Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники. - Василий Гиппиус

И не один я, — всё, кажется, дремлет. Литература не двигается; пара только вздорных альманахов вышла — «Альциона» и «Комета Белы». Но в них, может быть, чайная ложка меду, а прочее всё деготь. Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай, и более необходимость, не затащат его в деревню. Один только князь Одоевский деятельнее. На днях печатает он фантастические сцены, под заглавием: «Пестрые Сказки». Рекомендую: очень будет затейливое издание, потому что производится под моим присмотром. [ «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Мод. Гомозейкою, изданные В. Безгласным» (1833 г.) Книжка была действительно затейлива — и по содержанию и по внешности. ] Читаешь ли ты «Илиаду»? Бедный Гнедич уже не существует. Как мухи мрут люди и поэты. [Ник Ив. Гнедич, переводчик «Илиады», украинец по происхождению, р. 1784 г., умер 3 февраля 1833 г. ] Один Хвостов и [Шаликов], [У Шенрока «Шишков», но, вероятно, это имя неверно прочитано, и следует «Шаликов» Рядом с графом Хвостовым естественно было вспомнить князя Петра Ив. Шаликова (1768–1852), так же часто подвергавшегося насмешкам. Ал-др Сем. Шишков (1754–1841), известный автор «Рассуждения о старом и новом слоге», меньше всего был известен как поэт. ] на зло и посмеяние векам, остаются тверды и переживают всех, […] свои исподние платья. Поздравляю тебя с новым земляком, приобретением нашей родине. Это Фаддей Бенедиктович Булгарин. Вообрази себе: уже печатает малороссийский роман под названием «Мазепа». Пришлось и нам терпеть! В альманахе «Комета Белы» был помещен его отрывок под титулом: «Поход Палеевой вольницы», где лица говорят даже малороссийским языком. Попотчевать ли тебя чем-нибудь из Языкова, чтобы закусить […] конфектами? Но я похвастал, а ничего и не вспомню. Несколько строчек, однако ж, приведу:

Как вино, вольнолюбива,Как вино, она игриваИ блистательно светла.Как вино, ее люблю я,Прославляемое мной.Умиляя и волнуяДушу, полную тоской,Всю тоску она отгонитИ меня на ложе склонитБеззаботной головой.Сладки песни распеваетО былых, веселых днях,И стихи мои читаетИ блестит в моих очах.

[Стихотворение «Вино». Гоголь пропускает три первые строки: Голосистая, живая, / Чародейка молодая, / Удалая красота / и делает ошибку в шестой строке (у него — третьей); нужно «и блистательно чиста».]

«Письма», I, стр. 240–242.

П. А. Плетнев — В. А. Жуковскому

17 февр. 1833 г.

…У Пушкина ничего нет нового, у Гоголя также. Его комедия не пошла из головы. Он слишком много хотел обнять в ней, встречал беспрестанно затруднения в представлении и потому с досады ничего не написал. Еще есть другая причина его неудачи: он в такой холодной поселился квартире, что целую зиму принужден был бегать от дому, боясь там заморозить себя. Так-то физическая сторона человека иногда губит его духовную половину со всеми в ней зародышами…

Соч. и переписка Плетнева, т. III, стр. 528.

Из воспоминаний В. И. Родиславского[3] (Со слов М. С. Щепкина)

Вот что я узнал от М. С. Щепкина о содержании этой комедии. Героем ее был человек, поставивший себе целью жизни получить крест св. Владимира 3-й степени. Известно, что из всех орденов орден св. Владимира пользуется особенными привилегиями и уважением и дается за особенные заслуги и долговременную службу. Даже теперь, когда с получением других орденов не даются уже дворянские права, как это было прежде, орден св. Владимира удержал еще за собой это право. Старания героя пьесы получить орден составляли сюжет комедии и давали для него обширную канву, которою, как говорят, превосходно воспользовался наш великий комик. В конце пьесы герой ее сходил с ума и воображал, что он сам и есть Владимир 3-й степени. С особенною похвалою М. С. Щепкин отзывался о сцене, в которой герой пьесы, сидя перед зеркалом, мечтает о Владимире 3-й степени и воображает, что этот крест уже на нем.

«Беседы в О-ве люб. рос. сл.» и Шенрок, «Материалы», т. III, стр. 531.

Н. В. Гоголь — М. П. Погодину

Пб., 20 февраля 1833 г.

Я получил письмо твое еще февраля 12-го и почти неделю промедлил ответом. Винюсь, прости меня! Журнала девиц я потому не посылал, что приводил его в порядок, и его-то, совершенно преобразивши, хотел я издать под именем «Земля и Люди». Не знаю отчего на меня нашла тоска… корректурный листок выпал из рук моих, и я остановил печатание. [Вряд ли дело доходило до типографской корректуры. ] Как-то не так теперь работается! Не с тем вдохновенно-полным наслаждением царапает перо бумагу. Едва начинаю и что-нибудь совершу из ист[ории], уже вижу собственные недостатки: то жалею, что не взял шире, огромнее объему, то вдруг зиждется совершенно новая система и рушит старую. Напрасно я уверяю себя, что это только начало, эскиз, что оно не нанесет пятна мне, что судья у меня один только будет, и тот один — друг. Но не могу, не в силах. Черт побери пока труд мой, набросанный на бумаге, до другого, спокойнейшего времени. Я не знаю, отчего я теперь так жажду современной славы. Вся глубина души так и рвется наружу. Но я до сих пор не написал ровно ничего. Я не писал тебе: я помешался на комедии. Она, когда я был в Москве, в дороге, и когда я приехал сюда, не выходила из головы моей, но до сих пор я ничего не написал. Уже и сюжет было на днях начал составляться, уже и заглавие написалось на белой толстой тетради: «Владимир 3-й степени», и сколько злости! смеху! соли! Но вдруг остановился, увидевши, что перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит. А что из того, когда пиэса не будет играться? Драма живет только на сцене. Без нее она как душа без тела. Какой же мастер понесет на показ народу неконченное произведение? — Мне больше ничего не остается, как выдумать сюжет самой невинной, которым даже квартальный не мог бы обидеться. Но что комедия без правды и злости! Итак за комедию не могу приняться. Примусь за историю — передо мной движется сцена, шумит аплодисмент; рожи высовываются из лож, из райка, из кресел и оскаливают зубы, и — история к черту. И вот почему я сижу при лени мыслей.

Беттиг[ера] я не читал на немецком. Прочел в переводе. Имеется ли у него и новая история или только одна древняя? Мне нравится в ней то, что есть, по крайней мере, хоть несколько верный анатомический скелет. У нас и этого нигде не найдешь. Не будет ли еще чего-нибудь у вас историч[еского], переведенного университетскими? А что Европейская история?