Я – истребитель - Владимир Поселягин

Третья пуля вызвала фонтанчик крови на спине немца, видимо я попал в другое пулевое отверстие, и свалила его на колени, однако он продолжал ползти:

— Да что ж это такое????

Немец затих только после пятого выстрела.

Зарядив третий и последний магазин. Я побежал собирать хабар.

— А я думал ты действительно сдаваться идешь. Думал все, сейчас шлепну гаденыша, а тут вон оно как, — сказал вдруг сзади чей-то смутно знакомый голос.

Держа в руках снятую кобуру с маузером, часы, и документы командира, я быстро обернулся. У танка стоял сержант Слуцкий, и чуть насмешливо смотрел на меня. Из близких кустов выглядывали еще два знакомых лица.

— Вот так всегда, только добуду трофеи, так сразу толпа набежит, — только и сказал я от неожиданности, услышав в ответ громкий смех. Смеялся сержант, смеялись парни, смеялся я. Это была какая-то психологическая разрядка, после такого трудного и тяжелого дня.

«Стоп. А ведь они все видели от начала до конца! И не помогли? Что это значит? Проверка? Свой-чужой? О-о-очень интересно!» — я перестал смеяться и с подозрением посмотрел на сержанта.

Видимо мои мысли отразились на лице, потому что сержант подавил улыбку, и серьезно посмотрев на меня, сказал:

— Удивляешься почему не помогли? Строгов, да и Тонин считают что ты не тот за кого себя выдаешь, даже подумывать начали…

— Что я на немцев работаю? — с кривой улыбкой спросил я, продолжая стоять на месте.

— Ну да. Думаю, сейчас подозрения на этот счет рассеются, но кто ты все равно непонятно. Ты конечно извини, но твоя версия шита белыми нитками. Так-то.

— Непонятно. Если бы я наврал, то все бы поверили, да? Но я сказал чистую правду, как бы она нелепо ни звучала. Прими это как данность.

— Ладно, не до этого сейчас уходить надо. Ты зачем вообще на них напал. Только не надо мне говорить, что из-за оружия, — спросил он, кивая на маузер.

— Жрать охота, — честно сказал я, вызвав новый смех в кустах.

— Хороший ответ. Ладно, собираемся отходим. Демин, настороже, остальным собирать трофеи.

Из кустов вышли трое бойцов, два из которых мне были хорошо знакомы. Один встал посередине дороги и активно крутил головой, прислушиваясь. Другой стал собирать оружие у лежащих танкистов и последний, незнакомый, полез в танк. Документы всех немцев я забрал себе, убрав их в планшет, как и две из десяти банок тушенки и одну пачку галет. Также мне досталась одна фляжка со шнапсом, не пить – для дезинфекции раны.

Оружие, три автомата, пистолет, и снятый с классической тройки пулемет, они забрали себе. Видимо сержант посчитал что маузер и так ценная добыча. Я в принципе был не против, и так хватало тяжести таскать на себе.

— Ты ранен? — спросил сержант увидев кровь у меня на спине.

— Да. Осколок пробороздил спину. Рана не глубокая, просто неприятная, постоянно беспокоит при резких движениях.

— Перевязался?

— А как? Не видно же. Если только поможете?

— В лагерь придем, а уж там, — согласился он.

— Упырев, что там? — крикнул сержант тому бойцу, который продолжал возиться внутри танка.

— Сейчас товарищ сержант. Тут еще гранаты есть и гармонь.

И действительно через некоторое время он стал подавать гранаты, численностью десять штук и аккордеон. Одну из гранат я немедленно прибрал себе, как и музыкальный инструмент.

— Умеешь? — спросил сержант, кивнув на аккордеон.

Я молча продемонстрировал. Накинув ремни на плечи, сыграл пару аккордов «Финской польки».

— Добро, — кивнул он.

Намотав ремень вокруг кобуры, я убрал маузер в вещмешок к тушенке и галетам. Туда же сунул и фляжку со шнапсом. После чего перезарядил магазины последними патронами, закинул вещмешок на плечи, как и аккордеон. Поправив термос, я повел плечами, и поморщившись от боли в спине, сунул за пояс гранату и вопросительно посмотрел на сержанта.

Нагрузив меня дополнительно тремя лентами к пулемету, мы тяжелой походкой зашагали к лагерю, который был в трех километрах от танка. Танк сержант жечь не стал. Сказал что дым быстрее привлечен к нам внимание.

— Вот, товарищ капитан, нашел пропащего, — сказал Слуцкий капитану Климову. Мне хватило одного взгляда на капитана, чтобы понять. Не жилец. Кровавые пузыри на губах, показывали, что пробито легкое. Капитан знал, что осталось ему немного, поэтому взгляд его был спокойный, какой-то отрешенный.

С усилием кивнув, он посмотрел на меня, слушая тихий доклад сержанта склонившегося к его уху. Пока они разговаривали, я отдал пулеметные ленты подошедшему бойцу, и осмотрелся.

«Бля! Девять человек! Всего девять человек из пяти десятков бойцов и командиров!»

Считая меня, то уже десять, но это не радовало. Трое были тяжелыми, видимо дошли сюда силой воли и на адреналине. Но дальше они уже не ходоки, это считая капитана.

Из знакомых тут были: Слуцкий, Демин. Курмышев с пулевым ранением в ногу, не ходок. Капитан Климов, с ранением в грудь. И один из летчиков, из тех, с которыми я познакомился вместе с авиамехаником.

Бойцы уже вскрывали банки с тушенкой, и доставали галеты, есть хотелось всем.

Сержант закончил доклад, и встав подошел ко мне.

— Чего стоишь? Присаживайся где-нибудь. Как стемнеет, выдвигаемся, и идем дальше, так что отдыхай и набирайся сил.

— Товарищ сержант, мне бы перевязаться?

— Ах ты черт, совсем забыл. Давай, садись на тот ствол поваленного дерева и раздевайся, я за бинтами, они у Демина есть.

— Не нужно товарищ сержант. У меня все есть, — остановил я его.

Сержант быстро и профессионально обработал мою спину, щедро поливая ее шнапсом, потом что-то выковыривал у меня в спине, после чего показал маленький осколок, и еще раз обработав, стал ловко перевязывать пропуская изредка бинт через плечо.

— Ну все. Готово.

— Спасибо товарищ сержант. Я смотрю, тут уже поужинали, как вы? Мне компанию не составите? — спросил я у него, решив таким макаром расплатиться за перевязку.

Слуцкий был не против. Поэтому мы открыли одну банку на двоих и съели все галеты, запив их остатками шнапса. Последнюю банку с тушенкой я оставил как НЗ.

— Товарищ сержант, а что с ранеными будем делать? — задал я интересующий меня вопрос.

Поиграв желваками на скулах, Слуцкий ответил. С ранеными остаются двое бойцов, которые будут о них заботиться, остальные идут дальше.

«Правильное решение. В том цейтноте, в котором мы находимся, это единственное правильное решение», — подумал я, и вслух сказал то же самое.

— Это капитан решил. Но ты прав, я тоже согласен с этим. Нужно как можно быстрее доставить этот портфель к нашим.

Пока не стемнело, я, одевшись в подсохшую одежду, побродил вокруг, мне нужен был источник чтобы наполнить термос и флягу водой, кто его знает, когда еще будет возможность. Один из бойцов рассказал, что когда бежал по лесу свалился в какой-то овражек с водой, и показал направление. Слуцкий услышав куда я иду, тут же нагрузил меня свободными фляжками, то есть дал еще две штуки.

В Белоруссии проблем с водой никогда не было, тем более в таком районе, где везде болота. Так что овражек я нашел быстро, как и текущий по нему ручеек. Попробовав воду на вкус, я определил что она нормальная, пить можно. После чего набрав воды, и вернувшись в лагерь, лег отдохнуть, ожидая подъема, но отдохнуть мне не дали.

Подошедший Слуцкий, присел рядом и тихо попросил:

— Сыграй нам что-нибудь. Людям это нужно.

— Хорошо, — кивнул я. Встав, подхватил инструмент, и заняв удобное место посередине лагеря чтобы все меня слышали, откинул стопоры, и начал играть.

На что-нибудь веселое у меня не было настроения, поэтому я играл спокойные мелодии в основном из репертуара своего любимого певца Расторгуева.

А на сердце опять горячо, горячо,И опять и опять без ответа,А листочек с березки упал на плечо,Он, как я, оторвался от веток

Посидим на дорожку, родная с тобойТы пойми, я вернусь, не печалься, не стоит.И старуха махнет на прощанье рукойИ за мною калитку закроет

Отчего так в России березы шумят,Отчего хорошо так гармошка играет,Пальцы ветром по кнопочкам враз пролетят,А последняя, эх, западает.

После «Березы» я спел без музыкального сопровождения «Коня». Потом «Ребята с нашего двора», заменив Гагарина на Чкалова, «Улочки московские», «Ты неси меня река». Учитель, что учил меня играть на гитаре, – не тот который на аккордеоне, – сказал:

«Играешь ты хорошо, можно сказать отлично, но мастером не станешь никогда, нет в тебе этой жилки, но вот поешь… Развивай – у тебя талант!»

Я запомнил его слова, и не бросил, – всегда охотно откликался, если меня просили на какую-нибудь вечеринку прихватить гитару или аккордеон.