Нарты. Адыгский эпос - Автор Неизвестен

С лебединой шеей твой гнедой, Тонкий, в две ладони шириной, Выращен, поджарый, под землей, Вскормлен первой, раннею травой! Кто с тобой сравнится на земле? Ты в седле серебряном сидишь, Шлемом золотым ты осиян, Стрелами наполнен твой колчан, Эти стрелы — словно лес густой. Блеском, остротой прославлен меч, — Без нужды его не обнажай, Обнажил — уничтожай врага. Увеличь стократно свой удар, Пусть гремит стократно бранный клич, Будь на поле ратном тверд и смел, Начал бой — обратно не скачи. Войско чинтов преврати ты в пыль, Вожака их захвати ты в плен, Смельчака их отпусти ты прочь, Пусть уходит цел и невредим, Пусть к своим он вестником придет, Принесет о пораженье весть. Наша жизнь и честь — в твоих руках, Бадыноко, зоркий мой, лети, Защити нас, отврати беду! Доброго тебе пути, сынок!

Бадыноко простился с матерью и поскакал. За день он проделал путь семи дней и ночей и достиг чинтского войска. Оно стояло, готовое к битве. Пока Бадыноко доехал от последних рядов до передних, прошло полдня. А вдали, малой горсткой, стоял отряд нартов. Бадыноко крикнул чинтам:

— Приготовьтесь, еду сразиться с вами!

Чинты хлынули бесконечным, бурным потоком. Но поток этот разбивался о скалу, а скалой был Бадыноко. Еще солнце не окрасило мир вечерней зарей, как Бадыноко истребил чинтское войско. Он захватил в плен предводителя войска и привязал его крепко к своему коню спиной к гриве. Захватил он в плен и самого смелого воина из числа чинтов, отметил мечом его лицо и отпустил на родину — вестником гибели чинтского войска. А сам Бадыноко поскакал на вершину Харамы-горы.

Нарты были потрясены отвагой и силой неизвестного витязя. Сердца их преисполнились благодарностью, удивлением и восторгом. А некоторые уже начали завидовать его славе. Они поскакали вслед за витязем на гору Хараму и увидели искаженное злобой и страхом лицо предводителя чинтов. А Бадынско отвязал пленника, поставил его лицом туда, откуда пришли чинты, обнажил меч и обезглавил предводителя вражеского войска, сказав при этом:

— Пусть все видят: вот конец нашествия чинтов на Страну Нартов!

Бадыноко не подошел к нартским всадникам. Он сел на коня и, не сказав им, кто он такой, откуда он родом, ускакал.

Когда Бадыноко приехал домой, мать спросила его:

— Сын мой, вернулся ли ты со славой и честью нартского витязя?

— Там, куда ты меня послала, я не нашел себе дела по силам, — сказал Бадыноко. — Но я сделал столько, сколько может сделать нарт. Один чинт остался в живых, и я отпустил его домой — вестником гибели чинтского войска.

Тогда мать со спокойным сердцем увела Бадыноко в подземелье. А старик и старуха снова принялись за его воспитание.

В тот же день возвратился Бадын. Он сказал своей жене:

— Случилось чудо. Не успели мы вступить в бой с несметным войскам чинтов, как примчался, будто на крыльях, неведомый витязь. Он один, без нашей помощи, истребил чинтское войско. Но, видно, не по чел он нужным подойти к нартам, услышать слова хвалы и благодарности. Как молния, улетел он, и ни кто из нас не знает — кто этот всадник, откуда он родом.

Обрадовал мать Бадыноко этот рассказ, но ничего не сказала мужу, скрыла свою радость.

А нарты, не зная, как зовут неведомого витязя, назвали его так: Гроза чинтов.

Как Бадыноко спас своего отца

С некоторого времени нарты собирались на Хасу в доме, принадлежавшем роду Алиджа. Тхамадой был у них Бадын.

Незадолго до открытия Хасы кознелюбивый Тлебица-Коротыш, жаждавший власти, сказал нартам:

— Бадын знает, что мы умертвили его малень кого сына, и собирается нас уничтожить. Чтобы не достиг он этой цели, давайте уничтожим его. Сила Бадына велика, поэтому уничтожим его не силой, а хитростью.

Среди нартов было много доверчивых, немало и завистливых. Случилось так, что Коротыш сумел иных обмануть, иным польстить, а иные уехали: они не хотели быть соучастниками дурного дела.

У нартов было в обычае: перед открытием Хасы подносить тхамаде рог светлого сано. Решили зложелатели впустить в этот рог семь маленьких ядовитых змей, — отравить Бадына.

Но один из нартов, — говорят, что то был Батараз, — пришел тайно к Бадыну и сказал:

— Недобрые дела совершаются вокруг тебя. Скоро откроется Хаса, но ты не приходи: погибнешь. Будь моя воля, запретил бы я тебе приходить на Хасу.

Настал срок, и заговорщики собрались на Хасу. По обычаю, надо было послать людей за тхамадой. Выбор пал на Сосыма, но тот отказался:

— Узнал, наверно, Бадын, о заговоре. Приду — убьет меня. Да и дело это дурное. Нет, не пойду!

— Кто же пойдет? — спросил, разозлившись, Тлебица.

— Отправьте меня, — предложил Жамада, родич Тлебицы. Жамада был зол и глуп. Тлебица сказал ему:

— Пойди, но не говори ничего лишнего.

— Что же я должен сказать?

— Скажи: "Бадын, нарты собрались на Хасу и ждут тебя". К этому не добавляй ни слова.

— Хорошо, — сказал Жамада, а сам подумал: "Я скажу эти слова, но скажу и те, которые найду уместными".

Жамада прибыл к Бадыну, привязал коня к коновязи, вошел в дом. Жена Бадына спряталась за дверью. Сам Бадын, облокотившись на подушку, лежал в ожидании приглашения. Он не хотел поверить тому, что нарты собираются его отравить, и решил отправиться на Хасу, когда его позовут. Увидев Жамаду, он сказал ему:

— Садись.

— Я не из тех, которые сразу садятся, чуть только им скажут: "Садись", — сказал Жамада. Я не из тех, над которыми смеются. Я не сяду, но, если по зволишь, скажу, зачем пришел.

— Говори, — сказал Бадын.

— Если говорить, то нарты в сборе и просят тебя прибыть, чтобы ты открыл Хасу. Но я вижу — ты ле жишь, а мы не знали о твоей болезни.

— Да, я болен: объелся, видно. Мне еще хуже будет, если я сяду на свою белоногую лошадь. На этот раз я не приеду на Хасу.

Бадын говорил так с умыслом. Он хотел узнать, какой ответ последует от Жамады. И тот воскликнул:

— Итти или не итти — твое дело. Нарты в сборе, а я исполнил свой долг. Ты не придешь на Хасу, по тому что объелся? Нет, ты потому не придешь, что нет в тебе мужества! Ты обозлил меня, Бадын, искры гнева в моих глазах, а в руках у меня больше муже ства, чем в твоей душе!

С этим Жамада вышел. Слова, которые он, по своей глупости, добавил к словам заговорщиков, еще раз открыли Бадыну недобрую тайну, и Бадын задумался. Жена Бадына, дождавшись отъезда Жамады, вошла к мужу. Вошла и сказала:

— Я думала, что я — жена мужчины, но сегодня поняла, что ты пуглив, как ребенок. Как ты мог стер петь, когда трусливейший из нартов сказал тебе, что в его руках больше мужества, чем в твоей душе? Как мог ты сказать нарту, что болеешь, как мог ты его обмануть? Как мог ты отказаться поехать на Хасу, от крыть Хасу Нартов, ты, тхамада нартов? Муж мой, что с тобой стряслось?

— Нарты замыслили против меня дурное. Я и не думал отказаться от приглашения, но хотел выведать от гонца нартов, что они задумали. Ты, видно, хо чешь, чтобы я отправился на Хасу и был убит, а ты выйдешь замуж за другого. Ты — дурная жена.

— Не сердись, Бадын, дай мне слово сказать. Я — не дурная жена. Мне дорога твоя честь. Я не знала, что есть такие нарты, которые злоумышляют против тебя. Но если так, то все равно поезжай на Хасу. Пусть убьют тебя, но не скажут, что ты испу гался, не прибыл на Хасу. Мужество сильнее смерти!