Женская психология - Карен Хорни

Еще одно явление, которого я до сих пор не касалась, показывает, что повышение либидо, хотя в целом и вносит реальный вклад в создание предменструального напряжения, но не является его специфическим агентом. Я имею в виду облегчение, связанное с началом менструации. Так как в период менструации рост либидо продолжается, неожиданное падение эмоционального напряжения представляется непонятным именно с этой точки зрения. Начало кровотечения, однако, кладет конец фантазиям о беременности, как это было образно выражено пациенткой Т.: "Вот и появился ребенок". Индивидуальный психологический процесс при этом может быть весьма разнообразным.

В одном из уже упомянутых мной случаев на передний план выступала идея жертвы

При наступлении месячных у женщины, о которой идет речь, всегда возникала мысль: "Бог принял жертву". Облегчение напряжения может быть вызвано также тем, что кровотечение служит подсознательной реализацией фантазий женщины, или, напротив, служит облегчению Супер-Эго, так как строго запрещаемые им фантазии наконец-то пришли к концу. Наиболее существенно то, что эти фантазии слабеют с началом менструации.

Подведем краткий итог. Из всего здесь изложенного вытекает гипотеза о том, что предменструальное напряжение в значительной степени непосредственно обусловливается психологическим процессом подготовки к беременности. Я настолько убеждена в этом, что считаю — при наличии предменструального напряжения всегда надо искать конфликт, связанный с желанием иметь ребенка. И я еще ни разу не ошибалась в своем предположении.

Предвидя возражения гинекологов, я хочу еще раз подчеркнуть пределы своей концепции. Речь не идет о какой-то основополагающей базовой [функциональной] слабости. Это условие привело бы нас к тенденциозному выводу о недостаточной подготовленности женщин к своей роли. Я же в данном случае придерживаюсь точки зрения, что этот промежуток менструального цикла является трудным только для тех женщин, у которых идея материнства связана с глубоким внутренним конфликтом. Одновременно с этим я уверена, что материнство представляет собой для женщины куда более существенную проблему, чем полагает Фрейд. Он неоднократно заявлял, что желание иметь ребенка есть нечто "принадлежащее всецело Эго-психологии"[76], что оно является вторичным и появляется исключительно из-за разочарования в связи с отсутствием пениса[77] и, таким образом, не является первичным инстинктом.

Желание иметь ребенка действительно может получить вторичное подкрепление от желания иметь пенис, но само это желание первично и имеет глубокие биологические корни. Результаты наблюдения случаев предменструального напряжения становятся понятными только на основе этой фундаментального положения. И я считаю, что именно эти наблюдения позволяют доказать, что желание иметь ребенка соответствует всем условиям, которые сам Фрейд постулировал как необходимые для "влечения". Влечение к материнству, таким образом, иллюстрирует "психическую репрезентацию непрерывно текущих внутрисоматических стимулов"[78] [т. е. является психическим эквивалентом протекающих в организме физиологических процессов].

6. Недоверие между полами

Доклад на заседании Берлинско-Бранденбургского отделения Женской Медицинской Ассоциации Германии

Начиная разговор о проблемах во взаимоотношениях полов, я надеюсь, что вы не будете слишком разочарованы

Речь пойдет в основном не о тех вопросах, которые интересуют врачей больше всего. Я собираюсь затронуть проблему терапии только в конце и прежде всего хочу раскрыть перед вами некоторые психологические причины недоверия между полами. Отношения между мужчинами и женщинами очень похожи на отношения детей и родителей, и нам хочется видеть в них в основном позитивные моменты. Мы предпочитаем думать, что любовь — их природный фундамент, а враждебность — лишь несчастный случай, которого можно избежать. Нам, конечно, знакома идея "битвы полов", но, надо признать, что обычно мы не склонны придавать ей значения, вероятно потому, что она слишком односторонне фиксирует наше внимание лишь на сексуальных отношениях. Тем не менее, анализируя истории наших пациентов, нельзя не заметить того, как часто и легко отношения любящих разрушала именно скрытая или явная враждебность, хотя обычно мы склонны винить в этом судьбу, несовместимость или экономические условия.

Конечно, индивидуальные обстоятельства, которые мы, как правило, считаем причиной плохих отношений конкретной пары, вполне могут иметь место. Но глядя на то, как часто, а лучше сказать — постоянно, случаются неурядицы в любовных отношениях, мы должны спросить себя, не связан ли разлад в каждом частном случае с какими-то общими причинами; нет ли общей основы у той подозрительности, которая возникает между полами с такой легкостью и регулярностью? В рамках краткой лекции достаточно трудно дать полный обзор столь широкой темы. Поэтому я не буду останавливаться, например, на происхождении и влиянии такого социального института как брак, и рассмотрю лишь некоторые психологически обусловленные факторы, являющиеся причиной враждебности и напряженности в отношениях между мужчинами и женщинами.

Я бы хотела начать с очень обычных вещей, а именно — с атмосферы подозрительности, всем понятной и даже оправданной. Она явно никак не связана с личностью партнера, а скорее уж с силой страстей и с трудностью контроля над ними. Мы знаем или смутно чувствуем, что страсть может вывести из равновесия, привести в экстаз, заставить человека отказаться от очень многого, включая себя самого, словом, означает прыжок в беспредельное и бескрайнее. Поэтому истинная страсть чрезвычайно редка. Как умная хозяйка, мы опасаемся класть все яйца в одну корзину. Мы стараемся быть сдержанными и всегда готовы к отступлению, подчиняясь, по-возможности, инстинкту самосохранения. Мы, естественно, боимся потерять себя в другом человеке. Поэтому с любовью происходит то же, что и с образованием, и с психоанализом: все считают себя знатоками, но истинных — немного. Никто не хочет замечать того, как мало он дает другому, но тем не менее каждый склонен видеть эту позицию "самообороны" в партнере: "Ты никогда не любил (не любила) меня по-настоящему".

Жена, лелеющая мысли о самоубийстве, потому что муж не посвящает ей одной всю свою любовь, все свое время и интерес, не замечает, как много в этих мыслях выражено именно ее собственной враждебности, скрытой мстительности и агрессии. Она чувствует отчаянье, потому что, как она обычно считает, из нее любовь "хлещет", а из партнера только "капает". Даже Стриндберг (женоненавистник, как известно) любил ввернуть при случае, что это не он проявляет к ним враждебность, а женщины ненавидят и мучают его. Мы вовсе не склонны считать, что имеем дело с патологическим явлением. В случае патологии мы, как правило, наблюдаем только искажение или преувеличение чего-либо достаточно общего. Здесь же мы встречаемся с обычным порядком вещей. Любой из нас обычно не замечает собственных враждебных побуждений, и, под давлением бессознательного чувства вины за них, склонен приписывать такие побуждения партнеру. Такой процесс закономерно порождает открытое или скрытое неверие в любовь, преданность, искренность и доброту другого. Поэтому я предпочитаю говорить о недоверии между полами, а не о ненависти, так как первое более знакомо нам по собственному опыту. Следующий, почти неизбежный источник разочарования и недоверия в нормальной любовной жизни состоит в том, что сама напряженность чувства любви оживляет все наши скрытые ожидания и надежды на счастье, спящие глубоко внутри каждого.

Все наши подсознательные желания, противоречивые по природе и безграничные по содержанию, ждут своего исполнения именно в любви. Наш партнер должен быть сильным и в то же время беспомощным, вести и быть ведомым, быть аскетичным и чувственным одновременно. Он должен изнасиловать нас и остаться нежным, посвящать все свое время только нам и напряженно заниматься творческим трудом. Пока мы считаем, что он действительно может выполнить все это, он окружен ореолом сексуальной переоценки. Мы принимаем силу этой переоценки за силу нашей любви, но, на самом деле, лишь демонстрируем напряженность наших желаний, потому что сама природа этих требований делает их невыполнимыми. С этими разочарованиями мы еще можем более или менее успешно справиться. При благоприятных условиях мы можем никогда не узнать о большинстве из них, так же как обычно не догадываемся о степени наших тайных ожиданий.

Но в нас остаются следы недоверия, как в ребенке, узнавшем, что достать звезды с неба папа все-таки не может