Творения - Иустин Философ

6. — Мне нет дела, отвечал старец, до Платона и Пифагора, и вообще ни до кого, разделявшего их мысли. Но истина вот в чем: ты узнаешь это из следующего. Душа или сама есть жизнь, или только получает жизнь. Если она есть жизнь, то оживотворяет иное что–либо, а не самое себя, так же как движение движет скорее иное что–либо, чем само себя. А что душа живет, никто не будет отрицать. Если же живет, то живет не потому, что есть жизнь, а потому, что причастна жизни: причастное чего–либо различно от того, чего причастно. Душа причастна жизни, потому что Бог хочет, чтоб она жила, и поэтому может перестать некогда жить, если Бог захочет, чтоб она не жила более. Ибо душе не свойственно жить так, как Богу; но как человек существует не всегда, и тело его не всегда соединено с душою, во когда нужно разрушиться этому союзу, душа оставляет тело и человек уже не существует, так и от души, когда нужно, чтобы ее более не было, отнимается жизненный дух, и душа уже не существует, а идет опять туда же, откуда она взята.

7. — Какому же учителю, спросил я, — человек может довериться или откуда ожидать помощи, если нет истины и у этих философов?

— Были некогда люди, которые гораздо древнее кого–либо из этих почитаемых за философов, — люди блаженные, праведные и угодные Богу, которые говорили Духом Святым и предсказали будущее, которое и сбывается ныне: их называют пророками. Они одни и звали и возвестили людям истину, не смотря ни на кого, не боясь, не увлекаясь славою, но говорили только то, что слышали и видели, когда были исполнены Святого Духа. Писания их существуют еще и ныне, и кто читает их с верою, — получит много вразумления относительно начала и конца вещей, равно как и того, что должен знать философ. Они в своих речах не пускались в доказательства, ибо они выше всякого доказательства, будучи достоверными свидетелями истины; самые события, которые уже совершились и которые теперь еще совершаются, вынуждают принимать их свидетельство. Также ради чудес, которые совершили, Они заслуживают веры, потому что прославляли Творца всего, Богом Отца, и возвещали о посланном от Него Христе Сыне Его; чего не делали и не делают лжепророки, исполненные духа лжи и нечистоты: последние напротив осмеливаются совершать некоторые чудеса для изумления людей и распространяют славу духов лжи и демонов. Но ты прежде всего молись, чтобы открылись тебе двери света, ибо этих вещей никому нельзя видеть или понять, если Бог и Христос Его не дадут разумения.

8. Сказавши это и многое другое, что повторять теперь не время, старец удалился, внушая мне размыслит об его словах, и я более не видал его. Но в сердце моем тотчас возгорелся огонь, и меня объяла любовь к пророкам и тем мужам, которые суть други Христовы; и, размышляя с самим собою о словах его, я увидел, что эта философия есть единая, твердая и полезная. Таким–то образом сделался я философом. Желал бы я, чтобы и все были одних мыслей со мною и не отвращались от учения Спасителя; ибо оно внушает какой–то страх и владеет силою поражать тех. которые совратились от истинного пути, и вместе служит сладчайшим успокоением для тех, которые живут по нему. Поэтому, если сколько–нибудь заботишься о самом себе и желает своего спасения и уповаешь на Бога, ты теперь удобно можешь, если не чуждаешься труда, познать Христа Божия и, сделавшись совершенным учеником, достигнуть блаженства. При этих словах. любезнейший мой, спутники Трифона засмеялись, а сам он улыбнувшись сказал:

— Я одобряю иное из того, что ты говорил, и удивляюсь твоей ревности о божественном, но лучше было бы тебе следовать философии Платона или кого другого и жить в подвиге терпения, воздержания и целомудрия, нежели обольщаться ложными словами и следовать людям ничего не стоящим. Ибо когда бы ты оставался верен тем философским началам и жил не укоризненно, то оставалась бы еще надежда лучшей участи; но теперь, когда ты оставил Бога и возложил свою надежду на человека, какие средства спасения остаются для тебя? Поэтому, если хочешь послушаться меня (ибо я смотрю уже на тебя, как на друга), то сперва прими обрезание, потом, как узаконено, соблюдай субботу и праздники и новомесячия Божии и вообще исполняй все, написанное в законе, и тогда, может быть, тебе будет милость от Бога. Что же касается Христа, если Он родился и находится где–нибудь, то Он неизвестен другим и ни сам себя не знает и не имеет никакой силы, доколе не придет Илия, не помажет и не объявит Его всем. А вы, христиане, приняли ложный слух и вообразили себе какого–то Христа и ради Его так безрассудно губите вашу жизнь.

— Извинительно тебе, человек, возразил я, и да простится тебе это: ты говоришь чего не знаешь; следуешь учителям, которые не разумеют писаний, и наугад говоришь, что ни придет тебе на ум. Если же тебе угодно принять доказательства того, что мы не увлечены в заблуждение и не перестанем исповедывать Христа, хотя бы за это падали на нас всякие оскорбления от людей и самый жестокий тиран принуждал нас к отречению: то докажу тебе, если ты здесь останешься, что мы поверили не пустым басням и не бездоказательным словам, но учению, которое исполнено Святого Духа и изобилует силою и благодатью.

На это опять засмеялись спутники Трифона и подняли неприличный крик. Тогда я встал и был готов уйти от них; но Трифон взял меня за одежду и сказал, что не отпустит меня, доколе я не исполню своего обещания.

— Так не позволяй твоим товарищам, отвечал я, так шуметь и вести себя неприлично; но если хотят, пусть слушают молчаливо, или оставят нас, если у них есть дело более важное; а мы ходя и отдыхая будем продолжать беседу.

Трифон согласился на это предложение; и мы решились с ним идти в сторону и пришли на среднюю стадию Ксиста, а двое из его спутников ушли от нее, смеясь над нашею ревностью. Когда мы достигли того места, где по обеим сторонам находятся каменные скамейки, то спутники Трифона, севшие по другой стороне, стали разговаривать о бывшей иудейской войне, о которой один из них упомянул.

10. Когда они кончили, я снова начал свою речь к ним.

— Друзья мои, в чем вы упрекаете нас? В том ли, что мы живем не по закону, не обрезываем плоти, подобно вашим предкам, не соблюдаем субботы[1], как вы? Или вы осуждаете нас за нашу жизнь и нравы? То есть, не поверили ли и вы клеветам, будто мы едим плоть человеческую и после пированья гасим свечи и предаемся беззаконным совокуплениям?[2] Или обвиняете нас в том только, что следуем такому учению и держимся мыслей, которые, по вашему мнению, ложны?

— Это последнее удивляет меня, сказал Трифон, — а что касается до клевет, которые многие взносят на вас, они не достойны веры, так как противоречат человеческой природе. Но ваши правила в так называемом Евангелии я нахожу столь великими и удивительными, что, по моему мнению, никто не может исполнить их: я постарался прочитать их. Особенно же вот что смущает нас: вы выставляете благочестие свое и почитаете себя лучшими других, но ничем не отличаетесь от них и не превосходите язычников своею жизнью, — вы не соблюдаете ни праздников, ни суббот, не имеете обрезания, а полагаете свое упование на человека распятого и однако надеетесь получить благо от Бога, не исполняя Его заповедей. Не читал ли ты: «душа, которая не будет обрезана в восьмой день, истребится от рода своего». Эта заповедь простирается и на иноплеменников и на купленных за деньги (Быт. 17:12–14). А вы презрели этот завет вместе с последующими заповедями, и однако стараетесь убедить нас, что знаете Бога, хотя не соблюдаете ни одной из тех обязанностей, которые исполняют боящиеся Бога. Если можешь защититься в этом и показать нам, каким образом вы чего–нибудь надеетесь, когда не соблюдаете закона, то с большим удовольствием мы выслушали бы это от тебя, и тогда можем подобным образом исследовать и прочее.

11. — Не будет никогда и от века не было другого Бога, Трифон, так я начал говорить ему, — кроме Того, который сотворил и устроил все нами видимое; и не иного Бога почитаем нашим, а другого вашим, но признаем одного и того же, который вывел отцов ваших из земли египетской рукою крепкою и мышцею высокою, не на другого кого уповаем (ибо нет другого), кроме того, на которого и вы, — Бога Авраама, Исаака и Иакова. Наша надежда впрочем не чрез Моисея и не чрез закон; иначе не было бы различия между вами и нами. Но я читал. Трифон, что должен быть некогда последний закон и завет крепчайший всех других, который надлежит соблюдать всем людям, желающим получить наследие Божие. Закон, данный на Хориве, есть уже ветхий закон и только для вас, иудеев, а тот, о котором я говорю, — для всех людей вообще; новый закон, положенный над законом, отменяет древнейший, и завет последующий подобным образом уничтожает прежний. Нам дарованы закон вечный и совершенный и завет верный, это — Христос, после которого нет более ни закона, ни постановления или заповеди. Не читал ли того, что говорить Исаия: «послушайте Меня. послушайте. люди Мои, и внемлите Мне, цари: от Меня выйдет закон и суд Мой во свет народов; приближается скоро правда Моя, и явится спасение Мое, и на мышцу Мою будут уповать народы» (Ис. 51:4–5). О том же новом завете Бог говорит чрез Иеремию: «вот придут дни, говорит Господь, и Я сделаю новый завет с домом Израилевым и с домом Иудиным, — не такой, какой положил Я с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской» (Иер. 31:31–32). Итак если Бог предвозвестил, что Он установит новый завет и притом такой, который будет светом для народов, а мы видим и уверены, что именем этого самого распятого Иисуса Христа люди обратились к Богу от идолослужения и другого беззакония, и до смерти пребывают в своем исповедании и сохраняют благочестие; то все могут понять и из самых этих действий и из сопровождающих их чудес, что Он есть новый закон и новый завет и упование тех, которые из всех народов ожидали благодеяний от Бога. И мы, которые приведены к Богу чрез этого распятого Христа, мы — истинный духовный Израиль и род Иуды, Иакова, Исаака и Авраама, который в обрезании получил свидетельство и благословение от Бога за свою веру и был назван отцом многих народов: — как это будет доказано в дальнейшем рассуждении моем.