Аллоды онлайн II Тайны Сарнаута - Иван Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала я осторожно укладывал тела на землю, словно они еще были живы и я мог причинить им боль. Но то ли мне и впрямь в конце концов удалось обрасти непробиваемым панцирем, то ли я просто одурел от монотонных, отупляющих действий, что в конце концов перестал обращать внимание на такие мелочи. Бесконечная вереница убитых солдат слилась в один повторяющийся по кругу цикл, в котором я застрял. Кто-то из тяжелораненых умер, кого-то добили, чтоб не мучился… Об убитых позаботятся позже, когда разберутся с выжившими… обязательно позаботятся! Кого-то даже воскресят. А кого-то похоронят со всеми почестями. А пока я просто должен взять вон того хадаганца, уложить на носилки и унести к другим трупам. Потому что лекари запинаются о его тело. Он мешает им лечить живых. Нехорошо.
Небо вдоль всего берега уже потемнело от насекомых.
— Да отгоните вы кто-нибудь их, еще только эпидемии нам тут не хватало! — услышал я голос полковника.
Появившийся Михаил достал жезл и по воздуху покатились струи огня, на время смывшие москитов. Опустив носилки с мертвым хадаганцем, я терпеливо ждал, когда можно будет подойти, а затем снова взялся за свою ношу, но моего напарника на месте не оказалось. Заозиравшись, я увидел, что он сгорбившись стоит неподалеку, у дерева. Его рвало. Я сухо отметил, что мне стоит поискать кого-то другого.
— Эй, ты, а ну помоги!
Орк, повернувшийся на мой зов, охотно подошел и взялся за ручки носилок, широко при этом улыбаясь.
— Наконец-то поджарили этих летающих сволочей, а то они небось думали, что мы им тут стол накрыли! Ха-ха!
Что-то в моем огрубевшем сознании шевельнулось и меня передернуло от этих слов.
— Мы с брательниками за два месяца и так их собой покормили неплохо, — весело продолжил он. — А тут им теперь вообще банкет!
— С какими брательниками, — прошипел я, — ты больной?!
— Как, с какими? — удивился орк. — Да вот же лежат. Вон старший, вон младший. Лекари сказали — все, того, не воскреснут уже. Гляди, какие мясистые, весь Асээ-Тэпх собой накормить могут! Гуманитарная помощь москитам!
И он разразился безумным хохотом, сгибаясь пополам. Я хотел съездить орку по его клыкастой морде, но мои руки были заняты и я продолжал молча смотреть на него, задыхающегося от смеха.
— Давай я, — Миша осторожно потеснил спятившего орка, забрав у того ручки носилок, и мы вдвоем с ним понесли тело хадаганца. Орк так и остался стоять на месте, громко смеясь и хватаясь за живот.
Когда лекари наконец закончили оказывать первую помощь тяжело раненым, стояла уже глубокая ночь. Суета в лагере постепенно начала утихать. Я хотел поискать своих друзей, но на меня вдруг навалилась неимоверная усталость. Миша ушел в медблок на поиски Лизы, а я уселся на землю, откинувшись спиной на нагревшуюся за день металлическую стену оружейного склада. Впервые захотелось закурить, жаль, что Орла нет поблизости. Интересно, из чего местные делают самокрутки?
— Тяжелый день, капитан.
Влада Угрозина — комитетчица, пославшая меня за брошюрами в Ускул, отбросив официоз, опустилась рядом со мной на землю.
— Сколько погибших?
— Еще не знаем. Сейчас лекари только начнут искать среди умерших тех, кого еще можно вылечить и воскресить.
— А с остальными что? Я имею ввиду, как здесь хоронят?
— Мы стараемся здесь не хоронить никого. Отправим тела назад в Империю кораблем. У солдат дома может быть семья, да и на Родине покоиться как-то… правильнее.
Я согласно кивнул. Любой из нас хочет вернуться. Желательно, конечно, живым, но если не судьба, то хотя бы так. Все лучше, чем сгинуть на чужой земле.
— Вам, кстати, письмо из Незебграда пришло, — вдруг сказала Угрозина, протянув мне конверт.
Кто мог мне писать письма? Я подумал, что это какая-то ошибка, но на конверте, усыпанное множеством вензельков и закорючек, стояло мое имя. Комитетчица тактично отвела взгляд, уставившись в другую сторону, когда я достал исписанный таким же кучерявым почерком лист бумаги.
Это была Гелла. Сначала она возмущалась, что я уехал так и не попрощавшись с ней, и удостаивала меня всевозможными эпитетами по этому поводу. Затем рассказывала о съемках и своей потрясающей роли. А под конец, окончательно придя в отличное расположение духа, уже слала мне страстные поцелуи, настоятельно рекомендовала не заглядываться на вражеских эльфиек, но по возможности запомнить, в чем они ходят, и очень просила фотографироваться почаще, особенно на фоне настоящих лигийцев, потому что она их никогда не видела. Завершалось письмо требованием немедленно приехать в отпуск.
Я смял в руке исписанный лист с мыслью, не сфотографироваться ли мне на фоне настоящих трупов. Их она тоже вряд ли когда-нибудь видела.
— Плохие новости? — тихо спросила комитетчица.
— Вы же и так знаете содержание, товарищ Угрозина.
— Влада, если можно. Нет, я не знаю содержание. То есть, все письма, конечно проверяют, — смущенно опустила она глаза. — Но в мои обязанности это не входит.
— Простите, Влада. Вы правы — день сегодня тяжелый.
— Я понимаю. Страшный день. В такие моменты важно не терять силу духа, думать о чем-нибудь хорошем.
— О чем, например?
Влада снова смутилась и даже немного покраснела. И я только сейчас для себя отметил, что она еще совсем юная. Наверное, только недавно закончившая училище. Коротко подстриженные светлые волосы добавляли ей возраста, но сейчас зачесанная назад челка слегка растрепалась, в широко распахнутых зеленых глазах горели огоньки от фонарей, и щеки покрывал румянец.
— Ну… о чем-нибудь по-настоящему прекрасном.
— Вы не ответили.
— О красоте, о любви…
Она сказала это так искренне и легко, что слова совсем не показались мне пафосными.
— Как думать о красоте и любви, если вокруг одна смерть? — грустно усмехнулся я.
— Порой, это единственный способ выжить. Если вы будете видеть только плохое, то однажды решите, что и бороться не за что. И тогда ваши руки опустятся…
Некоторое время я раздумывал над ее словами.
— А о чем думаете вы? — спросил я наконец, почему-то уверенный, что она, как и положено агенту Комитета, скажет что-нибудь очень патриотичное — о любви к Родине.
Она помолчала немного, а потом вдруг произнесла:
— Вы знаете, капитан, здесь небо очень красивое.
Я
