Коробка в форме сердца - Джо Хилл

– Мне нужно домой.

– Ты видел покойника? Что он делал?

Джуд был терпелив. При необходимости он становился самым терпеливым человеком на свете.

– Кажется, у меня расстройство желудка. Вот и все.

Дэнни поднял с колен правую руку, чтобы стереть с лица пот, и Джуд увидел: в его пальцах зажат нож для бумаг.

– Не ври мне, Дэнни, – сказал он. – Я просто хочу знать, что ты видел.

– У него были черные штрихи вместо глаз. Он смотрел прямо на меня. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня.

– Он ничего тебе не сделает, Дэнни.

– Откуда вы знаете? Вы этого не знаете.

Джуд сунул руку внутрь машины через открытое окно, собираясь похлопать Дэнни по плечу. Дэнни сжался, чтобы избежать прикосновения, и махнул в сторону Джуда ножом. Этот смешной ножик даже не коснулся руки Джуда, но тот все же ее убрал.

– Дэнни.

– У вас такие же глаза, – сказал Дэнни и включил заднюю передачу.

Джуд отпрыгнул от машины, чтобы его нога не попала под колесо, но Дэнни пока не трогал машину с места.

– Я не вернусь, – пробормотал он, уставившись на руль.

– Ладно.

– Я бы помог вам, если бы мог, но я не могу. Просто не могу.

– Я понимаю.

Дэнни отъехал назад, развернул машину на девяносто градусов, хрустя шинами по гравию, и покатил с холма вниз, по направлению к дороге. Джуд следил за «хондой» до тех пор, пока она не выехала в ворота и не исчезла из вида. Больше он никогда не видел Дэнни.

Он пошел к собачьему загону.

Джуд с благодарностью ощущал, как воздух щиплет его лицо, как каждый вдох посылает в легкие сухое покалывание. Все это было настоящим. С того самого момента, как он увидел ночью призрак старика, его окружили неестественные кошмарные явления. Они будто просачивались в его жизнь из дурного сна через отверстие, которое все расширялось. Он нуждался сейчас в суровой реальности, в ее конкретных проявлениях, ему требовалось что-то, способное заткнуть то отверстие.

Собаки печально смотрели, как он открывает задвижку на воротах в их загон. Джуд скользнул внутрь прежде, чем они успели выбежать наружу, и опустился на корточки, позволив им запрыгивать на него и нюхать его лицо. Собаки: они тоже настоящие. Он всматривался в их шоколадные глаза и длинные обеспокоенные морды.

– Если бы со мной что-то было не так, вы бы заметили, правда? – спрашивал он у них. Вы бы увидели, если бы вместо глаз у меня появились черные каракули?

Ангус лизнул его в лицо один раз, второй, и Джуд поцеловал его влажный нос. Бон он погладил по спине, пока она настороженно принюхивалась к его промежности.

Он вышел из загона. Идти домой пока не хотелось, и поэтому он прогулялся до гаража. Подойдя к машине, он взглянул на себя в боковое зеркало водителя: никаких черных каракулей. Глаза такие же, как всегда, бледно-серые под кустистыми черными бровями. Смотрят напряженно, словно он замыслил убийство.

Эту машину, «мустанг» шестьдесят пятого года, он купил у организатора своих туров. Она была в плачевном состоянии. Тогда он провел в поездках десять месяцев, практически без отдыха. Из дому он выехал почти сразу после того, как ушла жена, а когда вернулся, то его встретил пустой дом и полное отсутствие дел. Июль и большую часть августа он провел в гараже, ремонтируя «мустанг»: вынимал старые, ржавые, пробитые, погнутые, гнилые, запекшиеся в маслах и кислотах запчасти и ставил на их место новые. Блок цилиндров, коленвал, трансмиссия, сцепление, пружины, сиденья из шкуры белого пони – все оригинальное, кроме динамиков и стерео. В багажнике он установил мощный сабвуфер, прикрутил на крышу радиоантенну и встроил уникальную цифровую аудиосистему. Он весь пропитался маслом, расцарапал руки и запачкал кровью трансмиссию. Роман с автомобилем дался ему нелегко, но ему нравились такие отношения.

Примерно в это время и появилась в его доме Анна. Конечно, он никогда не звал ее по имени – она была Флоридой. Почему-то он стал называть ее про себя Анной с того самого момента, как узнал о ее самоубийстве. Наверное, потому что у мертвых прозвищ не бывает.

Когда он работал, она сидела на заднем сиденье, вместе с собаками, высунув ноги в тяжелых ботинках в окно без стекла. Она слушала радио, подпевала всем песням, какие знала, сюсюкалась с Бон и донимала Джуда своими вопросами. Она спрашивала, собирается ли он лысеть («Не знаю»), потому что в таком случае она немедленно уйдет от него («Я бы и сам ушел»); станет ли она сексуальнее, если обреет голову («Нет»); позволит ли он ей водить «мустанг», когда закончит ремонтировать его («Да»); не участвовал ли он когда-нибудь в драке («Обычно стараюсь их избегать – трудно играть на гитаре, если руки разбиты»); почему он никогда не рассказывает о родителях (он ничего не ответил); и верит ли он в судьбу («Нет», – сказал он тогда, но говорил неправду).

До Анны и «мустанга» он записал новый сольный альбом и объездил две дюжины стран, отыграл более ста концертов. Но только во время ремонта машины он, впервые после ухода Шеннон, почувствовал, что занимается полезным делом, делает настоящую работу, в истинном смысле этого слова. Почему восстановление старой машины кажется Джуду честным трудом, а не дорогостоящим хобби богача, ему и самому было не очень понятно.

Вдруг его пронзило желание уехать. Сесть в машину и нажать на газ. Главное – увидеть ферму в зеркало заднего вида, а что впереди – неважно.

Эта потребность была столь сильной, столь острой – уехать, уехать немедленно! – что у него заломило зубы. Ему не нравилось бежать. Броситься в машину и сбежать – не выход, а паника. Затем в голову пришла другая мысль, неприятная, но весьма убедительная: им управляют. Это покойный старик хочет, чтобы он бежал. Это он пытается заставить его уехать – зачем? Джуд не представлял. На дворе послышался лай – собаки дружно провожали проезжающий по трассе автомобиль.

В любом случае он никуда не поедет, не поговорив сначала с Джорджией. И если уж он действительно решит уносить ноги, надо хотя бы одеться. И все же мгновение спустя он оказался за рулем «мустанга». Джуд любил думать, сидя за рулем. Лучше всего голова у него работала именно здесь, причем радио желательно включить.

Он сидел в темном гараже с земляным полом, приоткрыв окно, и ему казалось, что если рядом с ним призрак, то это Анна, а не сердитая душа ее отчима. Она была рядом, на заднем сиденье. Разумеется, они занимались здесь любовью.

Он пошел домой за пивом, а когда вернулся, она ждала его в «мустанге» в одних сапогах. Открытые банки пива упали на землю и остались валяться в пенистой луже. В тот момент для него не было ничего важнее, чем ее крепкая двадцатишестилетняя плоть, ее молодой пот, ее смех и ее зубы у него на шее.