Мужчина ее мечты - Виктория Угрюмова

Но нет ничего тайного, что однажды не стало бы явным. Это случилось спустя два года нашей совместной жизни, когда нам выпало необыкновенное счастье побыть несколько недель в Крыму, вдали от городской суеты, тревог и срочных дел, причем в самом конце лета, когда на море особенно красиво.

Однажды, недели через полторы после приезда, мы отправились на прогулку вдоль побережья и сами не заметили, как прошагали километров пять или шесть. По дороге мы то и дело останавливались, чтобы поплавать в теплом как парное молоко море и немного отдохнуть на чистом песке; нам удалось забрести так далеко, что людей здесь не оказалось: сверху — небо, снизу — песок, справа — море, слева — отвесный склон горы.

Когда к шелесту волн привыкаешь, шум моря тоже начинает восприниматься как тишина. Поэтому-то меня сильно потрясло, когда тишину дня разорвал нелепый и пронзительный звук. В принципе он не был таким уж нелепым там, в городе, но здесь, вдали от цивилизации, телефонный звонок вывел меня из равновесия. Это теперь, во втором тысячелетии, спутниковая связь кажется чем-то привычным, но тогда, много лет назад, я и не знала, что думать по этому поводу. Виновато улыбнувшись, Жорж покопался в куче одежды, которая лежала рядом с ним на песке, и выудил откуда-то плоскую телефонную трубку с короткой антенной. Я отошла на несколько шагов в сторону, чтобы не мешать ему говорить, но до меня доносились отдельные обрывки фраз. В конце разговора Жорж произнес скрипучим голосом:

— Хорошо, высылайте транспорт немедленно. Мы поднимемся минут через двадцать.

Меня очень интересовало, куда это должны выслать «транспорт» и куда нам предстоит подниматься, но я молчала — все равно все увижу своими глазами. Жорж заметно нервничал. Он быстро оделся, не обращая внимания на то, что тело его еще не полностью высохло после купания. Правда, разве это проблема в такую жару. Оделась и я, понимая, что отдых, кажется, закончен, — и ведь не возразишь, потому что это уже становится старой доброй традицией: не в первый раз и не в последний. Потом мы карабкались вверх по осыпающемуся склону, и земля скользила и шуршала у нас под ногами, мы взмокли, измазались в пыли и моментально устали. Наконец нам удалось выбраться на довольно просторную площадку, на самом краю которой примостилась жалкая группка деревьев. Вот под их тень мы с Жоржем и поспешили. «Какого транспорта он собирается здесь дожидаться?» — думала я.

Если говорить правду, то не настолько я была наивна, чтобы не понимать, какого именно. Но мне так не хотелось в это верить — мне так отчаянно хотелось, чтобы Жорж оказался самым обыкновенным человеком и мы могли прожить долгую и счастливую жизнь. Он обнял меня, видимо догадавшись обо всем, и тихо сказал:

— Прости меня, милая. Меня уже не переделаешь.

— И не надо, — отозвалась я.

— Иногда я думаю, что надо бы, — признался Жорж. — Но это так, утопия…

Вертолет летел на редкость тихо, и я не удержалась, спросила, как такое может быть. У меня вертолеты всегда ассоциировались с гулом и грохотом, но не с тихим однотонным пением двигателей.

— Эллисоновские двигатели поставили, — небрежно ответил Жорж. — Сама «вертушка» прекрасная, но наши двигатели ни к черту не годятся. А для работы нужно все самое лучшее.

Мы должны были бы говорить о другом, но это «другое» не умещалось в словах, и я чувствовала искреннюю признательность Жоржу за то, что он вел себя как ни в чем не бывало. Будто так и надо.

Маленький бело-голубой полосатый вертолет Ми-34 опустился на площадку, и из него выскочил молодой человек в темном костюме и белой рубашке — таких неуместных в эту жару и в этом месте. Второй оставался сидеть в салоне. Жорж еще раз обнял меня и крепко расцеловал на прощание.

— Я не знаю, как надолго затянется командировка. Ты останешься на море или вернешься домой?

— Домой поеду. Что мне тут без тебя делать?

— Ну, с богом. Виктор побудет с тобой.

Затем он пожал руку молодому человеку, которого назвал Виктором, и побежал к вертолету. Еще миг — и огромная стрекоза легко взмыла в выцветшее от жары небо.

— Приятно познакомиться, — широко улыбнулся мой телохранитель. — Я о вас очень много наслышан…

В тот раз Жорж вернулся домой неделю спустя, уставший и измотанный, но очень довольный. Нам даже удалось вырваться обратно в Крым на две недели, и мы провели их просто замечательно. О происшествии мы и не вспоминали, но именно тогда Жорж начал меня учить тому, что умел сам. И наука эта оказалась очень сложной.

На следующий день Игорь буквально за уши затащил себя за собственный рабочий стол, включил компьютер и приказал себе на время забыть о том, что творится вокруг. У него имелся непочатый край работы: кроме последнего заказа и неразберихи с личными делами накопилось довольно много мелких дел, которые сами не рассосутся, он проверял. Рутинная работа успокаивает. Иногда просто необходимо, чтобы мозги отдохнули, иначе они запросто могут взорваться от напряжения. Разумовский настолько увлекся текущими делами, что не сразу заметил заместителя, который с похоронным видом возник у дверей. Наконец Вадим прокашлялся, привлекая к себе внимание шефа.

— А-а, привет, — улыбнулся Игорь. — Как дела?

— Как сажа бела, — буркнул Борцов. — Пакостная все-таки штука — случай. Ребята совершенно случайно обнаружили даму фигуранта.

— Это же великолепно! — обрадовался Игорь. — Что у тебя физиономия такая, будто ты любимую тещу похоронил?

— А потому что сейчас у тебя морда лица станет еще лучше. Вот, погляди, никого не узнаешь? — И он выложил на стол штук пять явно увеличенных четких фотографий.

— А-а, черт! — выдохнул Игорь.

— Вот то-то и оно. И главное — совершенно случайно на них напоролись. То есть ни где этот гражданин нынче обретается, ни где его искать, ни прочей информации добыть не удалось. А это — пожалуйста. И что теперь делать будем?

— Понятия не имею, — честно признался Разумовский. — По-настоящему надо бы плюнуть на все и работать как обычно. Но у меня руки не поднимаются позвонить и доложить о результатах.

— Вот и я о том же, — подытожил Вадим. — Кем бы она ни была, мне это лицо гораздо симпатичнее, чем наши драгоценные клиенты. Да и твое счастье мне как-то дороже, чем их. Но вот что интересно: судя по датам, эти кадры были сделаны лет на восемь — десять раньше, чем наши. А разницы я не вижу никакой. Она что, законсервированная?

— Не знаю, — глухо сказал Игорь. — Зато знаю, что как бы ни пыталась Вероника Валентиновна жить обычной жизнью и изображать из себя обычную женщину, ей это не удастся никогда. Слишком много тайн с ней связано. Ты, Вадик, скорее всего не понимаешь, кто с ней рядом запечатлен.

— Я уже несколько дней не понимаю, кто с кем рядом запечатлен, — огрызнулся Борцов. — Но мне главнее, чтобы эта история тебя никак не затронула, потому что сам знаешь: один коготок увяз — всей птичке пропасть.

— Расскажи подробно, не упуская ничего, откуда это дело вынырнуло? Это вообще ее дело или нет?

— Да нет, конечно. Я же говорю, ни с того ни с сего нашли. Ее послужной список краток и прост, как таблица умножения на два: родилась двадцать пять лет назад, хорошо училась, работает программистом, не была, не привлекалась, не состояла. В связях, порочащих ее, не замечена. Даже скучно. И эти вот картинки абсолютно не вписываются в ее биографию: нет и не было у твоей Ники Самофракийской ни таких знакомых, ни таких незнакомых. И даже не могло быть, судя по ее паспортным данным. Ибо официально она еще пешком под стол ходила, когда некто стремился увековечить эту развеселую компанию. — И Вадим кивнул на снимки. — Черт знает что, и версии в голову лезут всякие неожиданные: двойники там разные, бессмертные. Ты вот «Горца» смотрел?

— Не морочь голову, — вежливо попросил Игорь. — Помнишь правило Оккама? Не умножай сущности без необходимости. Какие могут быть двойники?

— Я же и говорю — «Горец».

— А ты лучше дело говори. Насмотрелись, блин, фантастики, не исключено, что и в рабочее время.

Борцов хорошо знал, когда пререкаться можно, а когда не следует, и браво отрапортовал:

— Слушаюсь!

Уложив историю неожиданной находки в несколько минут и пятнадцать — двадцать исчерпывающих сжатых фраз, заместитель предложил:

— А может, брось ты ее к черту. Дело это ребята сами доведут, без твоей помощи. Ну как там криминал такой, что вовек не ототрешься? Выкинь ее из головы и живи как белый человек!

— Поздно, Дим, совсем поздно. Да и не верю я в криминал. Я ей в глаза смотрел.

— Глаза — это лирика, — отрезал заместитель. — То есть я понимаю, что они, как граф Толстой, суть зеркало русской души, но все равно в это не верю. Любая баба тебе такие глазки состроит, что каждый большеокий филин начнет опыт перенимать…

— Все, Дим, — прервал его Игорь на полуслове. — Пока не узнаем, кто этот человек, не будем делать поспешные выводы. Что же касается Вероники Валентиновны… Пусть Алексей за ней наблюдает, и Гришу можешь подключить, если нужно. Утро вечера мудренее — а мы сейчас только домыслами питаемся. Ты мне факты добудь, тогда и поговорим.