Ядерный клан - Сергей Иванович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если это все, то к нашему делу его и за уши не притянешь, – заметил Костя.
– Ну, почти все. – Гамлет взялся за последний бутерброд. – К сказанному могу только добавить вот что. В том районе, где машина под откос пошла, тогда батальон наш стоял, и зампотехом в нем служил Володя Осипов, мой друган. Человек был повернут на железках. Видит, остатки от машины лежат день, второй, едет к ментам: ребята, разрешите двигатель забрать, это же раритет. Те ему – тебе, мол, за это только спасибо скажут, особенно если от всех железяк землю очистишь. Володя с краном туда поехал, бойцы металл в грузовик побросали, и один солдатик в остатках кабины пистолетную пулю нашел. Калибр девять миллиметров, от «Макарова», значит. Ну, Володя, как положено, опять к ментам, товарищи, вот что мы нашли. А его заматюгали: мы тебе добро, а ты нам головную боль, мы дело уже закрыли, иди на фиг со своей пулей… Такая вот история получилась, Костя. О пуле мне сам Осипов поведал, тогда еще, а я о ней сейчас вспомнил. Ты меня тоже, конечно, можешь послать, как те менты…
– Могу. Но это успеется. Значит, хочешь выдвинуть версию, что Забайраев уходил с пистолетом, с «Макаровым», и в это же самое время…
– Почти в это же. Давай попытаемся выстраивать версию. Начнем! Военный городок, где хранилась мина, сожгли вечером двадцать шестого сентября, а авария с машиной на горной дороге случилась двадцать седьмого, – уточнил Гамлет.
– Временной промежуток один. Но откуда у рядового мог оказаться пистолет? За срочниками закреплены автоматы, «Макаров» старшего лейтенанта Федотова остался при нем…
– Но трупов же обнаружено на месте пожарища больше! Вот эти «лишние» товарищи могли быть вооружены пистолетами, и Забайраеву каким-то образом такой ствол достался.
– Как версия, принимается, – кивнул Молодцов. – Идем дальше! Напомни, а на твою роту боевики когда первый раз напали?
– Тридцатого, но я думаю, это к делу не относится, – ответил Гамлет. – Нет, ну серьезно! Каждый чих проверим?
– Проверим! Обязаны! Да если честно, и это не совсем уж чих… Я имею в виду пулю в кабине развалившегося «ЗИСа». Уже не чих! Пулю на Кавказе найти – что копейку. Может, она в машине десять лет валялась, может, в кармане Канукоева лежала. Мы о нем ведь ничего не знаем. Надо в этом плане покрутиться. Однако, блин, сколько же Канукоевых будет лишь в Дагестане и Чечне, а?…
3
После падения с горного склона в реку Муса очнулся только вечером. Стоял полумрак. Чуть светила керосиновая лампа, пахло сеном, молоком.
«Ах! Это рай?» – подумал он.
Попробовал приподняться, но такая острая боль отозвалась в ногах, что тут же мелькнула мысль: нет, это ад. Да и на самом деле, куда ж после всего случившегося в рай, Аллах видел его грехи, вот и наказал.
Послышался скрип двери, кто-то вошел, и Муса закрыл глаза, впрочем, неплотно. Крепкий мужчина лишь мельком взглянул на него, прошел в угол комнаты, взял там ведро, вышел.
Значит, не рай, не ад, не кутузка. Значит, жив и на воле.
Через час в комнату забежал мальчишка лет семи, увидел, что незнакомец шевелится, постанывает, и позвал взрослых. Вошли трое: старик с седой бородой и двое мужчин лет сорока, один из них тот, кто брал только что ведро.
– Незнакомец! Мы тебя выловили в реке и принесли сюда, – сказал старик. – Ты кто? Как тебя звать?
– Аслан. Я только позавчера приехал сюда из Казахстана…
– А паспорт есть?
– Он был в куртке. Куртка, наверное, потерялась.
– Куртку мы с тебя сняли, она просушилась, в карманах что-то лежит, но мы никогда не шарим по чужим карманам.
У Мусы было время придумать свою «легенду», впрочем, почти не отличавшуюся от истории убитого им водителя.
– Я из Казахстана, приехал на родину, но моего села уже нет, и знакомых нет, и я пошел к военным, может, у них будет для меня работа. В Казахстане я трудился вольнонаемным в воинской части. Только подошел к роте, и тут началось! Кто-то в кого-то стреляет, взрывы… Я побежал, упал, и ничего больше не помню…
Ему подали куртку. В карманах в целлофановых пакетах были уложены документы и деньги – он, не знавший больших денег, теперь всегда носил их с собой. Пакеты лежали на месте. Муса вздохнул с облегчением и вытащил паспорт.
Старик внимательно рассмотрел его, место казахстанской прописки, и спросил:
– А сюда куда приехал?
– В Чечню, говорю же. Мой дедушка до сорок четвертого жил в Галанчожском районе.
– Нет там такого… – вмешался в разговор один из мужчин.
Но старик закрыл паспорт, вернул его Мусе:
– Был, был такой раньше район. Молодые уже не помнят и не знают – я помню. А тебе, Аслан, наверное, надо в милицию и больницу.
– Меня из-за этой перестрелки будут долго допрашивать, потом могут отправить домой, а я не хочу. Хуже того, могут объявить боевиком. Да и в Чечню сейчас не хочу, там много зла и нет работы. А ноги… Если не задеты кости…
– Не задеты, – успокоил его старик. – Моя жена, Патимат, травница, она тебя вылечит!
Так Муса, теперь уже Аслан, и остался жить в семье чабанов. На ноги он действительно встал через пару месяцев, но навсегда осталась легкая хромота. В знак благодарности за спасение дал главе дома какую-то сумму – о, таких денег старик еще не видел! Он с подозрением стал спрашивать, откуда они у парня, но быстро успокоился, услышав, что Аслан Канукоев продал дом в Казахстане. Здесь, в маленьком горном ауле, каждое слово принимали на веру.
Аслан, подлечившись, помогал и старику, и его двум сыновьям, возился с их малышами. У старшего сына, Халима, дочери было уже пятнадцать. Ее звали Карима. Красавица!
Через год Аслан женился на ней, и все были довольны. С Халимом он как-то выбрался в Махачкалу и купил целый тюк подарков – и старику с Патимат, и Халиму с
