Майерлинг - Клод Анэ

Рудольф оставался неподвижен. Все, что он услышал от эрцгерцога, он говорил себе сотни раз. Но для него эти слова так и оставались словами. И вдруг теперь они приобрели конкретную реальность. В этой квартире находились приведенные его кузеном незнакомцы. Он не мог думать ни о чем другом. Гнев снова вскипал в душе. „Как они со мной обращаются?“ – спрашивал он себя.

– Кто там находится? – резко бросил он. – Сейчас я не хочу обсуждать твои идеи. Я хочу знать, кто эти люди.

Эрцгерцог пожал плечами.

– Ты Действительно настаиваешь? Это офицеры. Думаю, что с некоторыми ты знаком. Если желаешь, я приглашу их одного за другим в эту комнату. Вы сможете побеседовать.

– Я не хочу их видеть! – Вскричал в отчаянии принц. – Я только хочу знать их имена.

На этот раз эрцгерцог решил сменить тон. Подчеркнуто холодно он сказал:

– А вот этого я тебе не скажу. Рудольф угадал тайную мысль своего кузена. С угрожающим видом он двинулся к нему.

– Ты позволяешь себе…

Иоганн Сальватор не двигался с места.

– Мне кажется, ты теряешь голову, – сказал он. – Возвращайся к себе. Воздух Хофбурга больше тебе подходит. Здесь тебе нечего делать.

Принц побледнел. Он поднял руку. Собирался ли он ударить своего кузена?.. Но сдержался, сделал несколько шагов и упал в кресло.

Наступила долгая тишина. Рудольф не поднимал глаз. Как в кошмаре, он видел глубокую яму, в которую падал, постепенно увязая в удушливой тине… Другая картина возникла перед его закрытыми глазами. В хорошо знакомом ему кабинете Хофбурга – офицер с револьвером в руке, офицер, похожий на него как две капли воды… Из соседних комнат и коридоров доносится сильный, но неотчетливый шум. Моментами можно расслышать: „Да здравствует император Рудольф!“ А офицер, наклонясь к старику с побелевшим лицом, протягивает лист бумаги и требует: „Подписывай!“ Рудольф вздрогнул, настолько реальной была представившаяся ему картина.

– Невозможно! – воскликнул он.

Звук собственного голоса заставил его подскочить. Он выпрямился, открыл глаза. Опершись локтями о стол, закрыв голову руками, Иоганн Сальватор сидел, не шевелясь. Рудольф поднялся, подошел к нему, мгновение колебался, потом ласково положил руку на плечо ушедшего в себя кузена. Иоганн Сальватор поднял голову, и Рудольф увидел полные слез глаза. Он с трудом справился с охватившим его волнением и, потрясенный, сказал:

– Ты прав, Ганни, я ничего не стою.

И, добавив едва слышно: „Я прошу у тебя прощения“, – он обнял эрцгерцога.

– Если так, уеду, – сказал Ганни. – Ты возвращаешь мне свободу распоряжаться собой.

– Так будет лучше, – ответил Рудольф. – Я завидую тебе…

Минуту спустя он подходил к экипажу, который ждал его на углу соседней улицы.

– К „Захеру“, – бросил он кучеру, – и побыстрей.

IV

ОТРЫВНЫЕ ЛИСТЫ ОКТЯБРЬСКОГО КАЛЕНДАРЯ

У Захера

Быстрыми шагами он прошел коридор, ведущий в отдельные кабинеты ресторана Захера. Метрдотель едва успел посторониться. Открылась дверь. На него пахнуло смесью ароматов женских духов, цветов и вин. Сидящие на диванах гости поднялись.

– Мы ждали вас, монсеньор, и поэтому не начинали. – Послышался веселый и громкий голос графа Ойоса. – Думаю, вам знакомы эти прекрасные создания, – добавил он, кивнув на двух хорошеньких девушек, уже сделавших себе имя в театре оперетты. – А вот и Маринка.

Он указал на молодую хрупкую женщину, державшуюся несколько в стороне, со смуглым лицом, удлиненными глазами и блестящими черными волосами, туго стянутыми на маленькой головке.

– Она родом с юга России, – продолжал граф, – но осела в нашей Буковине и сносно говорит по-немецки.

Рудольф взглянул на цыганку. Она показалась ему ничем не примечательной, но он дружески ей поклонился и протянул руку человеку средних лет, с обветренным лицом и уже седыми висками. Это был его кузен и постоянный компаньон по развлечениям и охоте, принц Филипп Кобургский.

– А теперь, друзья мои, за стол, – сказал Рудольф. – Займемся наконец серьезными вещами. Надо выпить. Дайте мне водки, Ойос, я выпью за здоровье Маринки.

Он залпом осушил бокал и попросил вновь его наполнить.

Поздно ночью цыганка начала петь. По его просьбе погасили половину свечей, освещавших салон. В помещение вошел бледный человек с миндалевидными глазами, в тесной куртке, с гитарой в руках. Опершись о стену, запрокинув голову и устремив взгляд вдаль, цыганка, казалось, витала где-то далеко. Глубина ее голоса поражала. Манера исполнения, присущее ей чувство ритма делали уже порядком затасканные мелодии по-новому волнующими. Она пела и цыганские, и русские песни, глубоко проникавшие в душу; даже их радостные мотивы приобретали трагический оттенок.

Как это совпадало с состоянием больной души Рудольфа в тот вечер! Сердце его разрывалось. Как мог он жить дальше после последнего разговора с Ганни? Он оплакивал едва возникшее и уже навсегда потерянное счастье… Но голос Маринки приносил неземное облегчение, отрешенность. „Наркотик из недр Индии“, – думал он и не давал ей передохнуть. Когда она наконец умолкла, Рудольф привлек ее к себе, взял за руку. Они долгое время сидели молча. Вдруг она наклонилась к принцу, коснулась губами его лба и произнесла по-русски:

– Бедный!

– Что это означает? – спросил Рудольф. Она не ответила. Никто не знал значения этого слова.

– Это по-русски, – сказал Ойос. – Из их языка я знаю только слово „ничего“ и не вполне уверен, правильно ли понимаю его смысл.

Визит императрицы

В то утро, в девять часов, Лошека, наводившего порядок в салоне, соседнем со спальней принца, ожидал сюрприз. Дверь отворилась, и он увидел императрицу. Одетая в черное, с веером в руке, она была одна. Еще никогда не приходила она к сыну. Не менее удивительным было и то, что ее никто не сопровождал. Особенно поразило старого слугу, проведшего в Хофбурге более тридцати лет, – как она смогла без слуг, без фрейлин преодолеть длинный путь из своих апартаментов до комнат Рудольфа.

Легкой и быстрой походкой, сохранившейся у нее, несмотря на возраст – ей было уже за пятьдесят, – она приблизилась к Лошеку, который не переставал отвешивать поклоны.

– Мой сын у себя? – спросила императрица.

– Его Высочество на аудиенции в зале приемов, – ответил Лошек. – Если Ваше Величество желает, я пойду предупредить принца.

– Нет, я не хочу его тревожить, – сказала императрица. – Я пришла поговорить с тобой, Лошек.

Старик недоуменно смотрел на нее, не в силах понять смысла происходящего. Императрица продолжала:

– Как он себя чувствует, Лошек? Ты всегда жил рядом с ним и знаешь его так же хорошо, как и я. Последнее время он плохо выглядит. Быть может, он немного простудился? Или переутомлен?