Легион Альфа - Ф. Ришар-Бессьер

Именно в этом заключался весь драматизм его положения.

В эту ночь он решил остаться в гостиной, отказавшись от мысли даже на мгновение пройти в отведенную ему спальню. Он не хотел вновь подвергнуться галлюцинации, вероятно, такой же неизбежной, как и во все прочие ночи.

Он использовал порцию энергетических таблеток, отрегулировал систему электронных стимуляторов и закончил отчет о проделанной за день работе.

То была его новая победа над самим собой.

Глава 13

В последующие три дня ничто не мешало киборгам спокойно продолжать их ремонтные работы.

После сокрушительного поражения во время последней битвы хорелии, видно, растеряли весь свой боевой пыл. Во всяком случае, ни одна из них не отважилась показаться вблизи виллы.

Не повезло, однако, с погодой. Мелкий моросящий дождичек сменился мягким снегопадом, накрывшим мертвый город непорочно белым саваном.

Снег все шел и шел, и это вынудило киборгов провести расчистку подступов к аэроджету от начавших образовываться заносов. В который уже раз легионеры поворчали по поводу природных стихий внешнего мира, от разгула которых они у себя в подземелье давно уже отвыкли.

Маршал отправился на наблюдательный пост на крышу дома, а Ковач присоединился к остальным легионерам.

Укутавшись в дряхлое латаное-перелатаное пальто, он со снисходительной улыбкой бросил своим новым друзьям:

— Придется вам привыкать к этому. Именно такого рода жизнь вели ваши предки с древнейших времен, задолго до вас.

— Наши биологи все это предусмотрели, — слабо улыбнулся в ответ Перкинс. — Видно, в природе изначальных элементов Вселенной заложено, что человек должен постоянно развиваться, обгоняя свое прежнее состояние.

— Точно. Примерно так говорил и Лукреций, но эта эпикурейская установка заставляет задуматься… Идеальный человек, о котором вы говорите, будет уже не человеком, а чем-то другим…

— Киборгом.

Ковач покачал головой, вздохнув:

— Не исключено, что и киборгом, но вы никогда не будете в контакте с природой, источником самой жизни.

Он долго всматривался в окрестности, а затем, словно для себя самого, тихо продолжил:

— Нет, вы не сможете этого понять… Эх, если бы вы знали эту местность раньше… Она была чудесной… Особенно весной… Кругом цветы и набухшие почки на деревьях, под ногами — шелковистая изумрудного цвета трава, подернутая кисеей из капелек росы по утрам, сверкавшей при первых лучах солнца не хуже бриллиантов. А как сладостно пахло! Вы даже представить себе не можете, до чего все это было здорово! На берегу речушки танцевали под скромный оркестрик или под какой-нибудь музыкальный автомат. Французы называли это «повеселиться в загородном кабачке». Ах, эти чудные ресторанчики прошлого! В них так вкусно пахло картофелем во фритюре, за столами оживленно обсуждали последний футбольный или бейсбольный матч… а хозяин заведения звонко покрикивал: «Поспешим, господа! Делайте ставки, у меня наиточнейшие сведения насчет того, кто войдет в тройку победителей на лошадиных скачках в пять часов…»

Ковач вдруг громко расхохотался, потом, нагнувшись, набрал в костлявую, высохшую ладонь пригоршню снега и протянул руку Перкинсу. В его блуждавшем где-то вдали от этого мира взоре читалось глубокое волнение.

— Видите, — воскликнул он. — Он… он ничуть с тех пор не изменился!

Пожав плечами, он метнул снежок вдаль.

— Теперь мы, люди, стали тут чужаками.

В этот момент Перкинс, возможно, впервые ощутил ту безмерную печаль и боль, которые должен был испытывать этот полный достоинства и благородства старик, оставшийся единственным человеком из того мира, что канул в вечность и был отличен от того, что он знал.

И уж точно ему, Перкинсу, не суждено понять этого мира!

Вышедший из корабля Смит испустил победный клич.

— Командир, кажется, дело на мази. Мне удалось починить каналы подачи топлива. Осталось лишь проверить несколько стыков и…

Он не успел закончить фразу: с крыши раздался душераздирающий крик.

Все разом обернулись и в ужасе застыли, оцепенев от открывавшегося из взорам кошмарного зрелища.

На крыше дома гигантская хорелия обрушилась на Маршала, обвив его своими нервными буравчиками-щупальцами.

Тесно переплетясь, человек и растение отчаянно боролись друг с другом в каком-то почти сверхъестественном напряжении сил, скатываясь по пологому склону крыши.

Перкинс и его товарищи инстинктивно выхватили оружие, но мгновенно поняли, что использовать его невозможно без риска попасть в несчастного физика, сопротивлявшегося противнику, словно одержимый.

Они уже бежали к нему со всех ног, чтобы оказать помощь на месте, но Маршал сорвался с крыши вместе с намертво оплетшим его чудовищем.

С отвратительным стуком тело легионера ударилось о землю.

Киборги бросились к нему, но было уже поздно. Щупальца хорелии сделали свое дело, раздробив легионеру кости. Сейчас тот выглядел как безжизненная с вывихнутыми конечностями кукла, распростертая на разодранном в клочья венчике растения-убийцы.

Когда Перкинс склонился над ними, оба были уже мертвы.

Стремительно вскочив, командир тут же распорядился:

— Быстро, обежим вокруг виллы.

И он устремился к садику с оружием в руках, обшаривая глазами окрестности. Но все было спокойно.

В своем загоне прирученные хорелии будто взбесились, хотя и оставались на своих местах. Они исступленно щелкали листьями, и этот резкий звук напоминал клацанье чудовищных челюстей.

Перкинс встретился с Круппом, Смитом и Ковачем позади дома.

Те также не заметили ничего подозрительного. Их окутывала полная, до звона в ушах тишина. Лишь продолжали беззвучно падать на землю густые хлопья снега.

Крупп показал на довольно глубокую борозду в земле, которую ещё не успела прикрыть пороша.

Не было сомнений в том, что это след, оставленный подползшей к их укрытию хорелии-камикадзе. Затем она подтянулась по стене здания и неожиданно для ничего не подозревавшего Маршала возникла перед ним.

Ясно, что именно так все и должно было произойти.

И совершилось это так быстро… так стремительно.

Они вернулись к тому месту, где по-прежнему лежало тело Маршала. Но разводить дискуссию на тему о печальной участи, выпавшей на долю их товарища, у них не было времени.

Возникла очевидная угроза их существованию, способная совершенно неожиданно проявиться в любой момент.

Следовало действовать как можно скорее, и Перкинс решил похоронить беднягу немедленно.

Им пришлось перерезать буравчики-щупальца и стебель, плотно охватившие Смита, чтобы полностью вызволить его тело из ужасного плена.

Смит и Крупп принялись копать могилу рядом с той, где покоился Диас. Перкинс тем временем увлек Ковача в сад.

— Она явно пожертвовала собой, чтобы уничтожить одного из нас, — глухо произнес он.

Ковач поднял глаза к небу, его губы что-то беззвучно шептали. Было ясно, что он молился за упокой души усопшего.

Но Перкинс настойчиво продолжал развивать свою мысль:

— Объясните, однако, каким образом хорелия смогла добраться до дома?

— Снег, — просто пояснил ученый.

Перкинс вздрогнул:

— Ну конечно же, в этом вся разгадка. Снег… нам следовало подумать об этом заранее… Он же является пищей для их корней, так что в этих условиях они могут достать нас, когда им заблагорассудится.

И он внезапно вспылил, дав волю обуревавшему его гневу, вызванному чувством беспомощности:

— Это все мерзкая погода виновата… всякая сыплющаяся сверху дрянь и гадость…

Но он быстро взял себя в руки и тяжело вздохнул. Перкинс был на пределе своих моральных и физических сил.

— Эх, продержаться бы нам ещё несколько часов… всего-навсего, процедил он сквозь зубы.

Подошедший к ним Смит был настроен более оптимистично. По его словам, ремонт успешно подходил к концу и они вполне могли надеяться на проведение испытаний к середине дня.

В сущности, оставалось состыковать несколько узлов, что не представляло никакой трудности.

Значит, прочь уныние и сомнения. Смит и Крупп с удвоенной энергией принялись за работу, а Перкинс и Ковач с оружием на боевом взводе несли вахту около аэроджета.

Медленно тянулся час за часом. Все были на взводе, даже Ковач.

Наконец Смит объявил, что все в порядке, но для полной уверенности в том, что они смогут успешно долететь до своей шахты, требовалось провести хотя бы короткое испытание.

Перкинс не возражал, и молодой пилот занял место в рубке управления. Остальные вошли в дом.

Было условлено, что во время полета Смит будет держать постоянную связь с виллой, чтобы передавать свои впечатления о состоянии систем корабля.