Стань моей, если осмелишься - Диметра Ловицки

Едем сперва в другой пригород, меняем машину, проверяем наличие хвоста, пешком через пути железнодорожные переходим всей компанией, в такси садимся и едем до подготовленной тачки, заранее припаркованной у старых гаражей.

Мои люди лучшие из лучших, они настоящие профи, все бывшие преступники и очень преданы мне, они умрут за меня если потребуется, я спас их от тюрьмы и хорошо прикормил финансово.

Подъезжаю к Москва-сити. Это фишка у Жнеца такая, он любит на виду у всех криминалом заниматься.

Еду чуть ли не на последний этаж, он все квартиры выкупил и сделал себе штаб наверху.

Такому чудовищу самое место в аду, а не под облаками.

Жнец это кстати батя мой. Кличка у него такая не спроста. Он получил её, потому что людей, которые у него вызывают хоть малейшее подозрение, он сразу убивает.

Ему плевать, что я его сын, он может даже меня спокойно убить, у него нет никакой жалости ни к одному существу в мире.

Детей у него с десяток, почти все мальчики, мы не общаемся, потому что не пересекаемся, мы от разных матерей. Жнец всех кормит, денег у него бесконечные потоки. Братья живут в разных частях Москвы и практически в дела не лезут.

Мы видимся только раз в год на каких нибудь очередных похоронах, единственный с кем я общаюсь и кого правда могу назвать братом это Ваня, мы с ним родные и по отцу, и по матери. Он связующее звено между мной и Жнецом.

У них полное взаимопонимание. Жнец считает его лучшим своим ребёнком, возможно его бы он не смог убить, но это не точно, Ваня для него святой, но вот только никак ничем необычным не выделяется, поэтому кличку до сих пор не получил.

— Ты опоздал, — он смотрит в газету, но обращается ко мне, его голубые глаза в очках пугают меня, они как у мстительного призрака.

Он приглаживает густые короткие седые волосы, это его дурацкая привычка, он так делает всегда когда взбешен.

— Пробки.

— Пизди больше.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— Не дерзи! — он тряхнул газетой и она порвалась от грубого движения.

— Есть, сэр! — отдаю ему честь, даже не знаю чем думаю в этот момент.

— Если продолжишь в том же духе, живым не уйдешь.

Молчу, потому что знаю не понаслышке, папа не шутит.

— Зачем ты вернулся? Я же сказал тебе сидеть тихо! — он так орет, что дрожат стены.

— Мне там надоело.

— Я не буду дважды повторять, не надо болтаться у меня под ногами! — его тон мне не нравится, но показать это равносильно суициду.

— Было сказано, залечь на дно, — сказал он тише.

На секунду я почувствовал необычную нотку в его голосе, это проскользнуло волнение?

Наверное у меня галлюцинации от страха перед ним, ещё я безумно скучаю по Васе. Моё сердце просто заходится от мысли, что опять увижу её.

— Я больше ну буду пытаться занять твоё место, оставим это Ване, мне нравится заниматься моими торговыми центрами.

— Буду пристально за тобой наблюдать.

— Это всё?

— Ты всерьез думаешь, что я тебя пригласил сюда из-за этого?

— Что-то случилось?

— Варан звонил, — он опирается руками в стол, как усталый старик.

По спине прошел холод, но я остался невозмутимым.

— И?

— Его дочь убили, ты слышал об этом?

— У него есть дочь?

— Ты жил в Питере год и не знал ничего про его семью?

Пожимаю плечами.

— Не интересовался.

— Ты знаешь, что девочки неприкосновенны, за их смерть виновников казнят без разбора, это кодекс, но ты же у нас ни разу не читал его. Ты же у нас сам по себе.

— К чему этот разговор?

— К тому что на месте преступления всё слишком идеально, я бы сказал с перебором.

— Я тут при чем?

— Пока я не знаю при чем ты, но Варан спрашивал о тебе.

Жнец идет в мою сторону, это очень плохой знак, я даже не сказал охране что делать, если не вернусь домой.

— Наверное соскучился.

— Он рассказал мне о вашей игре в карты. Ты требовал его дочь, не так ли?

— Я?

— Прекрати ломать комедию, девочка погибла из-за тебя?

— Я же вернулся почти неделю назад, откуда мне знать что у Варана в городе происходит?

Жнец бьет меня, куда-то в бок, сперва кажется, что кулаком, а потом я чувствую тепло и адскую боль в ребре, к глотке подступает кровь, он воткнул мне нож, задев лёгкое.

— Мне ясно что виноват ты, потому что никто Василисой так не интересовался, если я узнаю, что её смерть на твоей совести, ты отправишься в могилу за ней.

Жнец выходит куда-то, он так заканчивает разговоры, его типичная манера.

У меня от боли всё плывёт, я смотрю на торчащий нож и мне даже вдох не сделать.

Гадаю насколько длинное у ножа лезвие. Заставляю себя сделать усилие над собой, достаю телефон, кое как произношу своим людям что-то похожее на слова и теряю сознание.

Глава 22. Подвал

Несколько дней сливаются в один, я наконец-то выспалась. Моё лицо посвежело, кожа отчистилась и обрела здоровый оттенок.

Катя даёт мне дорогие витамины с каждым приёмом пищи. Я такие когда-то принимала, поэтому не отказываюсь.

Посмотрела целый сезон новомодного сериала, закаченного в планшете.

О родителях стараюсь не думать, о Егоре тем более. Было бы здорово сказать им жить дальше, чтобы они ничего не предпринимали. Пусть только не оказываются в опасности, я выберусь всё равно, я в это верю.

Нарвал периодически занимает мои мысли, не хочу признаваться, но я жду его каждый день. До сих пор помню ощущение его горячих сухих губ на своих. Он прощался?

Может с ним что-то случилось?

После утренних процедур плетусь на кухню, Катя сделала для меня оладушки.

— Спасибо, — говорю, но она зависла и как будто не слышит.

— Я говорю, СПАСИБО! — кричу громче, она отмирает и рассеянно роняет тарелку, та разбивается вдребезги.

Что это с ней? Она обычно такая живая, мы даже пару раз поговорили про одежду и погоду. От скуки скоро сделаю её своей подругой.

Иду за совком, чтобы помочь, достаю мусорное ведро, а в нем бинты окровавленные, прямо много, как будто рота солдат с войны пришла и им повязки меняли.

— Что это? Откуда столько кровищи?

Катя молчит, выхватывает у меня из рук совок и ведро.

— Занимайся тем, для чего тебя привезли сюда, — говорит с какой-то обидой, как будто я что-то сделала ей.