Фокус-группа (Сборник) - Виктор Пелевин

– Но ведь в черной дыре никто не может находиться, – сказал Митя. – Он сразу же упадет к ее центру, и его сплющит в точку.

– Для того, кто будет падать, это «сразу» растянется в бесконечность. Он никогда не достигнет центра черной дыры. И никто не узнает, что с ним будет происходить. Кроме тех, кто будет падать рядом.

– Ты хочешь сказать, что мы только что упали в черную дыру?

– Мы падали в нее с самого рождения. Падали и одновременно летели прочь. Есть такое понятие – «свет горизонта». Это свет, который не может ни улететь, ни упасть. Остановившийся свет, про который не знает никто, кроме него самого.

Голова теперь была видна с затылка. Митя подумал, что не очень ясно – то ли они медленно летят вокруг нее по кругу, то ли она просто вращается перед ними в сумраке, скрывшем все вокруг. Он не делал никаких усилий для того, чтобы держаться в воздухе, – казалось, его несет какое-то неостановимое течение и крылья работают сами. Странно, но он чувствовал себя почти комфортабельно.

– Свет не может остановиться, – неуверенно сказал он. – Он всегда пролетает триста тысяч километров в секунду. Так говорят физики.

– Физики – это просто юристы, которые сначала пишут законы природы, а потом начинают искать в них лазейки. Свет не стоит на месте. Он летит вперед. Но бывает так, что место, сквозь которое он летит вперед, с такой же скоростью падает назад. Еще можно сказать, что та секунда, за которую он пролетает свои триста тысяч километров, становится бесконечной. Здесь все зависит от формулировки.

– Ты говоришь, что про свет горизонта не знает никто, кроме него самого. А почему про него тогда знаем мы?

– Потому что мы и есть свет горизонта.

– Мы?

– Да. На самом деле ночные мотыльки не летят к свету сквозь темноту. Они и есть этот пойманный свет.

– Это правда?

Дима кивнул.

– Подожди. Ты говоришь, что мы падаем в черную дыру с самого рождения. А когда все это началось?

– Трудно сказать. Говорят, что это случилось пятнадцать миллиардов лет назад в точке, которую физики называют «Big Bang». Только никакого взрыва там не было – правильнее было бы назвать ее «Big Oops». Можно сказать, что это было нечто прямо противоположное взрыву. Астрономы говорят, что вселенная бесконечна, но на самом деле все, что они видят в небе в свои телескопы, – это черная дыра изнутри. Она выглядит как бесконечное пространство просто потому, что ее границ нельзя достичь. Свет будет лететь туда вечно и никогда не долетит. Но вся эта бесконечность – на самом деле не больше чем точка. Физики называют ее сингулярностью. А в древних мистических книгах она известна как «ад наконечника булавки».

– А как же звезды, которые мы видим на небе?

– Это просто лучи, которые падают в черную дыру. Когда ты видишь звезды, ты видишь только свет.

– И Луна тоже?

Дима кивнул.

– Но ведь люди летали на Луну.

– И куда это делось?

– Что – это?

– То, что они летали на Луну.

– То есть что значит – куда делось? Осталось в прошлом.

– А куда делось прошлое?

– Не знаю, – сказал Митя.

– В этом и дело. Прошлое тоже когда-то было светом горизонта, а потом он упал в черную дыру. Все эти межпланетные полеты и астрономические открытия – просто конвульсии света на пути к последней точке. Что бы ни появлялось в нашем мире, все исчезает в черной дыре. Поэтому не особо важно, какую информацию приносит свет. В следующую секунду он исчезнет там же, где исчезло все остальное – все эти динозавры, мамонты, римские империи, боги и ангелы.

– Ангелы?

– Да, – сказал Дима. – Раньше среди нас были ангелы, но потом они тоже сорвались в черную дыру. Мистики называют их падшими и говорят, что они согрешили.

– И боги тоже упали?

– И боги. Когда бога забывают, это значит, что он уже исчез в черной дыре. А если ему молятся, это значит, что он все еще падает. Это может происходить очень долго, потому что боги имеют очень большие размеры. Но в конце концов все они падают вниз.

– Вниз?

Дима кивнул в сторону черной головы, которая теперь была видна в профиль.

– Вон туда, – сказал он. – Пересекая горизонт событий, все исчезает. У того, что упало в черную дыру, не остается никаких свойств и качеств. Поэтому нет разницы между вчера и позавчера. А завтра то же самое можно будет сказать и про сегодня. Все превращается в однородную субстанцию, объем которой так мал, что ее невозможно обнаружить никак, кроме как в разговоре о ней. Эта субстанция – прошлое.

– Но ведь прошлое можно обнаружить множеством других способов, – сказал Митя. – Например, посмотреть старый фильм. Или прочесть старую книгу.

– Ты все равно будешь иметь дело с настоящим. Просто твое настоящее будет занято эхом прошлого. Или его тенью. Это не само прошлое, а твои мысли о нем.

– А мысли тоже падают в черную дыру?

– Да. Все, что исчезает, исчезает именно потому, что падает в нее.

– И мы тоже?

– И мы тоже. Я уже сказал, что мы – это свет горизонта. Просто свет, который отправился в свое бесконечное путешествие в тот самый момент, когда стало слишком поздно это делать. Секунда, за которую мы должны были улететь далеко прочь, растянулась в вечность, которую нам пришлось проводить там, где нас застала катастрофа. Это «здесь и сейчас» и есть горизонт событий.

– Мы все время летели к свету.

– На самом деле мы оставались на месте. Хотя и летели к свету изо всех сил. Все то, что движется чуть медленнее, просто рушится вниз. А все, что умчалось прочь чуть раньше, уже бесконечно далеко.

– Подожди, – сказал Митя. – Я совсем перестал понимать. А почему мы не видели черную дыру раньше?

– Ее не видно по определению. Ничто не может двигаться быстрее света, а свет не может выйти за границу черной дыры. Эта граница называется горизонтом событий. Поэтому из того места, где находится черная дыра, не может дойти никакая информация о ее положении. Все просто исчезает в ней, и все. Где вчера и позавчера? Где та секунда, когда мы впервые оказались под этим небом и вдохнули этот воздух? Черная дыра там же.

– Хорошо, – сказал Митя, – но почему тогда мы увидели ее сейчас?

– Потому что мы только что упали в нее окончательно. Мы больше не свет горизонта. Мы свет на пути к последней точке.

Мите показалось, что вес этих слов непереносим. Ему даже почудилось, что откуда-то из темного пространства прилетел далекий детский крик, полный отчаяния и страха, словно вместе с ним испугалась вся Вселенная.

– Почему это случилось? – спросил он.

– Теоретически можно находиться на горизонте событий сколько хочешь. Но в черную дыру постоянно рушится все окружающее, и ее масса делается все больше и больше. Чем сильнее ее притяжение, тем шире зона черноты, из которой не может вырваться свет. Граница движется. Это как археологические слои – над одним горизонтом событий появляется другой, над другим – третий… Неподвижный свет, который был границей черной дыры вчера, падает в нее сегодня.

– А можно ли этого избежать?

– Нет, – ответил Дима. – Нельзя. Свет по своей природе не может ничего избежать. Сегодня впереди появилась черная дыра. Это когда-нибудь случается с каждым насекомым. Но только ночные мотыльки понимают, что именно с ними происходит.

– Как это будет выглядеть? Нас что, расплющит в папиросную бумагу? Сожмет в точку? Растянет в нить?

– Я не знаю, – сказал Дима.

– Мы можем спастись?

– У нас есть только один шанс, но он, к несчастью, чисто теоретический. Существует вариант развития событий, при котором сингулярность оказывается не в будущем, а в прошлом. Так, во всяком случае, следует из математики – есть одно решение, связанное с особым маршрутом света по шляпе Мебиуса, так называется искривление пространства вокруг сингулярности. Но такое решение крайне нестабильно, потому что зависит…

– Только не надо математики.

– Хорошо.

– А какой он, мир за пределами черной дыры?

– Он такой же и не такой. Он похож на наш, но за секунду до того, как с нами случилось самое страшное. Хоть он совсем близко, туда невозможно попасть. Об этом плачут все поэты.

– Но почему мы не можем перейти на новый горизонт событий? Почему мы должны падать?

– Мы никому этого не должны. Просто мы часть того горизонта, который падает.

– Значит, мы погибнем?

– Известно только одно – оттуда никто не возвращался.

Теперь голова была заметно ближе. Митя увидел на кеглеобразной короне косую борозду, похожую на след сабельного удара. Лицо стало различимо в мельчайших деталях, и Митя подумал, что где-то его уже видел. Или, может быть, не это, а какое-то очень похожее.

– Похоже на портреты из Ахетатона, – сказал он.

– Из Ахетатона?

– Это была столица фараона-отступника. Город, который он построил в пустыне. Его звали Эхнатон, и он поклонялся солнечному диску. У него и его родственников были похожие лица. Я подумал, что так могла выглядеть его пирамида.