Русалка (СИ) - Алина Политова

— Нет, — честно ответила я. — Я не способна. Никаких жертв не будет. По одной простой причине — нам и так хорошо. Здесь и сейчас. Мы нашли друг друга.

— Сейчас, сегодня. А завтра? Завтра он умрет, потому что ты уснешь, потому что не сможешь следить за ним вечно, вытаскивая из петли, привязывая к кровати. Это его плохая жизнь, повторяю тебе! И в ней он не будет счастлив. А ты? Что будет с тобой, когда он погибнет?

Я вздрогнула. Какой же страшный человек! Откуда он знает эти подробности про кровать?! Мы не рассказывали этого даже Лене!

— Знаете, вы мне тоже не нравитесь. — Твердо сказала я. — Сейчас мы уйдем и забудем весь этот разговор. Вы не думайте, что Кит такой дурак, что повелся на ваши дешевые фокусы. Вы все-таки плохо его знаете.

Игнат вздохнул и покрутил свою пустую чашку. Я поняла, что он едва сдерживает раздражение.

— Катерина, ты марионетка, разменная монета в его судьбе. Только он один принимает решения. Только он. А ты… просто молись на него.

Поезд тащился среди каких-то солончаков. Я даже представить не могла, что в сутках езды от моего города, есть такие места. Безлюдные серые равнины, кое-где прорезаемые зеркалом воды. Я сидела на своей полке, поджав ноги и положив подбородок на колени. Смотрела в окно, на бесконечную эту серую землю, на очертания гор вдали. Прошло три дня с тех пор, как мы вышли из дома колдуна. Прошло три ночи — и я не спала ни одной. Поцелуи и его ласки давали мне силы, а потом мне давал силы страх. И так до самого утра, каждый день. Я могла уснуть лишь на рассвете. Кит говорил мне — не бойся, все прошло, я хочу жить. Он говорил мне — спи, спи, спи. Но этот жуткий Игнат посеял в моем сердце зерна страха. Я помнила его слова о том, что однажды я усну — и тогда Кит погибнет. Казалось, зло притаилось у меня за спиной, дышит мне в затылок и ждет чтобы я оступилась. Уснула. А потом…

Я спала с рассвета часов до трех, каждый день. В это время Кит не тревожил меня. Думаю, он был благодарен мне за то, что я охраняю его сон. Думаю, он и сам не верил в то, что все позади. Но об этом мы никогда не говорили. Так же, как и не говорили мы о разговоре с Игнатом. В первый день мы полушутливо перекинулись парой фраз насчет того, что все это было забавно, но бредово. Заверили друг друга, что не относимся серьезно к пророчествам Игната. И успокоились. А на следующий день Кит купил билеты на поезд тех мест, где жила его мать.

— Надо же проведать мать, как считаешь?

— Конечно! Отличная идея!

Сутки в пути. Еще половина — и будем на месте. Мы обманывали себя — насчет того, что все по-прежнему, ничего не изменилось. Мы закрылись каждый в своей раковине и в гнетущем напряжении замерли, ожидая чего-то. Было страшно признаться другому в этом ожидании. Будто пока мы молчим — все не правда, все обманка, иллюзия, легкий испуг. Но стоит облечь свои сомнения в слова, стоить раскрыться навстречу — и все это станет реальностью. Мы мало говорили в эти дни — именно потому, что боялись сказать лишнего. В основном шутили или подначивали друг друга, как раньше, до того, как стали близки. И я снова перестала смотреть Киту в глаза. Потому что меня перемалывала в фарш та боль, которую он не мог спрятать. И я не давала ему смотреть в мои — чтобы он не понял, что я все понимаю.

О чем я сейчас веду речь? Что именно пугало и терзало нас? Сложно сказать. В словах Игната, в том, что он нам поведал, было тайное послание между строк. О том, что с нашим миром что-то не правильно. И все временно для меня и для Кита. Мы в тупике. По ночам, глядя в потолок и прислушиваясь каждую секунду к дыханию Кита, я долго размышляла над тем, почему Игнат так сильно изменил нашу жизнь. Мне стало казаться, что нас загипнотизировали. Замылили глаза, так сказать. И мы перестали видеть жизнь такой, какая она была, а стали все воспринимать через призму его рассказов. Это было разумное объяснение. Однако оно ничуть не помогало сорвать с глаз мрачную пелену.

Кит был несчастен. Я чувствовала это. Игнат раскрыл мне глаза. Я пересмотрела многое из прошлого предположив, что он и правда все время был несчастен. И да — это было так. Что терзало его, откуда взялась эта боль? Что он пережил в прошлом? Это его вечная мрачность и грубость, о которых я помнила — все лишь следствие постоянного внутреннего напряжения. Отголосок какого-то отчаяния… почему? Почему?! Моя жизнь тоже была не сахар, в моей жизни случались поистине чудовищные вещи, но я не чувствовала, что они давят на меня. Что же с ним?

Лишь в те минуты, когда он прижимал меня к себе, я ощущала, как он расслабляется. И что-то темное покидает его. Он становится по-настоящему счастлив, когда целовал меня. И от этого мне хотелось плакать… Потому что — это не справедливо. Не справедливо! Почему я должна потерять его, если мы только и живем, когда рядом?! Почему…

«Так или иначе — ты потеряешь его» — Нашептывал у меня внутри голос деда Игната.

— Нет… — Прошептала я солончакам. — Нет, нет…

Кит зашевелился на соседней полке. Открыл глаза. Протянул руку. Я пересела к нему, а потом легла рядом, спрятав лицо у него на груди. Он зарылся пальцами в моих волосах, сильнее прижимая меня к себе. Мы так мало говорили в эти дни… словами. Но прикосновениям, жестами, глазами — мы говорили постоянно. О том, как нам страшно. О том, как нам хорошо. И о том, что нужно быть вместе, всегда.

— Тебе бы поспать, косуля. — Прошептал он.

— Ты же тоже уснешь.

— Нет, обещаю. Я выспался.

— Не хочу. Какой-то автопилот… давай лучше кофе попьем? Я ждала, когда ты проснешься, мне скучно одной.

— Ладно. Полежи тут, я пойду проводницу озадачу.

Я свернулась калачиком на нагретых его телом простынях и зажмурилась от удовольствия. Проснулась примерно в полдень. Осторожно открыла глаза. Кит сидел на моем прежнем месте и смотрел в окно. Какой напряженный тяжелый взгляд… О чем он думает?! Я пошевелилась и сделала вид, что только проснулась. Он сразу стал веселым.

— У тебя время завтрака или обеда? Потому что я заказал обед, если что. Давай, вставай уже, в ресторан пошли…

Я быстро переоделась, сходила почистить зубы, и мы отправились в вагон-ресторан. У меня не было аппетита, но я, чтобы сделать приятно Киту, ела с наигранным удовольствием. У Кита аппетит был всегда. Наблюдая за ним украдкой, я улыбалась. Как обычно, он управился с первым, вторым и третьим когда я едва осилила полтарелки супа.

— Если не съешь, я вылью его тебе на голову. — Сказал он. — Я не шучу!

— Все съем, не ругайся. А если я стану есть как ты и буду толстая? Вон как та тетка? Ты доволен будешь?

Кит бросил взгляд на объемную немолодую дамочку, которая уплетала взбитые сливки и нахмурился.

— Нет… ты такой не будешь. Как начнешь много есть, я тебе заклею рот скотчем.

Я отодвинула тарелку. Он уставился невидящим взглядом на солончаки за окном и будто забыл про меня. Он часто вот так вот «уходил» посреди разговора. И у меня не находилось слов, чтобы возвращать его. Но в этот раз я не удержалась и накрыла его руку своей. Он вздрогнул.

— Поговори со мной. — Прошептала я. — Мне страшно…

Это были нужные слова. Но я осознала это лишь после того, как они сорвались с губ! Как я раньше не догадалась?! Чтобы он был сильным, я должна показать, что я слабая.

Он повернулся ко мне.

— Кать, да брось, ты чего?! Все же хорошо. — Он потянул меня за руку, предлагая сесть рядом с ним. Я пересела. Он обнял меня за плечи.

— Бояться нечего, Кать. Я вылечился, точно тебе говорю. Все поменялось с тех пор, как ты со мной. Все по-другому. Я не могу тебя оставить, сама понимаешь.

— Ты не говоришь со мной. Тебе плохо. Я это чувствую, но ты не рассказываешь ничего мне…

Он поднял мою голову за подбородок. Осторожно поцеловал в губы.

— Я люблю тебя.

— Да, я знаю…

— И сделаю все, что ты захочешь.

— Тогда не молчи.

— Ладно. Ладно, расскажу все, что захочешь.

— О чем ты думал сейчас? Когда смотрел в окно?

— О… не знаю, я не думал. Просто на душе как-то неспокойно. Из-за матери.

— Из-за матери?! Ты не хочешь к ней ехать?

— Как будто… не хочу. Понимаешь, вроде хочу головой. А внутри что-то держит. Внутри что-то не хочет. Нифига на родину не тянет, Кать. Разве бывает такое?

— Не тянет туда, где родился и вырос? — Я усмехнулась. — Да, бывает.

— Ну вот видишь, ты меня понимаешь. А ведь как-то легче стало. Я тебе сказал, ты меня поняла — и стало легче. Ты умница, знаешь что просить! У тебя волосы пахнут клевером, ты знала? Я все собирался тебе сказать, но не тот момент всегда был… — Он уткнулся носом мне в макушку и шумно вдохнул.

— Расскажи мне про мать, Кит. Почему ты попал в детский дом? Почему не рос с ней? Почему ни разу не навестил ее?

— Она мне письма писала. Ну и я ей пару раз. Некогда было.

— Расскажи мне все!

— Я могу рассказать… да только не знаю почти ничего. Ты много помнишь, когда маленькая была? Я как в тумане. Какие-то короткие картинки, обрывки фраз. Я жил с матерью до семи лет. Помню, у нее гостиница, кажется, была. На обрыве, внизу всегда шумело море. И как-то пасмурно, ветрено было, даже летом. Серый двор, ни деревца. Надо было надевать куртку и ботинки. В доме было холодно. На верхних этажах нормально, а внизу жуткая холодина. Я зачем-то туда постоянно ходил, мерз… там работники что ли жили, не помню. Я к кому-то ходил. Квартиранты редко приезжали, в основном летом. А зимой, когда ветра вовсю бушевали, мы сами с матерью жили. Еще был какой-то работник, хороший мужик, мы дружили. Ну и приходящие кухарки там или горничные, как они назывались, не помню. А, еще ученые приезжали иногда, тоже селились в нашем доме. Что-то изучали там поблизости. Я… я с ними ходил тоже, припоминаю. Они рассказывали мне про развалины, давали шоколад и бананы, которые из города привозили. Вот все, наверное. Все, что в голове осталось от тех годков. Не густо, да?