АПРК «КУРСК» ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТРАГЕДИИ - ВЛАДИМИР ШИГИН
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как знать, может быть, пройдет совсем немного времени, и новое поколение наших моряков прочтет книгу о Саше Гудкове, блестящем офицере российского флота, героически погибшем на самом взлете своей жизни и службы.
* * *Во время моего пребывания в Видяеве один из офицеров штаба дивизии подводных лодок, подойдя, протянул мне несколько листов бумаги.
— Посмотрите! — сказал он. — Это написал Сережа Тылик!
Вечером в местной гостинице «Урица» я прочитал стихи. Написанные, быть может, не слишком профессионально, они были по-юношески искренни и честны. Одно из них особенно поразило меня. Вольно или невольно, но в нем автор буквально предугадал свою страшную судьбу...
Я уходил тогда надолго, а ты осталась на причале.Но море синее и чайки навек с тобой нас повенчали.Всем нам в жизни тяжело: ты на берегу, я — в море.И осталось поделить меж девчонок горе.Сколько их, любимых, не дождались до конца,И домой им присылали горького гонца -Лист бумаги черно-белой со значками в поле.И отныне поселилось в нашем доме горе.Я ведь был таким красивым, молодым и сильным.А пришел домой в гробу. Пахнуло холодом могильным.И осталась ты вдовой в свои-то двадцать лет.Лишь мерцает тусклым светом траурный портрет...
Знакомясь с биографией Сергея, я вспомнил судьбу другого поэта-подводника, и от этого сравнения стало не по себе. В ноябре 1941 года на подводной лодке Балтийского флота Л-2 погиб лейтенант Алексей Лебедев. Как и Сергей Тылик, он тоже был штурманом. Ценя его талант, начальники предлагали Лебедеву остаться на берегу, но он был настоящим подводником и ушел в боевой поход. Незадолго до своей гибели Алексей Лебедев написал свое, пожалуй, самое знаменитое стихотворение:
...И если пенные объятья нас не отпустят в смертный часИ ты в конверте за печатью получишь весточку от нас,Не плачь! Мы жили жизнью смелой, умели храбро умирать.Ты на штабной бумаге белой об этом сможешь прочитать.Переживи внезапный холод. Полгода замуж не спеши.А я останусь вечно молод там, в тайниках твоей души.И если сын родится вскоре, ему одна стезя и цель,Ему одна дорога — море, моя могила и купель.
Как перекликаются эти строки с пророческими стихами Сергея Тылика, как схожи трагические судьбы двух поэтов-штурманов.
Сергей Тылик, как и старпом «Курска» Сергей Дудко, вырос в Видяеве. Отец Николай Григорьевич — капитан 1-го ранга, старый подводник. В свое время служил вместе с заместителем командира «Курска» по воспитательной работе капитаном 2-го ранга Шубиным.
После окончания училища подводного плавания Сергей снова в родном гарнизоне.
Из служебной характеристики старшего лейтенанта С. Н. Тылика: «Развито логическое мышление. Умеет и любит работать самостоятельно. Вежлив. Отзывчив. Настойчив в достижении поставленных целей. Способен отстаивать свою точку зрения. Любит ВМФ».
Да, он на самом деле любил флот и подводные лодки, среди которых прошло его детство, управлять которыми он учился в знаменитом Ленкоме и на борт одной из которых вступил после его окончания. Он о многом мечтал, ибо был романтиком, писал стихи о любви и море, о северных ветрах и женской верности, да, он о многом мечтал и очень многое так и не успел совершить.
Рассказывает капитан 1-го ранга Сергей Ежов: «Сережу Тылика знал со дня его рождения. С его отцом мы много лет служили бок о бок и дружили.
Сережа был большая умница. Всегда побеждал на всевозможных областных олимпиадах по физике и математике. Мог поступать в любой вуз, но выбрал флот. Очень порядочный, добрый и отзывчивый мальчик. В совершенстве владел компьютером. Сам составлял программы. Как истинный северянин, любил ходить за грибами и рыбалку. Все время вижу перед собой его улыбающееся лицо и не могу представить его мертвым...»
* * *С Женей Родионовой я познакомился в Видяево на поминальном вечере. Буквально через час мне надо было уезжать в Североморск. Договорились, что свои воспоминания о муже она пришлет мне письмом. И вот наконец пришел толстый конверт сразу с несколькими письмами. Женя написала сама, написала Мишина сестра, написали его друзья. Они писали честно и безыскусно, писали так, как было, как помнили. Наверное, никакой писатель не сможет так проникновенно рассказать о человеке, как те, кто его по-настоящему любил.
Капитан-лейтенант Сергей Фалеев написал письмо о друге и сослуживце в настоящем времени, для него Миша просто ушел в море: «Михаил младше нас по выпуску на год. Вместе с ним мы служили четыре года. Службу любит и этого не скрывает. Аккуратен во всем. Придерживается принципа: «Занимая должность, нужно знать все, что входит в твои обязанности». Поэтому изучает матчасть дотошно, иногда даже излишне. Постоянно стремится принимать решения исключительно самостоятельно, подчеркивая, что делает это на основе своих знаний. Если ошибается, то свое мнение хоть и неохотно, но меняет. Но если чувствует свою правоту, то спорит до последнего хоть с командиром. Очевидно, что хочет сделать карьеру офицера, в исключительно хорошем смысле этого слова. На «Курск» перевелся для приобретения опыта плавания в условиях боевой службы, который необходим для должности командира радиотехнической боевой части. Хорошо ориентируется в сложной обстановке. К друзьям и подчиненным требователен ровно настолько, насколько и к себе. Охотно помогает молодым сослуживцам в освоении матчасти. Недоволен, когда замечает пассивность и инертность. Хорошо воспитан. Это сразу же бросается в глаза...»
Я прекрасно помню Мишиного дедушку — капитана 1-го ранга Михаила Михайловича Четверякова, уважаемого всеми офицера-фронтовика, преподававшего в моем родном Киевском высшем военно-морском политическом училище. Мог ли когда-нибудь представить себе он, что сдающий ему очередной зачет старший курсант Шигин будет спустя двадцать лет писать книгу о его погибшем внуке? Мог ли подобное представить себе я, глядя на своего преподавателя? Как извилисты и необычны переплетения морских судеб, как узок и тесен наш флотский мир...
Об отце Миши Родионова я тоже слышал давно. Будучи севастопольцем, я всегда переживал за судьбу родного города. А потому, когда украинские власти начали «приватизировать» севастопольские военно-морские училища, я, как и все российские офицеры, с болью следил за разворачивающейся трагедией. Именно капитан 1-го ранга Олег Родионов, кубанский казак и боевой комбриг, прошедший Анголу, Йемен и Египет, совершил поступок, который под силу только настоящему офицеру. Начальник первого факультета отказался переприсягать Украине и подчиняться новоявленным самостийным начальникам. Прибывшему киевскому генералу он сказал прямо в лицо:
— Кто вы такой для меня? Вы можете нацепить хоть погоны американского маршала, я вам не подчиняюсь! Я российский офицер!
Несмотря ни на что он продолжал ходить на службу и командовать курсантами — теми, кто остался верен России, кого он учил быть людьми чести. Украинские власти уже уволили его со службы как «опасный элемент», а он все не мог бросить на произвол судьбы своих мальчишек. И они оставались преданными ему до конца. Даже когда новые начальники запретили пускать Родионова на территорию училища, ребята приходили вечерами к его дому и, стоя под балконом, хором кричали: «Олег Федорович! Мы с вами!»
Дослуживал капитан 1-го ранга Родионов до своего увольнения в запас в оперативном управлении Черноморского флота. Мне невозможно даже представить, чтобы в такой семье сын не брал пример с отца! Родионову-младшему тоже пришлось нелегко. Мальчишек — патриотов России травили и унижали, их провоцировали и отчисляли из училища, но они держались и верили, что нужны Родине и она их не бросит в беде. Доучивался Миша уже в училище имени Ленинского комсомола.
Из письма Жени Родионовой: «С Мишей мы познакомились летом на дискотеке в Севастополе, куда я пришла с девчонками. Потом долго бродили по городу, и Миша рассказывал о себе и о своей семье. В то время он учился в Ленинграде в училище подплава и был в отпуске у родителей. Потом мы стали встречаться, гуляли, ходили на пляж. Пришло время, и Миша уехал в училище. А зимой приехал и подарил мне плюшевого мишку. Сказал: «Это я тебе дарю себя!» В 1995 году он выпустился из училища, а я окончила школу. Опять разлука: Мишу направили в Видяево, я поступила в медучилище. А через год он забрал меня на Север. Сказал, что это проверка на прочность. Именно тогда я поняла, как правы те, кто говорит, что с милым рай и в шалаше. Хотя, честно говоря, у нас тогда и шалаша не было... Затем я вернулась домой. Вскоре Миша получил квартиру, которая была так запущена, что просто страх, сделал в ней ремонт. Руки у него были действительно золотые. Прошел еще год. Миша приехал в отпуск и сделал мне предложение. Свадьбу хотели сделать красивую, но отсутствие денег помешало. Мишины родители хотели помочь, но он отказался. Все хотел делать сам. Пришлось просто расписаться...»