Замуж за врага. Его (не) любимая (СИ) - Юлия Марлин

София послушалась и, приподняв подол платья, вышла на берег. Его руки она не коснулась, справилась сама.

Он скептически оглядел ее босые ступни и поинтересовался:

— Где ваша обувь?

— Оставила в повозке. А вы думали, я решила сбежать?

— Зачем мне это?

На голой — твердой и гладкой, как обтесанный камень, груди командира блеснул огонек холодного пламени. Искра серебра на тонкой цепочке, лежавшей на ключицах, заинтересовала девушку, но рассмотреть ее она не рискнула.

Святослав сделал вид, что не заметил волнение девчонки, прожившей большую часть сознательной жизни взаперти и строгих запретах. Ее чуть не заколотило, едва та глянула в вырез его рубахи. Что ж с ней будет, спустись она ниже, к поясу брюк?

— Вернёмся к костру. Я провожу.

София сделала за Посланником несколько шагов по крошеву прибрежной гальки, а потом вдруг остановилась и выдохнула:

— Что со мной будет?

Он развернулся и с недоумением поднял бровь.

— Когда мы приедем в Стифополь, что вы сделаете? Убьете? Вы ведь за этим меня везете, да? Чтобы досадить уделату и братьям?

Она обхватила себя руками. Коса расплелась и волосы цвета темного золота, распавшиеся на плечах и груди, трепал холодный ветер.

— Вам ничего не угрожает. Не тревожьте душу пустыми страхами, София. Я даю слово, что в Стифополе вы будете в безопасности.

— Будиш и Николай тоже обещали мне свет, а сами столкнули в темноту.

Печально вздохнув, она сжала губы и, не глядя на Святослава, направилась в сторону лагеря. Той ночью они больше не разговаривали.

* * *

Святослав и Тис сменили Семеона и Добрыню, когда берег озера запеленал снежный туман, а небо подернулось шапками хмурых облаков. Ночь на вражеской территории прошла без происшествий и рано утром, свернув лагерь, лейдцы отправились в путь.

Часа два ехали вдоль Чистого, разгоняя холод жестким смехом и грубоватыми репликами. Потом нырнули в густые заросли, обильно сдобренные алыми пятнами рябиновых рощиц с алеющими гроздями, оставшимися с прошлой поры. Синицы, порхая с ветки на ветку, поклевывали подсохшие до хруста ягоды и заходились звонкими трелями.

Туман рассеялся, но отяжелевшее небо добавило веса темным облакам, наползшим рядками свинцовых мазков. Воздух, пропитанный ароматами пряных трав, стал влажный, тягучий и душный. Ветер переменился, задул с севера, и весеннее тепло сменилось зябкой прохладой.

Святослав ехал в голове колонны. Рядом держался воевода, впереди вышагивали кони юных герольдов.

— Чего смурной? — Добрыня, не привыкший к мрачной неразговорчивости ученика, удивился.

— Бессонница.

— Ну, да, — не поверил вояка, но с расспросами отстал.

Святослав не слукавил. После разговора с девчонкой он вернулся к костру, лег и попытался уснуть, и не смог. Промаявшись с полчаса, плюнул на сон, ушел к озеру, искупался, а через два часа заступил на дежурство.

А что княжна? С момента отъезда от Чистого ни разу не показалась на глаза. Лиза, к слову, провела куда более бурную ночь — стоны и охи служанки и Игната (доносившиеся из соседних кустов), не слышал только глухой. Теперь возница ехал — изрядно горд собой, и с радостью демонстрировал всем желающим шею, покрытую «пятнами» любви.

Постепенно дорога пошла под откос, а леса сменили луга, усыпанные нежно-голубыми колокольчиками и темно-синими васильками. Под перезвоны весенних цветов, Добрыня бросил взор на карту, казавшуюся не более, чем сплетением черных штрихов, пятен и пунктиров.

— Часов через восемь доберемся до Туры.

Тура небольшой городок, раскинувшийся меж столичной Ипати и приграничными селами, насчитывал не более трёх тысяч душ. От Туры до границы Лейда по прямой лежало сто пятьдесят лиг, но торопиться к границе на ночь глядя вместе с княжной, которая была явно не в себе, Посланник не решился. К тому же он остро чувствовал скорую перемену погоды, и застрять с повозкой в угодьях разбойников средь разгулявшейся стихии, тем более желанием не горел.

— Заночуем в Туре.

— Стоит ли? — Пожал плечами воевода.

— Стоит, Добрыня. К вечеру нас застанет непогода.

— Да… ты прав, — согласился вояка.

Темное, набухшее небо грозило разразиться дождем в любую минуту.

Наконец, окно повозки распахнулось, и на улицу высунулась миловидная служанка. Она потянулась и, оглядев цветущие луга, заверещала с восторгом:

— Смотрите, госпожа, как красиво! А что за дивный аромат!

Словен и Тис переглянулись. Один свистнул другому и парни, развернув коней, бросились в сторону низинных лугов. Через несколько минут близнецы вернулись с охапкой колокольчиков в руках. Нежные соцветия мелодично подрагивали в такт конской поступи, осыпаясь россыпями искристых капель.

Бесцеремонно подъехав к открытому окну, Словен протянул луговые цветы Лизе, а Тис с поклоном вручил букет Софии.

Княжна сухо кивнула и опасливо, приняв цветы, приколола к плащу. За время поездки, она успела заприметить почти всех людей из немногочисленного отряда и немного разобралась: кто есть кто. Старый воевода Добрыня и сударь Святослав держались холодно, но вежливо и уважительно, обращая на нее не больше внимания, чем того требовали Заветы Сияния. Немой воин Олег поразил ее скромностью, но скрытой силой. От сурового татуированного Юрия, пугавшего грозным видом, веяло затаенной угрозой.

Двое юных близнецов, которых она помнила еще по «смотринам» в зале Зари (тогда они показались ей грубоватыми мужланами) оказались весьма серьезны и строги, а еще исполнительны и смекалисты, при этом ни разу не переступив в отношении нее рамок дозволенного. Иные воины в отряде мало от них отличались.

Был еще, правда, старик по имени Хорс, к которому уважительно обращались «балий» и называли меж собой целителем. Он запал в душу Софии с первой встречи у ручья. С виду сморщенный и дряхлый, как измочаленный плат полотна, он мог ввести в заблуждении любого. На деле же Хорс был на удивление поджар, юрок и ловок, как мальчишка. Его серые глаза — нетипичные для северян, ибо северян в больше степени отличали синие и зеленые, реже карие глаза, да черные и рыжие волосы, — смотрели внимательно и прозорливо, особенно в местах глухих и опасных. А его советы покоряли мудростью и своевременностью.

Но все это меркло в сравнении с огорчением, которое она испытала, узнав поближе Рогнеда. Увы, симпатичный лейдец больше не оказывал ей знаков внимания, а порой просто не замечал ее сиятельной персоны.

«Не удивительно», — вздохнула София, облокотившись о подоконник.

В нагрудном кармане его кожаной куртки белел треугольник платка, расшитый традиционными цветами Дома Серебряного Волка — серебром и синим — подарок некой благородной дамы, похитившей покой прекрасного воина; это был знак — его сердце давно занято и прочим охотницам ловить нечего.

Традиция одаривать возлюбленных платками, но расшитыми алыми и золотыми нитями, существовала и в Арге, потому-то София безошибочно определила назначение «подарка» на груди молодого мужчины.

Девушка покосилась на Святослава. Рогнед