Каллистяне - Георгий Мартынов

Где сейчас Михаил Михайлович? Жив ли он? Вспоминает ли о нем?..

– Осторожнее, – тихо прибавила Дьеньи, и в узких прорезях ее темных глаз Широкову почудился мелькнувший огонек.

– Кетьр же не летает, – ответил он. – Какая же может быть опасность? А гиселий давно уже не видно.

Они сразу включили полную скорость, опасаясь, что зверь отойдет от звездолета и тогда окажется на снимке слишком мелким. Расстояние в один километр, отделявшее корабль от холма, преодолели за одну минуту.

С близкого расстояния кетьр казался еще более неуклюжим, чем издали. Они хорошо рассмотрели его морщинистую, как у земного слона, голую кожу и странно маленькую плоскую голову.

– Настоящий бронтозавр! – крикнул Широков.

Синяев кивнул головой.

Кетьр, очевидно, услышал. Он поднял голову, и они увидели его злые глаза, так же, как у гиселий, горевшие зеленым огнем.

Опустившись на вершину шара, Широков поспешно снял крылья и взялся за аппарат. Кетьр был виден отсюда как на ладони.

Снимок за снимком Широков использовал всю пленку. Жалеть не приходилось, – такой случай мог никогда не повториться.

– Ну вот и все! – облегченно вздохнул он, щелкнув последний раз затвором и сняв, через телеобъектив, морду зверя. – Жаль, что нет киноаппарата.

Но, оглянувшись, он никого не увидел позади себя. Синяев исчез. Его крылья лежали у люка подъемной машины.

«Пошел за камерой», – обрадовался Широков.

Кетьру, очевидно, надоел корабль. Он медленно повернулся и пошел к лесу, не оборачиваясь.

– Он не считает нас опасными для себя, – сказал Синяев, снова появляясь наверху в сопровождении Ньяньиньга. – Отойди немного!

У него в руках была кинокамера.

Пять минут, пока кетьр не отошел слишком далеко, Синяев непрерывно снимал его.

– Теперь на Земле увидят, как он ходит, – удовлетворенно сказал он. – Жалко, что гисельи не попали на пленку.

– Спасибо! – сказал Ньяньиньг, обнимая Широкова. – Это вы спасли меня.

– Как это вы чуть не прозевали?

– Меня поразило появление кетьра, – пояснил инженер. – Я его никогда раньше не видел.

Они втроем вернулись на холм.

Широков и Синяев еще не были внутри станции. Они с интересом рассматривали внутреннее убранство первого каллистянского дома, увиденного ими не на рисунке. Но обстановка была очень простой и ничего нового для себя, кроме, разумеется, аппаратов бьеньеты, они не увидели.

В доме было три комнаты. Одна из них была жилой, и в ней находились сейчас Вьеньонь и Синьянь. Во второй помещались агрегаты, дающие бьеньетоэнергию, а в третьей – приемные и передающие устройства.

Диегонь попросил Линьга вызвать Каллисто.

Пока устанавливалась связь, а это отнимало около двадцати пяти минут, Ньяньиньг слетал на корабль, и вскоре весь экипаж собрался на станции. Все хотели присутствовать при разговоре.

Пришел ответ. Далекая каллистянская станция запрашивала о здоровье раненых. Там еще не знали о прилете на Сетито корабля Диегоня и думали, что вызывает Линьг.

Диегонь посмотрел на Мьеньоня. Эти два каллистянина удивительно хорошо понимали друг друга. Так и на этот раз Мьеньонь ответил на безмолвный вопрос Диегоня только глазами.

– Да, – сказал Диегонь. – Так будет лучше. Передавайте! – обратился он к Линьгу.

Широков и Синяев подошли ближе. С приемом бьеньет они были уже знакомы, но как осуществлялась передача, они еще не знали.

Перед креслом, в котором сидел Линьг, помещался большой, наклонно расположенный диск, сделанный как будто из черного стекла. Как только Линьг повернул маленькую рукоятку, цвет диска сразу стал синим.

Линьг взял в руку длинную трубочку с шариком на одном конце и металлическим острием на другом. Шарик был прозрачен, и от него отходил тонкий гибкий провод.

Этим острием Линьг стал вычерчивать на диске ломаные линии бьеньеты. Несколько секунд они оставались видны на синей поверхности, потом исчезали. Внутри шарика что-то потрескивало, и временами появлялись вспышки.

Каждую фразу передавали по три раза.

– "Космический корабль, – диктовал Диегонь, – вернулся от Мьеньи. Бьеньета Линьга была нами перехвачена.

Звездолет повернул к Сетито. Оба раненых спасены. Ждем прилета спасательной экспедиции и с нею вместе вылетим на Каллисто. Все члены нашего экипажа здоровы. Диегонь".

Широков ясно представлял себе, какое впечатление произведет эта бьеньетограмма на родине звездоплавателей. Он видел, что Диегонь сильно волновался, его голос заметно дрожал.

Каллистяне не проронили ни слова и не двинулись с места все двадцать пять минут, отделявшие передачу от ответа с Каллисто. И вот, быстро и явно нервно, побежали линии по экрану.

«Спешу передать всем радостную весть, – говорил неизвестный оператор на станции Каллисто. – Приветствуем вас. Благодарим за спасение пострадавших».

Текст бьеньеты прошел по экрану только один раз. Очевидно, передававший ее каллистянин настолько взволновался, что забыл повторить и даже не назвал своего имени.

Почти тотчас же экран засветился снова. Побежали линии.

– «Экипаж звездолета, – читал Линьг, – приветствует героев Вселенной. Гесьянь». Это имя командира корабля, летящего к нам на помощь, – пояснил он.

На спасательном корабле следили за бьеньетами с Сетито и «слышали» разговор Диегоня с Каллисто.

– «Поняли. Ждем вас», – ответил Линьг.

Только погас экран, как Каллисто снова начала передачу.

«Дорогие друзья! – гласила бьеньета. – Рад, что нахожусь на станции и могу первым приветствовать ваше возвращение. Прошу кратко передать: оправдались ли ваши предположения? Нашли ли вы у Мьеньи жизнь? Женьсиньг».

Диегонь снова посмотрел на Мьеньоня и улыбнулся.

– Этого следовало ожидать, – сказал он. – Придется сказать сейчас.

Широков понял, о чем безмолвно договорились Диегонь с Мьеньонем полчаса тому назад. Они хотели не сообщать пока о людях Земли.

– Передавайте! – решительно сказал Диегонь. – «Дорогой друг! Предположения полностью подтвердились. Мы нашли у Мьеньи населенную планету. Ее обитатели во всем подобны нам. Двое из них прилетели с нами, вы их скоро увидите. Обнимаю вас. Диегонь».

Через двадцать пять минут пришел ответ:

«Обнимите от нас дорогих гостей. Еще с большим нетерпением будем ожидать ваш корабль. Женьсиньг».

Почти точно такая же бьеньетограмма немедленно поступила и с борта спасательного звездолета. Из нее выяснилось, что Гесьянь рассчитывал быть на Сетито к завтрашнему утру.

После этого экран окончательно погас.

Приближалась ночь. Все, кроме Синьга и Ресьиня, отправились на корабль. Дьеньи осталась дежурить у постели раненых.

– Я тоже могу остаться, – предложил Широков.