Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ни фига себе! – удивился Бисмарк и рассмеялся, из-за чего Катя тоже улыбнулась. – Где это ты таких выражений набралась?
– А где еще, в… у бабушки! – рассмеялась теперь девчушка.
– Что-то мне твою бабушку ждать расхотелось, – полусерьезно произнес Олег.
– Да подождите! – попросила Катя. – Мне тут одной все равно скучно! А вы – прикольный! Ну а если она вас пошлет, то пойдете! Куда денетесь!
– Да мне тоже так просто сидеть скучно, – гость развел руками. – Тогда расскажи что-нибудь о прадедушке! Все-таки не у каждой прадедушка академиком был! Может, что-то родители о нем рассказывали интересное?
– Рассказывали! – подхватила Катя. – Рассказывали, как к нему коллега из Германии приезжал! И они хотели вдвоем остаться, а к ним какого-то мужика приставили, чтобы за ними следил! Они вдвоем его спаивали прямо тут, в этой комнате. Укладывали вон на тот диван, – она показала на старинную не раскладывающуюся софу с высокой спинкой, заканчивавшуюся деревянной панелью с зеркалом. – А сами закрывались в кабинете и до утра болтали.
– Классный у тебя прадед был! Мне бы такого! – задорно произнес Олег.
– Почему был? – удивилась девчушка. – Он и есть. Он просто живет теперь далеко, поэтому не приезжает!
– Он что, жив? – глаза Бисмарка округлились.
– Ну да! В Греции, на каком-то островке! Там ведь островов – десять тысяч!
– Это тебе бабушка сказала? – не без ехидства недоверчиво спросил гость.
– Нет, не бабушка! Дедушка!
– О! Про дедушку ты мне еще ничего не рассказала!
– И не буду, раз вы мне не верите!
– Да верю, верю! Расскажи! – принялся ее упрашивать Бисмарк.
– Я пошутила.
– О чем? О том, что прадедушка жив?
– Нет, о том, что дедушка сказал! Дедушки я не знала. Он до моего рождения умер. На своей «волге» в Крыму разбился. А про прадедушку бабушка говорила. Он давно в Грецию переехал. И даже фотографии присылал! Я сейчас найду!
Катя вскочила со стула и убежала из гостиной.
Олег протянул руку к пачке писем, взял несколько верхних, поднес к глазам. Все они были действительно адресованы археологу, все не распечатаны. И штемпель на месте обратного адреса стоял одинаковый, иногда чуть смазанный.
«Громадська організація “Інститут-архів”», – разобрал Бисмарк. И тут же услышал приближающиеся шаги Кати. Успел сунуть письма в карман брюк прежде, чем девчушка вернулась в комнату.
– Вот, смотрите! – она протянула гостю фотографию, на которых седовласый и бородатый старик уверенно держал в руках удочку, сидя на деревянной лодке. За лодкой и рыбаком виднелся берег и домики, поднимавшиеся вверх от берега по волнистому холму. Между белыми и голубыми домиками устремлялись в небо ровнейшие кипарисы.
– Ничего себе! – вырвалось у Олега. – А сколько же ему лет?
– Сто восемь, – восторженно ответила Катя.
– Сто восемь? – недоверчиво повторил гость. – Люди столько не живут!
– Это смотря какие люди! – усмехнулась девчушка. – Мы бы без него обанкротились! Знаете, сколько тут отопление зимой стоит? Восемь тысяч в месяц!
– А он что, вам деньги присылает?
– Ага! – Катя кивнула.
– А когда же он в Грецию уехал?
– Ну лет тридцать назад!
– Тридцать лет назад? – хитро усмехнулся Бисмарк, глядя на Катю. – И ты его так хорошо помнишь? Сколько же лет тебе тогда было?
– Ну ладно, – махнула рукой девчушка. – Не видела я его никогда! Пошутила! Но черепки он раскладывал – бабушка рассказывала! И он точно жив! Я не вру!
– А можно я это фото на мобильник сфоткаю? Для книги? – попросил Олег.
– Фоткайте! – Катя пожала плечиками, потом поправила свой новогодний свитерок, подтянула книзу.
Олег сфотографировал старого археолога на рыбалке и опять перевел взгляд на девчушку.
– А что ж вы эти письма прадеду не пересылаете? – спросил он, кивнув на пачку.
– Первые письма бабушка отсылала, а потом он сказал, чтобы на хер их выбрасывали и не беспокоили его этой чепухой!
– Тогда почему не выбросили «на хер»?
– Бабушка не умеет выбрасывать. Она сказала, что когда он умрет, ей станет очень скучно и она будет все его письма перечитывать. Тогда и эти перечитает.
Внезапно прозвучавший рингтон «Охрана! Отмена!» заставил Бисмарка вздрогнуть. Катя вытащила из кармана рваных джинсов мобильник.
– Да, ба! – сказала она. – Уже! Хорошо! Не, я дома! Ну давай!
– Через десять минут придет, – спрятав телефон в карман, сообщила девчушка гостю.
Олег сразу понял, о ком речь.
– Мне пора, – засуетился он. – Уже опаздываю! В другой раз зайду! Бабушку как зовут?
– Ируся!
– Ты можешь у нее спросить: захочет ли она рассказать об отце для книги? – попросил Бисмарк. – И если да, то дашь мне знать! Вот мой телефон!
Он оторвал от списка с адресами и именами археологов свободный краешек бумаги и написал номер мобильного.
На улице капал дождь. Спускаясь с Печерска по Институтской, Олег пытался дозвониться до Адика, но тот с кем-то болтал. На Майдане Олег снова набрал своего «наставника».
– Ну че? – спросил тот, даже не поздоровавшись.
– Ты не поверишь! – затараторил Бисмарк. – Он жив! Ему сто восемь лет!
– Кто? Кому?
– Польский, тот, что первым в списке!
– Ты его видел?
– Нет, он давно живет в Греции!
На другом конце прозвенел смех Адика:
– Ты идиот!
– Сам ты идиот! – разозлился Олег. – У меня есть его фотография!
– Ладно! Давай встретимся! Могу к тебе зайти через полчаса!
– Я еще не дома! Давай через час! – более спокойным голосом предложил Бисмарк.
В подземном переходе кто-то играл на бандуре. Под кафельными стенами стояли местные бомжи. В воздухе витал запах пережаренных пончиков. Все это подгоняло Бисмарка, толкало его в спину. Он выскочил из перехода под дождь на другой стороне Майдана.
– А может, я действительно лох? – подумал, ускоряя шаг. – Девочка-то не подарок! И ЗНО, к тому же, провалила!
Глава 14
Львов, май 1941 Богдан Курилас. В НКВД угощают коньяком
Ваврик снисходительно рассмеялся, наклонился, вынул из стола бутылку коньяка и разлил по рюмкам. «Угадал мое желание?» – удивился Курилас и выпил рюмку одним духом, не смакуя. Полковник налил снова и сказал:
– Все же ваша узкая специализация сказывается. Вы знаете все о крестовых походах, но о Столетней войне, видимо, не все. Уже есть новейшие исследования о том, что сожгли не Жанну, а ведьму, которую выдали за Орлеанскую деву. Никто не видел, кого казнили, потому что на голове у нее был колпак. Я
