Бег по спирали. Часть 2. - Рина Зелиева

Забравшись в вертолет, он усалил Иту на колени, прижал ее голову к своему плечу и укачивал, поглаживая по волосам, как ребенка.

Маритта смотрела остекленевшими глазами в иллюминатор. Она больше не плакала. Слишком оглушенная горем, чтобы по-настоящему ощутить боль. Шок окутал ее покровом милосердия, которое вскоре уступит место подлинному страданию, острому и жестокому.

Она совершенно не думала о том, что будет делать, что потом произойдет... Нет, все стало ей абсолютно безразличным, все, кроме болезненного ожога, скрытого в глубине ее естества.

Глава 16.

- Доча, ну съешь что-нибудь, - уговаривала Иту ее мать, которую привез Дарнов в надежде, что она поможет воскресит девушку, которая была, похоже, готова умереть вслед за Антоном.

Прошло уже две недели с момента тех трагических событий. Мирэк не выходил из дома, разрываясь между постелью сына и Маритты. Ребенок быстро шел на поправку, а вот девушка с каждым днем выглядела все хуже. Температура спала, вызванная то ли нервным потрясением, то ли той же вирусной инфекцией, которую Митя, как полагал Дарн, подцепил в больнице, куда его не так давно носили на прививку. Но Ита упорно отказывалась есть и принимать лекарства, делая лишь несколько глотков сока или чая, которые чуть ли не силой удавалось влить в ее пересохшие губы.

Дарнов тоже скорбел по другу, испытывая вместе с горьким чувством потери болезненное ощущение вины. Нет, такого исхода он не хотел. Но терзаемый обидой, разъедающей, как зараза, ревностью, гневом и страстью, мучительной и безответной к этой взбалмошной упрямой девчонке, он позволил поглотить себя азарту, как мальчишка, доказывая себе и другим, что проигрывать - это не для него. Не догадываясь, какова может стать цена победы.

Глаза Иты заволокла пелена. Казалось, она ослепла от слез. На осунувшемся бледном лице глаза казались чрезмерно большими, а всклоченные волосы придавали ей диковатый вид. Боль была невыносимой. Она жгла, как раскаленное железо...

На этот раз все было кончено. Она потеряла все: со смертью Антона рассеялись последние надежды обрести счастье. На этот раз он исчез насовсем, скрылся от нее под надгробной плитой. Жизнь нанесла ей последний удар. Для нее время любви кончилось навсегда.

Взрыв, и машина Антона в клубах сизого дыма и пламени. Она снова и снова видела, как к ее ногам падают осколки ценой таких мучений созданного удивительного, но хрупкого мира их любви, теперь разлетевшегося вдребезги. Ее рот приоткрылся в поисках воздуха, но вдохнуть полной грудью она не смогла, задыхаясь, урывками хватая кислород. Ощущение кошмара становилось все более давящим.

- Верните мне его, верните мне его, - беззвучный шепот срывался с ее губ.

Она была согласна сколько угодно страдать и мучиться, но только Антон был бы жив...

Глядя на Маритту, инертную и безразличную ко всему, утонувшую в своем горе с головой, Мирэк почувствовал, как его охватывает бессильное бешенство. Он подошел к девушке и, схватив ее за плечи, встряхнул, гаркнув на нее с такой силой, что мать Иты, стоявшая рядом с постелью дернулась и отпрыгнула в сторону.

- Хватит уже. Жизнь же не кончилась. Ты-то еще жива, и твоя мать, и отец и сын. На родителей наплевать, так хоть о ребенке подумай. Каково ему будет расти без матери.

Тут, разбуженный его криком, за стеной заплакал Митя. Антонина Сергеевна, быстро сообразив что к чему, сбегала за ребенком положила его рядом с Итой.

В полубезумном взгляде Маритты появились искры сознания. Медленно и неуверенно она подняла на руки сына и поднесла его к груди. Все облегченно вздохнули. Надежда предполагала, что молоко у Иты после болезни перегорело, но младенец весело зачмокал, жмурясь от удовольствия, все же найдя, чем полакомиться. Словно, всем своим видом показывая, как ему надоели суррогаты, которыми все последнее время его пичкало множество кружившихся возле него нянек.

Маритта еще долго убаюкивала Митю этим вечером. Держа ребенка на руках, она согревала свое страдающее сердце любовью к сыну...Да, пока у нее еще есть, ради кого жить. Передав заснувшего ребенка своей матери, она кликнула Марию и попросила поесть. Лишать младенца груди Ита не хотела.

Маритта стояла на террасе и смотрела на хмурое небо. Тучи заволокли горизонт, в воздухе запахло дождем. Медленно, но все же девушка начала поправляться. Вот только лечить душу она не хотела.

На сердце лежала такая тоска и скорбь, давящая непосильным грузом, что не было сил вздохнуть. Она отсутствующим взглядом провожала проплывавшие мимо темные облака. День был таким холодным и таким серым. Казалось, что из мира исчезла всякая радость.

- Маша, обед будем накрывать в гостиной, - крикнула она на через плечо светловолосой женщине в веснушках, расправляющей цветы в вазе на окне.

Ита прислонилась к деревянному столбику: возвращаться в дом не хотелось. Погода как нельзя лучше соответствовала ее настроению.

Сильные мужские руки легли ей на плечи, а горячие губы коснулись виска. Девушка вздрогнула.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Дарнов, обхватывая Иту сзади за ставшую такой тонкой талию.

Он прижал ее к своей мощной теплой груди. Маритта не ответила и попыталась высвободиться. Мирэк развернул девушку к себе лицом и наклонился к ней так близко, что его чувственные губы почти касались ее губ, влажных и дрожащих. Она снова нервно облизнула их языком, и судорожно сглотнула, отчего по телу Мирэка пробежала волна страстной дрожи, а в глазах поселилась тоска. Его длинные сильные пальцы захватили в плен голову девушки, не давая ей увернуться.

- Если ты поцелуешь меня, я закричу, - прошептала Ита.

- Что, так противно? - обреченно вздохнул Дарн.

- Я Антона люблю, - совершенно нелогично ответила ему девушка.

- Антона больше нет, - печально напомнил ей он.

- Я люблю Антона, - тихо повторила она, а ее глаза наполнились влагой.

Некоторое время Мирэк пытался разглядеть во взгляде Маритты нотки безумия, но видел там лишь боль, мучительную и истязающую, пронзительную и разрывающую. Которая, словно, поедала ее изнутри, иссушивала, делая руки, тонкими, как плети.

- Ита, он умер.

- Нет, - она спрятала лицо у него на груди и горько заплакала, - нет, мне кажется, что вот-вот откроются ворота, и он приедет, он вернется за мной.

- Ты так говоришь, потому что с ним не попрощалась, - в голосе Мира проскальзывали надрывные нотки острой боли, не менее острой, чем та, что терзала девушку.

- Я занимаюсь организацией перевозки тела. Мы перезахороним его на местном кладбище рядом с могилами его отца, матери и сестры.

Скорбь, пронизавшая девушку, исторгла из ее груди дикий стон. Маритта крепко сжала губы. Она закрыла глаза, переплела пальцы рук и до боли их стиснула, пытаясь овладеть собой.

- Как ты мог, - воскликнула Ита, - как ты мог бросить его там.

Ее душили рыдания, которые она не могла уже больше сдерживать.

- Ита, Иточка, - Дарн крепко сжал ее в объятиях, - ну что я мог тогда сделать? Мужики вызвали пожарных и скорую. А я... я же не мог вас бросить. Антону было уже не помочь. Я дал своим людям денег и приказал, чтобы они позаботились о теле и организовали похороны. Пойми, я не мог в тот момент предпринять что-то еще, пока ты и Митя были в опасности. Ну что я должен был сделать? Оставить тебя там? Тебе... тебе было бы просто не вынести этого...

Маритта давилась судорожными всхлипами, слезами и громко икала.

- Ну вот, - проворчал Мирэк, - так и знал, что не стоит с тобой это обсуждать. Мария, - крикнул он. - Принеси таблетки. Те, которые Алеман прописал.

- Мне после них нельзя Митю кормить, - жалобно простонала Ита.

- Тогда давай, успокаивайся. И хватит об этом. Я же сказал, что все решу, - он отпустил ее и пошел к машине, которая в это время подъезжала к крыльцу.

- Ты куда? - уже спокойно спросила Маритта, растирая опухшие и покрасневшие от слез веки, с трудом овладев непослушным голосом.

- Я должен проследить за запуском линии. Дай мне два дня. Я сам туда поеду. Но ты останешься ждать здесь. Не нужно тебе смотреть на все это.

Вечерело. Маритта очнулась от тяжелого болезненного сна, во время которого она металась по постели, стонала и всхлипывала. Она потерла виски. Голова раскалывалась. Девушка прошлепала в ванную, чтобы умыться холодной водой. Зеркало отразило измученную убитую горем молодую женщину, глаза которой безумно сверкали от возбуждения и пролитых слез.