Ищущий убежища - Бернард Найт

Ну, садится он, значит, на свою кобылу и тычет ее шпорами в живот. Зверюга срывается с места, как стрела из лука, и обливает меня грязью и лошадиным дерьмом с ног до головы. Испоганила хлеб, который я ел, перепачкала всю одежду.

Может, это случайно получилось? — предположил Джон.

Случайно, как же! Обыкновенное легкомыслие мальчишки, который не испытывает ни малейшего уважения к старшим.

И что же вы сделали? — встрял в разговор писарь.

— Я закричал на него и помахал вслед кулаком. Тут он оглядывается, разворачивает лошадь и подъезжает ко мне. Я думал, он собирается извиниться… не тут-то было! Он начинает оскорблять меня за то, что я, мол, ору на него, и всякие жесты показываю.

Джон потерял интерес к их перепалке — не настолько серьезной она была, чтобы привести в конечном счете к убийству. Вместо этого он принялся выуживать новую информацию о всаднике:

— Вы не помните, как его звали — или откуда он прибыл, куда направлялся?

Сенвульф отрицательно покачал головой.

— А с чего мне было любопытствовать? Сидел себе на солнышке, потягивал эль, смотрел, как мир вокруг шевелится, — пока он не облил меня дерьмом.

Неподалеку от них раздался грохот: большущий блок песчаника вырвался из веревочной петли лебедки и обрушился на землю. К счастью, поблизости от места падения людей не оказалось, иначе работы у коронера прибавилось бы. Сенвульф, отвечающий за рабочих на земле, изрыгнул в их адрес проклятие и вполголоса добавил еще несколько нелестных слов.

— Олухи неуклюжие! Да, не тот народ пошел, что в былые времена.

Джон не позволил отвлечь себя от расследования.

— Вы говорите, он был на коне.

— Да, серая кобыла, не очень высокая, в черных яблоках. И еще — у нее пятно черное, как кольцо, вокруг одного глаза было, а вокруг другого — нет. И жутко грязные копыта! — добавил он с сарказмом.

— Вы очень наблюдательны, — уважительно произнес Джон. — Что-то еще, может, припомните?

Каменщик наморщил лоб в раздумьях.

— Да я слишком разозлился, чтобы что-то видеть. И вообще, я боялся, что он замахнется на меня плеткой, которой погонял лошадь, но, слава Богу, он вовремя опомнился.

— И почему же это? — спросил Джон.

— А потому, что я стащил бы его с лошади и отделал как следует, будь он даже хоть трижды джентльменом, — вызывающе ответил Сенвульф. — Короче, он пробормотал что-то себе под нос, развернул лошадь и отправился восвояси. Больше я его не видел. Я хозяина таверны спросил, кто он такой, но тот не знал ничего, сказал только, что тот человек этот остановился у него на ночлег по пути из Саутгемптона, но куда направлялся, ему неведомо.

Джон в задумчивости почесал подбородок.

Вы сказали «джентльмен»? Почему вы решили, что он джентльмен?

Хорошая одежда, причем сшитая явно не в здешних местах. Да и речь не похожа на разговор простого солдата. Хотя на английском он говорил не хуже меня, могу поклясться, что он из нормандцев.

Джон, в родословной которого смешались две крови, не знал, следует ли слова каменщика воспринимать как комплимент или совсем наоборот.

Можете еще что-нибудь важное припомнить?

При нем была пара мешков, привязанных к седлу, и еще две плетеные корзинки на шее лошади, у коленей всадника. Помнится, я подумал, что он возвращается домой после долгого отсутствия с подарками и безделушками, которые собирал по всему свету.

Еще несколько минут протекли в расспросах, но ничего нового от каменщика добиться не удалось, за исключением названия постоялого двора в Хоунитоне. Таверна называлась «Плау» — «Плуг». Каменщик сообщил, что будет работать в Эксетере до ранней весны, так что Джону не составит труда найти его, если возникнет такая необходимость.

Коронер со сдержанной вежливостью поблагодарил Сенвульфа, и мастеровой вернулся к работе.

На обратном пути к центру соборной территории Джон принялся давать указания писарю:

— Седлай своего мула, Томас, и отправляйся прямо в Хоунитон. Даже твоя кляча довезет тебя туда до темноты. Вот тебе три пенса на ночевку и пропитание. Останешься на ночлег в «Плуге» и разузнаешь все, что только можно разузнать, — и, не задерживаясь, завтра же прямиком домой. — Он покопался в висевшем на ремне кошельке и достал несколько монет.

Одного взгляда на лицо хозяина хватило Томасу, чтобы убедиться в тщетности возражений, поэтому он молча принял деньги, перекрестился и засеменил к себе домой.

Таким образом, коронер остался без писаря, который зафиксировал бы на пергаменте предстоящее в «Сарацине» расследование, однако он решил сохранить в памяти имена и продиктовать их Томасу на следующий день.

Над его головой раздался удар колокола, и Джон ускорил шаг, направляясь назад к замку. Он должен был миновать дверь собственного дома, поскольку путь от кафедрального собора до Хай-стрит пролегал через Сент-Мартин-лейн. Однако даже если Матильда и дома, вряд ли она увидит и задержит его, так как дом не имел выходящих на улицу окон. Ее комната находилась в задней части дома.

Тем не менее, свернув за угол и оказавшись на главной улице, коронер тут же увидел у себя на пути две знакомые фигуры. Мужчины были увлечены разговором, но с приближением Джона они дружно повернулись, чтобы его поприветствовать.

— Джон де Вулф, как поживаете? Много ли новых покойников на сегодня?

Хью де Релага, возрастом чуть старше средних лет и, несмотря на тучность, весьма статный, обладал добродушно-веселым нравом торговца, благословленного более чем умеренным доходом. Он торговал шерстью, его родственники проживали в Девоне и Бретани, и еще он являлся одним из помощников мэра в Эксетере. Джон как-то приобрел долю в его торговле, расплатившись деньгами, которые достались ему в результате Ирландской кампании, и теперешний доход позволял ему если не чувствовать себя богачом, то уж, по крайней мере, не беспокоиться о хлебе насущном.

Второй человек выглядел совершенно по-иному, однако тоже принадлежал к кругу верных друзей Джона. Клерикал по роду занятий, он был худым и обладал аскетической внешностью, граничащей с истощенностью. В то время как пухлый помощник мэра был одет в парчовую тунику и бархатный короткий плащ, застегнутый на одном плече крупной золотой брошью, на Джоне де Алекон, архидиаконе Эксетерском, была уличная сутана из тусклого желтовато-коричневого цвета грубой ткани, подпоясанная простой веревкой, на шее на кожаном шнурке висел деревянный крест. Его редкие седые волосы были зачесаны вперед, неровная челка прикрывала испещренный морщинами лоб. Однако, как и в случае с каменщиком Сенвульфом, первоначальное мрачноватое впечатление сглаживалось благодаря паре живых блестящих синих глаз, в этот раз более темного, почти фиолетового цвета, глаза эти были наследием викинговских предков нормандцев.

— Много ли сегодня клиентов, Джон? — обратился он к вопросом к коронеру. — Надеюсь, покойницкий бизнес процветает?

Хотя улыбаться было не в характере Джона, тут он не выдержал и добродушно усмехнулся. Это были его друзья, а друзья в Эксетере ценились на вес золота, потому что во врагах недостатка не было.

— Идемте со мной, если хотите посмотреть, как работает коронер, — ответил он. — Я как раз собираюсь проводить расследование в Ружмоне.

Хью де Релага звучно хлопнул его по плечу: — Думаю, я отправлюсь с вами, друг мой, и полюбуюсь, как воплощается в жизнь последняя гениальная идея Хьюберта Уолтера. А вы, святой отец? Вы к нам присоединитесь? Джон де Алекон покачал головой на тонкой шее:

— Некоторым из нас некогда бездельничать, помощник мэра. В отличие от вас, светских жителей, меня ждут дела.

Осенив их жестом благословения, он направился в сторону кафедрального собора, а де Релага и коронер зашагали вверх по склону к замку: Друзья говорили о цене на шерсть и потере груза, доставлявшегося морем из Эксмута во Фландрию. Они миновали ворота на кривой набережной, отрезающей северо-восточный угол города и образующей внешнюю часть замковой территории, наполовину каменистой и непригодной для построек, наполовину занятой прижимающимися к стене лачугами для солдат и их семей.

Это по поводу вчерашнего убийства в «Сарацине», Джон? — поинтересовался помощник мэра, когда они, поднявшись по крутому склону, ступили на подвесной мост, ведущий к воротам в стене замка.

Совершенно верно — и по поводу тяжкого ранения, от которого второй пострадавший человек может умереть.

После подъема своего тучного тела на холм де Релага громко пыхтел, его короткие ноги не поспевали за широким шагом коронера.

— Раньше подобными делами занимался шериф. И как он относится к тому, что вы отбираете у него часть его хлеба?

Джон сделал кислую мину.

— Ну уж никак не радуется, хотя ему придется с этим смириться. Он разрывается между неприязнью ко мне и коронерской должности, с одной стороны, и желанием угодить своей сестре, дражайшей Матильде, которая сияет от восторга при мысли о том, что ее муж занимает столь высокий пост.