подойди, ну подойди, если осмелишься… — В его позе было такое напряжение и готовность ко всему, что мушкетер Ассаку, хотя и был гораздо плечистее и вообще сильнее, заколебался.

— Прекратите! — прикрикнул капитан. И когда оба мушкетера расслабили мускулы, спросил с деланной беззаботностью: — Ну, так как же будет, Яак? Ты ведь не какой-нибудь мерзкий предатель? Пойдешь с нами?

— Не пойду! И я не предатель!

— Предатель ты, Яак Тильбути! — сопел капитан и горько усмехался. Он задумчиво помолчал, посмотрел прямо в глаза Яаку Тильбути и продолжал с горечью: — Как ни крути, все равно ты предатель, Яак. Ты скажи свое последнее слово, мушкетер Тильбути. Подумай как следует, а потом скажешь!

Яак Тильбути шмыгнул носом, глаза его подозрительно покраснели. Он долго молчал и глядел в землю. И когда он снова поднял глаза, блестела в них большая ясная слеза. Презрительно пробурчав, мушкетер Ассаку отвернулся, а капитан сглотнул слюну, неловко усмехнулся и принялся носком туфли выковыривать из земли камешек.

— Ребята, — сказал Яак Тильбути, — оставим парк в покое. Ведь неправильно мы поступаем. Честное слово. Что нам, места мало? Вчера мой отец прошел через парк и дома похвалил: вот, мол, хорошо, наконец-то кто-то занялся этим парком. А мне было так стыдно, что из комнаты выбежал. И тогда я стал думать, и за все стало стыдно, за сады и… и почему нам самим не пришло в голову заняться парком? Но когда еще…

— Оставь свою ахинею, презренный предатель! — резко перебил мушкетер Ассаку. — Глаза мокрые, как у девчонки! Испугался, что получит дома от отца взбучку, и теперь выкручивается. Но ты получишь и от нас…

— Это мы еще посмотрим! — вскинул голову Яак Тильбути. Он быстро провел тыльной стороной ладони по глазам, и в его взгляде засветился задор. — С сегодняшнего дня создана новая рота, — объявил он. — И я капитан ее. Все, кто начнет разорять парк или мешать работе там, будет иметь дело с ротой Яака Тильбути. Это предупреждение! И это все!

— Роту Тильбути завтра же расколотим! — заверил мушкетер Ассаку. — И парк сровняем с землей! А этот Тильбути — последний прохвост, и мы плюем на него! — И Тынис Ассаку плюнул вслед капитану Тильбути и крикнул: — А теперь в парк! Идем, Аннус!

— В роте капитана Раазуке пока что распоряжается капитан Раазуке! — съязвил капитан и скомандовал: — Рота, за мной!

Крайне взвинченный и рассерженный мушкетер Ассаку хмуро последовал за своим капитаном. Однако вместо того, чтобы идти в парк, капитан свернул в первый же переулок.

— Что, уже сдрейфил перед Тильбути? — набросился мушкетер.

— Молчать! — обрезал его капитан не оборачиваясь и еще долго таскал за собой мушкетера по улицам.

Капитан был огорчен и грустил. Если бы ему пришлось выбирать когда-нибудь одного из двух своих мушкетеров, он без долгих колебаний выбрал бы того, второго, с тонкими руками, девчоночьим ясным лицом и длинными ресницами — Яака Тильбути. Потому что Яак хотя и устраивал иногда сцены из-за пустяков и даже иной раз лил воду из глаз, но обладал большой душой, и пусть руки его были тонкими, как спички, смелости у него хватало на троих. Но теперь выбор сделал Яак Тильбути сам.

— Я пойду домой дрова колоть, — сказал вдруг капитан.

— А нападение?

— Какое нападение? Кто говорил о нападении? Я не говорил. — И Раазуке пожал плечами.

— Слышь, Аннус, может, и ты вдруг тоже… предатель? — Мушкетер подошел к нему вплотную.

— Интересно, кого же я предаю? Тебя, что ли? Или, может, себя?

Тынис Ассаку хотел бросить в лицо капитану суровое обвинение, высказать мрачное предчувствие, для которого никак не мог найти точного определения. Впрочем, и сам капитан пытался найти ответ на бездумно вырвавшийся из его собственных уст нелепый, казалось бы, вопрос.