Легенды и мифы России - Сергей Максимов

Колдуны, большею частью, — люди старые, с длинными седыми волосами и нечесаными бородами, с длинными неостриженными ногтями. В большинстве случаев, они люди безродные и всегда холостые, заручившиеся, однако, любовницами, которые к таким сильным и почетным людям очень прилипчивы. Избенки колдунов, в одно окошечко, маленькие и сбоченившиеся, ютятся на самом краю деревень, и двери в них всегда на запоре. Днем колдуны спят, а по ночам выходят с длинными палками, у которых на конце железный крюк. Как летом, так и зимой надевают они все один и тот же овчинный полушубок, подпоясанный кушаком. По наружному виду, они всегда внушительны и строги, так как этим рассчитывают поддерживать в окружающих то подавляющее впечатление, которое требуется их исключительным мастерством и знанием темной науки чернокнижия. В то же время они воздерживаются быть разговорчивыми, держат себя в стороне, ни с кем не ведут дружбы и даже ходят всегда насупившись, не поднимая глаз и устрашая тем взглядом исподлобья, который называется «волчьим взглядьем». Даже и любовниц своих они не любят и часто меняют их. В церковь они почти никогда не ходят и только, страха ради иудейска, заглядывают туда по самым большим праздникам. Все это, взятое вместе, с одной стороны, совершенно порабощает напуганное воображение захолустных обитателей, а с другой, придает самим колдунам необыкновенную уверенность в своих силах. Вот характерный рассказ, показывающий, как велико обаяние колдунов в народной массе и как самоуверенны в своей «работе» эти темные люди.

— Уворовали у нас деньги, — передавал один крестьянин, нуждающийся в помощи колдуна, — пятнадцать целковых у отца из полушубка вынули. Ступай, говорят, в Танеевку к колдуну: он тебе и вора укажет, и наговорит на воду, али на церковные свечи, а не то так и корней наговоренных даст. Сам к тебе вор потом придет и добро ваше принесет. Приезжаем. Колдун сидит в избе, а около него баба с парнишком — значит, лечить привела. Помолились мы богу, говорим: «Здорово живете!». А он на нас, как пугливая лошадь, покосился и слова не молвил, а только на лавку рукой показал: садитесь, мол! Мы сели. Глянь, промеж ног у него стеклянный горшок стоит с водой. Он глядит в горшок и говорит невесть что. Потом плюнул сначала вперед, потом назад и опять начал бормотать по-своему. Потом плюнул направо, потом налево, на нас (чуть отцу в харю не попал), и начало его корчить да передергивать. А вода та в горшке так и ходит, так и плещет, а ему харю-то так и косит. Меня дрожь берет. Потом, как вскочит, хвать у бабы мальчишку да и ну его пихать в горшок-от! Потом отдал бабе и в бутылку воды налил: велел двенадцать зорь умывать и пить давать, — а потом велел бабе уходить.

— Ну, — говорит нам, — и вы пришли. Знаю, знаю, я вас ждал. Говори, как дело было.

Я так и ахнул: угадал, нечистый! Тятька говорит: так и так, а он опять:

— Знаю, знаю! С вами хлопот много!

Отец его просит, а он все ломается, потом говорит:

— Ну, ладно: разыщем, только не скупись.

Отец вынул из кармана полштоф на стол. Колдун взял, глотнул прямо из горла раза три, а отцу говорит:

— Тебе нельзя! — и унес в чулан вино. Выходит из чулана, сел за стол и отца посадил. Начал в карты гадать. Долго гадал, и все мурлыкал, потом содвинул карты вместе и говорит:

— Взял твои деньги парень белый (а кто в наших деревнях, и по волосам и по лицу, не белый?).

Потом встал из-за стола и пошел в чулан. Выносит оттуда котел. Поставил его посередь избы, налил воды, вымыл руки и опять ушел в чулан. Несет оттуда две церковные (восковые) свечи; взял отца за рукав и повел на двор. Я за ними. Привел под сарай, поставил позадь себя, перегнулся вперед и свечи как-то перекрутил, перевернул. Одну дал отцу, одну у себя оставил и стал чего-то бормотать. Потом взял у отца свечу, сложил обе вместе, взял за концы руками, а посреди уцепил зубами и как перекосится — я чуть не убежал! Гляжу на тятьку — на нем лица нет. А колдун тем временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк, скрежещет. А рыло-то страшное. Глаза кровью налились, и ну кричать: «Согни его судорогой, вверх тормашками, вверх ногами! Переверни его на запад, на восток, расшиби его на 777 кусочков! Вытяни у него жилу живота, растяни его на 33 сажени!» И еще чего-то много говорил. Затем пошли в избу, а он свечи те в зубах несет. Остановил отца у порога, а сам-то головой в печь, — только ноги одни остались, и ну мычать там, как корова ревет. Потом вылез, дал отцу свечи и говорит:

— Как подъедешь к дому, подойди к воротному столбу, зажги свечу и попали столб, а потом принеси в избу и прилепи к косяку: пускай до половины сгорит. И как догорит, то смотри, не потуши просто, а то худо будет, а возьми большим и четвертым (безымянным) пальцем и потуши: другими пальцами не бери, а то сожжешь совсем и пальцы отпадут.

И так он велел сжечь свечи в три раза. Приехали мы с отцом домой и сделали, как велел колдун. А ден через пять приходит к нам Митька — грох отцу в ноги: так и так — моя вина! И денег пять целковых отдал, а за десять шубу оставил, говорит:

— Сил моих нет, тоска одолела. Я знаю, — это все Танеевский колдун наделал.

Таковы те приемы, при помощи которых колдуны поддерживают в народе свое обаяние. Но в то же время они твердо знают, что внешнее почтение быстро сменяется ненавистью, когда чары переступят меру и начнут наносить обиды. Правда, случаи резких самосудов уголовного характера стали замечательно редки, но о случаях презрения к колдунам-неудачникам, связанных с потерею всякого уважения к ним, еще поговаривают во всех захолустьях как лесных, так и черноземных губерний. Здесь еще возможны случаи публичных состязаний двух соперников на почве хвастливого преимущества.

На этот счет в южных великорусских лесных захолустьях (например, в карачевских и брянских местах) существует ходячий рассказ такого содержания:

— В старые времена на конце одного села жила-была старуха. Нос у ней был синий, большой. Как ночь, старуха то свиньей, то собакой скидывается, и все белогорлистой. Скинется — и ну по селу ходить: где солдатке под ноги подкатится и сведет бабенку с пути чистого, а где мужа с женой норовит разлучить. Грызть не грызет, а только под ноги подкатывается. А на другом конце села жил колдун. И невзлюбил тот колдун старуху, начал он ее изводить и на селе похваляться: я-де ее доконаю! Вот как настала ночь и старуха, скинувшись свиньей, пустилась по селу, колдун встал посередь села и говорит: «Стой, — говорит, — у меня двенадцать сил, а у тебя и всего-то пять!» Завизжала свинья и сделалась вдруг бабой. Тут народ и давай ее кольями бить: «Откажись, — говорят, — окаянная сила!» — С неделю после того она с печи не сходила, чтобы синяков не показывать, а там отдышалась и опять за свое. И вздумала она раз на метлу сесть: «На метле, — говорит, — он меня не уловит». Но только это она на середину села выехала, как он и почуял, почуял да на одном колесе в погоню за ней как пустится, сшиб ее с метлы, да тут и заповедал ей больше этим ремеслом не заниматься.

В северных лесных местах, — именно в Тотемских краях, — общеизвестен между прочим такой случай.

На одну свадьбу, для предохранения молодых от порчи, приглашен был колдун. Когда молодые отправились в церковь, то заметили около своего дома неподвижно стоящего человека. Возвращаясь назад, увидели его опять в том же положении, словно пригвожденным к месту. Когда свадебный колдун приблизился к нему, то все слышали, как тот просил: «Отпусти ты меня — не держи, сделай милость». — «Я и не держу тебя — ступай». Тогда стоявший сорвался с места и бегом, во все лопатки, пустился прочь. Всем стало понятно, что то был колдун, подосланный для порчи: его узнал защитник и, чарами своими, заставил его простоять на одном месте во все время венчанья и не вредить.

Но если вера в колдунов еще очень сильна в отдаленных местах, захолустьях, то в местностях, прилегающих к крупным центрам, она стала значительно ослабевать.

Из подмосковных фабричных мест, например, компетентный свидетель, с полною уверенностью, сообщает, что там «колдунов теперь очень мало, сравнительно с недавним прошлым» (Влад, губ., Шуйск. у.). Случалось, говорят бабы, их штук по пяти на одну деревню приходилось. Всех баб, бывало, перепортят. Бывало, все кликали, а нынче на целую волость пяти-то не наберешь, лекарок больше теперь. Сообразно с такой переменой и рассказы о колдунах из центрального района получаются совсем в другом роде. Вот, например, рассказ о столкновении колдуна с солдатом.

Вернулся домой солдат и попал прямо на свадьбу к богатому крестьянину. Все за столом сидят, а на почетном месте, в переднем углу, сидит, развалившись, и чванится Савка-колдун. Не стерпел солдат, задумал с ним погуторить: начал «прокатываться» на его счет, смешки подпускать. Не вытерпел и Савка-колдун, ударил по столу кулаком, зарычал:

— Эй, кто там крупно разговаривает? Кажись, солдат-от уж больно «дочий». Погодь, я его достану, в самое нутро достану.