Колесница призраков - Дмитрий Емец

– К Маринке еще не ходили? – озабоченно спросил Паша.

– Нет еще, – сказал Дон-Жуан.

– Уф, а я боялся, что опоздал. К Маринке я вместо тебя пойду.

Паша помчался за Хихикиным.

Перед Маринкиными дверями оба – и остряк, и его юный спутник – замешкались, приводя себя в порядок. Хихикин разгладил ладонью свои вечно спутанные вихры, а Паша попытался изо всех сил выпрямиться, чтобы не казаться слишком маленьким рядом с этим великаном.

Хихикин глубоко вздохнул, растянул рот в напряженной улыбке и позвонил, а Паша вдруг подумал, что на самом деле остряк-самоучка не так уж и уверен в себе. Более того, внимания женского пола ему явно недостает.

– Кто там? – донеслось из-за двери.

– Это я… кгхм… Кузьма… кгхм… – откашлялся Хихикин.

– Привет, Кузьма!.. Ого, просто боб и соломинка! – засмеялась Маринка, открывая дверь. Действительно, толстый невысокий Паша был похож на боб, а длинный тощий Хихикин на соломинку.

Впустив их, Маринка вернулась к зеркалу. Она собиралась куда-то и теперь накладывала макияж. Ее длинные завитые волосы падали на плечи светло-русым водопадом. Да и не только волосы, вся Маринка была так хороша, что у Паши перехватило дыхание. У Хихикина, видимо, тоже.

На трюмо рядом с зеркалом стоял огромный букет роз – штук, наверное, двадцать пять или двадцать семь. Паша вспомнил свои куцые гвоздики, и ему стало грустно. «Наверное, это тот идиот на «Паджеро», – подумал он.

– Ты… того… сегодня вечером что-нибудь делаешь? – наконец отважился произнести Хихикин.

Маринка улыбнулась.

– Делаю. У меня свидание, – сказала она.

– Да, э-э… Ну я просто так спросил, – огорчился Хихикин. – Хочешь анекдот?

– Хочу, если он не про червяков на дороге.

– Откуда ты знаешь, что я именно его хочу рассказать? – поразился Хихикин.

– Оставь всякую надежду, Хихикин. Тебе при всем желании меня не удивить, – Маринка взяла духи и коснулась стеклянной палочкой мочек ушей и волос.

– А вот и нет, удивлю! – с отчаянием в голосе сказал Хихикин. – Видишь эту штуку? Думаешь, это кувалда? На самом деле это дуромер.

– Думаешь, я в этом сомневалась? В двадцать шесть лет бегать с надувной кувалдой – это уже о многом говорит, – снисходительно сказала Улыбышева.

Маринка разговаривала с ним, а сама смотрела на свое отражение в зеркале, явно убежденная, что ничего более красивого в мире не существует. Изредка она придавала своему лицу какое-нибудь новое выражение и вглядывалась в зеркало еще пристальнее, словно прикидывая, идет ли оно ей, это выражение, или не идет.

– Все! Мое терпение истощилось! Прощайся с жизнью! – с театральной интонацией произнес Хихикин и огрел Маринку надувной кувалдой по макушке.

Стрелка прибора дрогнула и слегка сместилась, но не в правую, а в левую сторону. «Что бы это значило? – задумался Паша. – Может, она порабощена привидением? Хотя нет, не похоже. Тогда бы стрелка сместилась не влево, а вправо и ее зашкалило бы в красный сектор».

Маринка недовольно оглянулась на Хихикина и поправила прическу.

– Брысь отсюда! – сказала она. – Справки в детский сад выдают в другом месте!

Хихикин и Паша Колбасин понуро двинулись к двери, но Маринка, изогнувшись, поймала Пашу за локоть.

– Погоди-ка! Это ты мне письма пишешь? Я тут тебе недавно ответ написала. На, держи! – Она открыла один из ящиков и протянула Паше большой конверт.

Колбасин жадно схватил конверт и прижал его к груди. Сердце забилось взволнованно и радостно. Конверт был тяжеленный. Похоже было, что Маринка написала ему в ответ целый роман. Паша уже предвкушал, как будет все это читать, но его ждало огромное разочарование. В толстом конверте он нашел свои собственные письма с исправленными красной ручкой грамматическими ошибками.

Маринкин же ответ состоял всего из одного предложения и был написан с обратной стороны конверта: «Безграмотно! 3/2».

В тот момент, когда Паша это прочитал, он почувствовал себя, как лебедь, которому притаившийся браконьер выстрелил в сердце зарядом картечи.

Глава VIII

ПСЫ АТТИЛЫ

– С меня хватит. Баста! Держи свой дуромер!

Непризнанный гений и непризнанный король юмора Хихикин сунул кувалду Паше, бросил ему блок и, сунув руки в карманы, стал спускаться по лестнице. Встреча с Маринкой привела его в дурное расположение духа. Похоже, сегодня Маринка Улыбышева, сама того не подозревая, нанесла глубокие сердечные раны двум рядовым членам из целой армии своих поклонников.

Волоча за собой кувалду, Паша подошел к дожидавшимся его ребятам.

– Ну как? – спросил Федор.

Он догадался набросить на свой скафандр старый отцовский плащ с капюшоном и теперь выглядел хотя и нелепо, но внимания не привлекал.

– Да вроде пусто, – сказал Паша. – Но стрелка почему-то отклонилась влево. Это ничего?

– Ничего, – кивнул Егор. – Но это значит, что у Маринки мозговая активность ниже нормы. Только и всего.

– Другими словами, твоя Маринка – дура! – сказал Федор.

Паша тяжело вздохнул. «Все равно я ее люблю», – подумал он.

– Кто еще остался? – спросила Катя. Она грустно смотрела в окно и думала о своем гусаре.

– Гавкины и старик из тринадцатой, – сказал Дон-Жуан.

– Самые крепкие орешки. К Гавкиным не сунешься, а старик к себе и на порог не пускает, – заметил Паша.

– К старику пойду я. Спрошу, не надо ли в магазин сходить или еще чего. Одним словом, придумаю что-нибудь, – уверенно заявила Катя.

– А к Гавкиным, выходит, мне идти? – жалобно выдохнул Дон-Жуан.

– Кто виноват, что они тебе выпали по жребию? – без тени сочувствия в голосе высказался Федор.

– Хорошо, я пойду. – Дон-Жуан забрал у него кувалду.

– В самом деле пойдешь? – удивился Федор.

– Тебе этого не понять. Я недавно прочитал у Монтеня, что человек должен заставлять себя переступать через «не хочу». Если человек сам делает то, чего ему не хочется, то развивается его воля.

– Ну давай-давай, развивай волю. Я буду рядом. Если что, подстрахую тебя! – пообещал Федор.

Дон-Жуан подошел к квартире номер пять и, сделав глубокий вдох, нажал на кнопку звонка. Наверное, проще было проникнуть в крепость, чем попасть в квартиру Гавкиных. Двери у них были железные, снаружи обиты искусственной кожей, а на уровне груди звонившего находился громадный «глазок»-перископ, позволявший владельцам квартиры видеть все, что происходит на площадке.

Не успел звонок пропасть в недрах квартиры, как послышалось глухое рычание, означавшее, что гавкинские бультерьеры собрались встречать незваного гостя.

– Великанша, Годзилла, Миссис Дракула, Вампирша, назад! Пропустите мамочку к дверям! Посмотрим, кто пришел к нам в гости, – услышал Дон-Жуан голос хозяйки дома.

Дон-Жуан переступал с ноги на ногу, оценивая расстояние до ближайшей лестницы. Если что, бежать придется быстро. Ну и клички же у этих собачек! От одних имен дрожь пробирает.

Гавкина выглянула на площадку. В приоткрытую дверь сразу высунулись две собачьи морды, смахивающие на свиные. Чувствовалось, что этих бультерьеров сзади подпирают еще два, потому что то и дело одна из морд исчезала, а на ее месте высовывалась другая.

– А, это ты! Чего тебе надо? – подозрительно спросила Гавкина.

– Э-э… видите ли… – замялся Дон-Жуан. – Я был в цирке и купил там вот эту кувалду. Она надувная. Вот смотрите, бьешь ею по лбу, и совсем небольно.

И, демонстрируя это, Дон-Жуан вначале ударил по лбу себя, а затем Гавкину. Затем он бросил беглый взгляд на прибор. Стрелка оставалась на месте.

– Что за дурацкие шутки? – нахмурилась Гавкина. Маленькая, белобровая, с глазками в кучку, она походила на лисицу.

Одна из собак просунула морду дальше остальных – верхняя челюсть ее пасти поползла кверху, обнажив короткие крепкие клыки.

– Назад, Миссис Дракула! Не смей бросаться! – скомандовала хозяйка, хватая ее за загривок. Бультерьериха неохотно послушалась и отступила, зато заволновались другие.

– Кто там еще пришел? – раздался грозный голос, и, отстранив жену, из-за дверей выглянул сам Гавкин.

– Да так, ничего, – Дон-Жуан заставил себя широко улыбнуться. – Вот кувалду показываю. Смотрите, как смешно! С виду настоящая, а на самом деле надувная. Стукаешь, а небольно!

И он легонько шлепнул кувалдой по лбу Гавкина. Гавкин нахмурился, и верхняя губа у него поползла кверху, как у его псов.

– Тебе что, жить надоело? Это ты мне дверь в прошлом месяце краской изрисовал? Отвечай!

– Я? Ничего подобного! – возмутился Дон-Жуан. Он взглянул на прибор и с облегчением вздохнул, убедившись, что стрелка не шелохнулась.

– Ладно, катись отсюда. Увижу еще раз, собак спущу. Все ясно? – Гавкин хотел захлопнуть дверь, но тут случилось то, чего он и сам не ожидал.

Дон-Жуан, собираясь уже уходить, случайно встретился взглядом с одним из псов. Пес зарычал как-то по-особому, а потом бультерьеры все разом бросились на не закрытую еще дверь и вырвались на площадку.