Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - Коллектив авторов

Новое индустриальное строительство вносило коренные изменения в промышленную географию Сибири. За годы первых пятилеток здесь появились десятки новых, передовых, крупных предприятий. Число их по сравнению с дореволюционным периодом выросло в 10 раз и в 1940 г. достигло 5 тыс. Сибирская промышленность развивалась быстрее, чем союзная. Если за первые две пятилетки валовая продукция крупной промышленности СССР выросла в 5 раз, то Сибири – в 9. Ведущие позиции занимала тяжелая промышленность. На ее долю в предвоенный период приходилось более половины общего объема промышленного производства. В регионе появились предприятия военно-оборонной направленности. Среди них комбинат по производству снарядов в Новосибирске, завод по выпуску пороха в Кемерово, авиационные заводы в Новосибирске, Иркутске, Комсомольске-на-Амуре, Амурский судостроительный завод. Все они многократно расширили свою деятельность в годы Великой Отечественной войны и стали основой для развертывания многочисленных новых производств военной промышленности.

Индустриализация привела к значительному росту производительности общественного труда, увеличению темпов роста промышленности, росту доли ее в выработке валового продукта. Кроме того, она сопровождалась внедрением промышленных методов производства во всех отраслях, где происходила глубокая реконструкция на базе электрификации и новой техники. В общереспубликанской валовой продукции доля Сибири в 1937 г. по сравнению с 1913 выросла с 2,7 % до 5,1 %[78].

Эти впечатляющие успехи были достигнуты в основном за счет формирования государственной мобилизационной системы, главной целью которой являлась модернизация страны на базе индустриализации, ставшая самым значимым фактором роста экономического потенциала Сибири в 1930-е гг.

Производственные успехи вряд ли были достижимы без всеохватывающей политической и социальной мобилизации, которая происходила по всем направлениям и представляла собой процесс государственного воздействия на общественное развитие. Объявленный курс на «развертывание социалистического наступления по всему фронту» не мог опираться только на поддержку относительно узкого слоя коммунистов и комсомольцев. Существует немало доказательств существования энтузиазма широких народных масс, не утративших еще созидательный потенциал революции 1917 г. В российском обществе в 1930-е гг. явно присутствовало стремление радикально переустроить жизнь в стране, создать общество, основанное на идеалах справедливости и благоденствия, что вполне могло обеспечить политике ВКП (б) необходимую социальную опору и поддержку. Нельзя не отметить, что в значительной мере этот энтузиазм масс был продуктом мощной пропагандистской машины, созданной большевистской партией и советским государством, но он был своевременным и созидательным.

Частью мобилизационной системы в 1930-е гг. выступала широкая сеть информационно-пропагандистских мероприятий в виде многочисленных кружков политпросвещения, проведения лекций и познавательных бесед на предприятиях и по месту жительства. Всё более массовый характер приобретала доступность газет, радио, кино, театра. В рамках культурно-просветительной работы настойчиво внедрялись в сознание масс основные постулаты коммунистического учения, цели и задачи построения социализма в СССР. При этом в систему политического просвещения втягивались не только члены партии, но и беспартийные. Так, в Восточной Сибири по данным на март 1932 г. из 103 тыс. чел., занимавшихся в кружках партпросвещения, 68 тыс. чел. не являлись членами партии. А всего за 1930–1933 гг. через сеть партпросвещения прошло более 500 тыс. чел.[79].

Наличие широкой социальной поддержки политики советского правительства в 1930-е гг. стало основой для осуществления грандиозных планов модернизации и индустриализации, создания нового общества. Можно сказать, используя определение Л. Н. Гумилева, что население России в первой трети ХХ века находилось в «пассионарном» состоянии, которое открывало возможности руководству страны решительно взять курс на создание совершенно нового типа социальных отношений, обозначенный как «строительство социалистического общества».

Как и в предшествующее десятилетие, в 1930-е гг. в центре всей общественно-политической жизни находилась большевистская партия, обладавшая широкими организационными возможностями в виде многочисленных местных комитетов, кадров парторганизаторов, разного рода уполномоченных, а также сети низовых партийных ячеек. Через них советское руководство проводило в жизнь «генеральную линию» партии, добиваясь исполнения важнейших решений производственного, социального и идеологического характера, поддерживая высокий уровень централизованного управления страной.

В конце 1920-х гг. в Сибири деятельностью партийных структур руководил Сибкрайком ВКП (б). Позднее он был преобразован и разделен в соответствии с новым административно-территориальным устройством. Состав крайкома (несколько десятков человек) формировался путем открытого голосования делегатами общекраевой партийной конференции, а затем уже избранные члены крайкома выбирали из своего состава постоянно действующий рабочий орган – бюро (15–18 чел.) и секретарей крайкома. Стоит подчеркнуть, что кандидаты на пост первого секретаря, а также его заместители выдвигались не местной партийной организацией, а аппаратом Центрального Комитета ВКП (б), затем работали под его непосредственным контролем. Так, с 1930 по 1937 гг. деятельность Западно-Сибирского крайкома возглавлял Р. И. Эйхе, Восточно-Сибирского – Ф. Г. Леонов, затем М. О. Разумов. Все они были назначенцами из Москвы.

Бюро крайкома и его первый секретарь олицетворяли высшую политическую власть в регионе. Под их непосредственным руководством действовал разветвленный партийный аппарат, построенный по территориальному и производственному (отраслевому) принципу. Важнейшим его звеном являлись райкомы ВКП (б), руководившие работой всех советских и партийных учреждений на местном уровне. Нижнюю ступень представляли первичные партячейки и их секретари. Их основная функция заключалась в практической реализации партийных директив в низших звеньях государственной экономики и управления. На наиболее напряженных участках политическую работу в промышленности, на транспорте и в сельском хозяйстве осуществляли особые партийные органы – политотделы, выступавшие в роли инструментов прямого контроля и управления со стороны центральной власти в этих отраслях. Они действовали в течение ограниченного периода времени, например, в сельском хозяйстве в 1933–1934 гг. На особо важных для экономики страны предприятиях и индустриальных новостройках назначались парторги ЦК, которые одновременно являлись секретарями бюро парткомов крупных партийных организаций.

Все элементы советской политической системы, так или иначе, становились частями единого государственного мобилизационного механизма, призванного исполнять директивы руководства ВКП (б). Формально по Конституции СССР органами государственной власти оставались Советы, но практически они были оттеснены на второе место. Основные общественные институты и организации – такие как профсоюзы, комсомол, кооперация и др. не имели возможностей для своего самостоятельного развития. Они постепенно становились частью государственной системы управления и должны были работать в общем русле выполнения политических и хозяйственных планов, участвовать в пропагандистском обслуживании их реализации и т. п.

Общая система государственного управления в СССР в 1930-е гг. становилась всё более централизованной. В Сибири основой для этого являлись перманентные административно-территориальные преобразования, которые открывали всё более значительные возможности для контроля центральной власти за региональными администрациями, уменьшали их стремления к автономии и отстаиванию местнических интересов. Таким образом, выстраивалась властная вертикаль от центра к регионам, которая стала стержнем мобилизационной системы и способствовала её эффективной работе.

Высказываемые в 1920-е гг. идеи региональной экономической самостоятельности, комплексного территориального размещения производства на базе научного районирования, уже в принципе не могли быть реализованы, так как у региональных властей уже не стало тех властных полномочий, которые позволяли бы решать что-то самостоятельно. Активно продвигались в жизнь принципы единоначалия и так называемого демократического централизма, которые изначально отвергали любую экономическую и тем более политическую самодеятельность на местах.

В этой ситуации всё слабее мог проявляться субъективный фактор, определяющий самостоятельность и творчество в экономическом развитии. Мобилизационные механизмы в государственном управлении должны были его подавлять. Для успеха мобилизационных мероприятий, предложенных центральной властью, исполнители должны быть так или иначе унифицированы. Это достигалось своеобразным подбором кадров для всех ступеней государственного и хозяйственного управления, созданием, так называемых, номенклатурных рядов, в которые попадали только проверенные и преданные руководству государства люди, в котором также происходил соответствующий главной мобилизационной стратегии отбор. В результате в числе организаторов и одновременно исполнителей мобилизационных решений оказывались часто жесткие, целеустремленные, и бескомпромиссные люди, способные ради дела жертвовать не только своим здоровьем и личной жизнью, но и требовать этого от других. Все, кто не соответствовал этим требованиям, должны были в лучшем случае отходить от дел. В худшем, наиболее твердо отстаивающие свои принципы, отличные от государственной доктрины, могли быть объявлены «вредителями» и врагами советской власти с соответствующими для них последствиями.